Крюков Федор Дмитриевич
Воин

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Федор Крюков. Накануне. В час предрассветный. Статьи и очерки.
   М.: "АИРО-XXI". 2021 г.
   

Воин

   Пароход пришел в Царицын в десять часов утра, а поезд отходил в три. Было достаточно времени, чтобы осмотреть достопримечательности города.
   Город -- большой, больше других губернских городов, степной, без зелени, с запахом воблы и нефти, пыльный. Достопримечательностей никаких. Одна красавица-Волга, широкая и мелеющая, да голая степь кругом, да горячее солнце в запыленном небе.
   -- Чем замечателен ваш город? -- спрашиваю в рыбном магазине, ожидая сдачу.
   -- Город Царицын-с? -- пожилой приказчик на минуту задумывается. -- Короче всего сказать -- песком-с! Песку у нас -- гибель! Когда ветер подымется, гичь -- ничего не видать. Песчаный дождь называемый по-нашему...
   -- Есть тут у вас иеромонах Илиодор?..
   -- Есть, как же. По газетам знаем. Самому видать не приводилось, но читать -- читал. Есть, есть... Но я до них не интересен: монахи, -- я так замечаю, -- самый вредный диссонанс в жизни... Это -- лодыри называются, работать не хотят. Простой народ действительно привержен к ним, -- надо же к кому-нибудь притулиться...
   Я увидел, что мой собеседник тронут зловредной книжкой или газетой и от простодушной доверчивости уклонился на стезю критицизма. Этому я и приписал равнодушно-пренебрежительный отзыв об иеромонахе Илиодоре, который где-где, а уж в Царицыне-то должен быть популярен, -- так я думал. И когда часа два спустя в вагоне услышал в разговоре это имя, прислушался с особенным вниманием: как-никак, а любопытной представилась мне эта фигура и ее отражение в народном понимании.
   В вагоне было жарко, душно, тесно, а новые пассажиры с необъятными узлами, мешками и корзинками все-таки входили и воевали из-за мест. Сидевший рядом со мной грузный старик в летнем пальто поверх жилетки, с желтым, болезненным лицом, с одышкой, хворым голосом стонал:
   -- Нету местов, господа! Не видите: полон... Проходите в дамскую... Иван, скажи им: не курящий, мол, вагон...
   Молодой парень с местной газетой в руках рассеянно отвечал:
   -- Ничего, ничего... Окошки откроем. Не зима...
   -- Не люблю трубокуров.
   Совокупными усилиями мы все-таки отстояли свои места. Когда поезд тронулся, старик перекрестился и вздохнул с облегчением. Потом успокоенным голосом спросил:
   -- Газеты читал, Иван?
   -- Читал.
   -- Про чего пишут?
   -- Про Лиодора.
   -- Чего же?
   -- Брухается с правителями.
   -- А-а... Ну-ка, дай почитаю. Нехай брухается, -- дело доброе! Нехай не молчит им!.. Нашему брату рта разинуть нельзя, а ему это способно, рогом под бок... Раз брухнет -- другой, -- ан они и сократятся... Все полегче нашему брату...
   Поговорили мы о воинствующем иноке. Слава его и тут, на месте, носила как бы газетно-рекламный характер. Из знаменитых деяний его мои собеседники ничего не могли припомнить, кроме того, что тогда-то "брухнул" (боднул) полицеймейстера, тогда-то богатую купчиху ругнул "при всей публике".
   -- Ты, -- говорит, -- в брульянтах ходишь, а у другого, может, и куска хлеба нет. Модница-негодница!..
   Эта манера обличения весьма одобрялась. Очень ценной представлялась еще одна черта: ходатайство где-то в очень высоких сферах по делам явно-безнадежного характера.
   -- Мужичок один на каторгу был осужден... за изделку фальшивых монет... Ходили к батюшке родные: "Доложи там, святой отец". -- "Доложу", -- говорит... Ему там содружны все эти... князья, графа, придворные... А нашему брату, маленькому человеку, и подай, Господи...
   -- Помимо всего этого безупречной жизни был человек: постник и нестяжатель. Правда, ездил в последнее время в карете, на рысаках, но это уж усердствующие поклонники подарили ему. А монах -- строгой жизни, не чета нынешним.
   -- Нынешние чернецы какие, знаете? Как у Кирилла Александрийского сказано: "В сладостех плотских якожесвинии в тине валяются... Превозносящиеся в помыслах скверных и в празднословии, и в блудных пениях"...
   -- А Лиодор, -- нет, не из таких...
   Меня немножко удивило, что мои собеседники прошли молчанием главную черту этого воинствующего инока, -- его многошумящий патриотический пыл и задор. Может быть, здесь, в этом степном углу, где инородческий элемент ничтожен, он палил по пустому месту. По дирижерскому мановению о. Илиодора и здесь частенько-таки пели гимн, кричали "ура", старались монополизировать "свято-отеческое" усердие и преданность, но для серой толпы было все-таки темно: по какому случаю шум? Понятным и близким и героическим было одно: "брухание" или бодание рогом, "правителей"...
   Главная палата союза архангела Михаила считает за иеромонахом Илиодором "неисчислимые заслуги в пережитые родиной лихие годы крамолы". А синод нашел, что заслуги эти незначительны, в особенности если сравнить с последующей вредоносной деятельностью инока, "возбуждающей население против правительственных чинов"...
   Хотя мнение святых отцов и отдает букетом неблагодарности, но оно ближе к истине, чем велеречивая аттестация палаты архангела Михаила. Илиодор, "по плоти -- донской казак, а по духу -- воин Христов", всегда представлялся одним из тех "лядащеньких" бойцов, которые на станичных улицах его родины во время любительских кулачных схваток бегают сзади сражающихся, кричат, сыплют брань, угрожающе машут руками, но в бой не бросаются. Герои и артисты боя самоотверженно обрекают себя неприятельским ударам, работают кулаками в вихре сражения, сбивают и падают с артистическим, благородным увлечением, без лукавства, без особого ожесточения. Но стоит дрогнуть одной стороне, как в первые ряды победителей выносятся именно эти "вертячие" крикуны, и нет более ревностных, лихих, преисполненных боевым упоением преследователей, как они. Они работают и кулаками, и ногами, бьют лежачих, каблуками пинают и таких повергнутых бойцов, к которым при иных обстоятельствах не дерзнули бы на выстрел приблизиться...
   Таков и инок Илиодор с его патриотическим ратоборством. Он -- один из героев торжествующей современности, славу свою создавших на пинках повергнутым общественным группам, связанным по рукам и ногам национальностям. Пока он упражнял свой воинственный задор только по этой линии, его одобряли, к нему благоволили. Но благоволение-то и испортило его. Слава, как известно, подобна морской воде: чем больше пьешь, тем больше пить хочется. Там, где к национализму и патриотизму относились без особого увлечения, инок Илиодор отклонился в иную сторону, стал "брухаться" с правителями, потрясать основы... Отсюда -- "трагедия"...

"Русские ведомости". No 29. 6 февраля 1911. С. 2.

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru