Крюков Федор Дмитриевич
Новое

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Федор Крюков. Накануне. В час предрассветный. Статьи и очерки.
   М.: "АИРО-XXI". 2021 г.
   

Новое

   Когда заглянешь после значительного промежутка в какой-нибудь знакомый глухой уголок родного края, прежде всего в глаза бросится новое, не похожее на то прежнее, с чем сжилось и свыклось уже представление ушедших годов. И как-то особенно жаль становится старого, умершего или умирающего. Бог весть почему, вдруг близким и родным покажется оно огорченному сердцу, хотя, если беспристрастно взглянуть, никаких преимуществ, никаких особых добродетелей за этой стариной нет... А вот жаль, грустно...
   Чем, например, старая, прелая соломенная крыша с сотнями воробьиных гнезд под застрехой великолепнее вытесняющей ее железной кровли, выкрашенной столь приятно для глаз ярко-зеленой медянкой? Ничем. А сердце грустит о ней и о старых разбойнических походах на застрехе, о варварских разорениях и опустошениях воробьиных гнезд, об упоительном риске оборваться или быть высеченым, -- грустит, вспоминая о милой, прелой соломенной крыше...
   -- Новые хоромы воздвиг, Михей Кононович?
   Знакомый старичок в дубленом тулупе, несмотря на теплый апрельский день, говорит, вздыхая:
   -- Да, вот залез под железо... Сыны захотели. А мне по старому куреню скучно...
   -- Теплей, вероятно, было?
   -- Теплей -- не теплей, а, бывало, под солому-то какой странник попросится ночевать, прохожий человек, про святые места расскажет историю. А ныне поглядишь, стучит под окно какой-нибудь ферт с корзинкой на руке: "Алимонов, пельсинов не возьмете?" А на черта мне их? Я в них сроду вкусу не знаю и не желаю!.. А ночевать-то уж никто и не просится...
   Кажется, не Бог весть какая ценность в этих повествованиях прохожих и странников, а вот когда новая железная крыша отпугнула их, чего-то и не хватает стариковской душе. И раздражающий диссонанс слышится ей в новом, невинном в сущности возгласе прохожего торговца:
   -- Лимоны, пельсины хороши!..
   А новое все-таки неудержимо вторгается в самые тихие, в самые первобытные уголки, вторгается в самых разнообразных видах: и в виде французских каблучков, и в виде рядовой сеялки, новых танцев и потребительской лавки, новых романсов и новых обычаев культурного общежития.
   Например, праздничные визиты. Казалось бы, к чему они там, где все обыватели -- на перечет, все ежечасно встречаются друг с другом и в достаточной мере надоели друг другу? Однако нет: культурный церемониал какими-то путями просочился сюда и выполняется не только с усердием, но даже с увлечением.
   В числе лиц, удостоивших меня на праздниках торжественным посещением, были, кроме духовенства, педагогов, почтмейстера и местных лавочников, также и представители местной полицейской власти. При сем, стражник оказался человеком достаточно просвещенным и передового образа мыслей.
   -- А мы все хотим поблагодарить вас за книжки, -- сказал он после второй рюмки.
   -- За какие книжки?
   -- Да что при обыске взяли у вас. Любопы-ытные книжки!
   Лет пять тому назад, у меня, для порядка, как у бывшего депутата, был произведен обыск. Для порядка же забрали десятка три-четыре книг, некоторые рукописи и черновики. Я полагал, что все это своевременно было приобщено к какому-нибудь делу, а вот неожиданно обнаружилось, что эта конфискованная литература не вышла из пределов местного полицейского стана и уже независимо от моей злой воли служит для ознакомления местных полицейских чинов с идеями, искоренение которых вменяется им в первейшую обязанность.
   -- Хор-рошие книжки! -- крутя головой, говорил стражник. -- Как это там обо всем... ловко!.. Дай Бог им здоровья!..
   Кому им, я, признаться, не понял, но едва ли это положение здоровья направлялось в сторону хозяев положения...
   В числе визитеров был учитель из Вертячихи -- Василий Иванович. В прежние годы это был сугубо-благонамеренный человек. Встретится, бывало, на улице, -- а встречи в нашем месте неизбежны, -- и непременно затеет какое-нибудь нудное политическое препирательство: начнет стыдить младотурок, уличать финляндцев, ругать евреев и думскую оппозицию, -- и все это сердито и с тупой убежденностью. Был смешон он в своих воинствующих потугах. Кажется, имел не раз, в пылу полемики, и неприятности от радикально-настроенных товарищей... Но это не охлаждало его патриотически-обличительного пыла.
   И теперь, когда он после обычных вопросов о здоровье и столичных новостях, перешел к вопросу о студенческих беспорядках, я сразу пал духом: заговорит, -- думаю...
   -- Перекидывается и к нам эта волна, -- сказал Василий Иваныч мрачно.
   -- Куда, -- к вам?
   -- А вот, -- в начальные училища... У меня школа тоже забастовала.
   -- Что вы говорите!
   -- Форменным образом! Собрали сумки ребятишки, помолились Богу и объявили: "Прощевайте, Василь Ваныч! С вами можно бы учиться, а с Анной Ивановной лишь время терять. Батьки до дому велели идти"... Я -- туда, сюда. "Да, что вы, дети! Как это можно?" "Ни-и!.. до дому!".. И ушли.
   -- Кто эта Анна Ивановна?
   -- Попадья. О. Алексея матушка. Он и сам-то, о. Алексей, из семи учебных месяцев, пять не ходит в школу, зайдет, лишь распишется: "8 руб. 33 коп. получил". Больше никаких обязанностей за собой не числит... Я -- церковного происхождения человек и насчет закона Божия не равнодушен, а вот судьба в насмешку такого законоучителя в мою школу послала. Приедет какой-нибудь важный чин в слободу, заглянет в школу. Первым долгом: молитву за Царя? Заповеди? Ученики мои -- ни бе, ни ме... ни в зуб ногой, что называется. Вижу: впечатление скверное создается, для школы и для учителя -- невыгодное. Один генерал посетил так-то и... рассердился. Взял я греха на душу, соврал: "Ваше п-ство, законоучитель пятый месяц болен"... -- Это -- ваша прямая обязанность молитвам научать"... Я же и виноватым оказался... Читал я, как в Думе насчет церковных школ и благодетельной роли духовенства некоторые сановники, пастыри и архипастыри распинались. Раньше я сам то же глаголил, а теперь вижу: одно суесловие и ложь неприкрытая!..
   -- Позвольте, Василий Иванович, вы ведь о забастовке начали.
   -- Забастовка -- через попадью. Тоже в видах более надежного утверждения православия и благонадежности инспектор назначил ее в мою школу помощницей. Сказать по правде, инспектор наш, Купреяныч, человек -- душа, не обидчик, но политику тоже любит. -- "Знаю, что вы -- человек благонамеренный, но для крепости и устойчивости назначаю к вам матушку Анну Ивановну". -- "Слушаю-с".
   Матушка взглянула на дело просто: 20 рублей в месяц -- не щепки, получать можно, а насчет ученья -- нынче зайдет, вильнет хвостом и через полчаса: "Ах, мне некогда!" На другой день, смотришь, записка: "Больна, быть не могу". С учеником каким-нибудь пошлет, а ученик возьмет и прочтет дорогой. -- "Василь Иваныч! что пишет попадья -- больна, то -- брешет: на мельницу поехала, на именины к мельничихе"... А тут слобожане пристают: "Вы, Василий Иваныч, ежели учить наших детей, то учите сами, а с попадьей они ничего не пройдут, лишь время зря проведут да книжки истреплют". -- "Это -- не в моей воле, -- говорю". -- "А не в вашей воле, так мы и детей пускать в школу не будем". Что тут поделаешь?..
   Написал инспектору. Инспектор приехал, стал производить дознание, -- на меня же нажаловалась попадья: я и школу не топлю, я и шпионю за ней... Ну, поверить ей инспектор не поверил в этом, однако в гости к ней ходил и, из гостей пришедши, стал склонять меня к примирению: -- "Помиритесь с попадьей, Василий Иваныч". -- Я с ней не бранился. -- "А все-таки -- помиритесь". -- Слушаю.
   Помирились. Пошло дело по-прежнему, а на третьей неделе поста ребята сложили книжки и тетрадки в свои сумки, помолились Богу и объявили: "Прощевайте, Василь Ваныч! больше не придем"... Вот оно какое дело!..
   Народ нынче иной совсем становится. Ребят уж не уверишь сказкой, рассуждают, как большие. Около больших и так и этак захаживаешь, думаешь внушить хорошую мыслишку из какой-нибудь книжки национального союза, -- нынче нам их шлют, не спрашивая о нашем желании, а деньги вычитывают из аванса... Начнешь этак национальное что-нибудь, а он тебе на это такого гвоздя отрубит, что унеси ты мое горе!.. Все переменилось. Авторитетов не признают. Старый уклад развалился. Ползет какое-то новое отовсюду, а что оно такое, -- и не поймешь. ..

"Русские ведомости". No 93. 24 апр. 1911.

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru