Федор Крюков. Накануне. В час предрассветный. Статьи и очерки.
М.: "АИРО-XXI". 2021 г.
Жертвы дезинфекции
Российскую власть, сколько помнится, достаточно обвиняли в бездеятельности и беззаботности касательно обывательского здравия, в частности мер против холеры. Мне хочется засвидетельствовать как раз обратное: неукоснительную энергию ее в заботах об обывательской безопасности, -- энергию, граничащую почти с членовредительством и угнетающую этого самого обывателя (живущего, кстати сказать, в глухом уголку, обойденном холерой), может быть, не менее самой азиатской гостьи.
Небольшая степная станция Грязе-Царицынской жел. дороги. Кучка пассажиров, -- в их числе и я, -- сидит и позевывает от скуки в ожидании поезда. Коричневая, плоская пустыня кругом; гаснет заря на западе. Просторно и скучно. Единственное развлечение -- "крупный" разговор одного из ожидающих поездов с начальником станции. Спорящий господин -- в старенькой фуражке ведомства народного просвещения. Судя по красноречивым доспехам бедности, по заплатанным костюмчикам детишек, по жалкому, но громоздкому скарбу, надо думать, -- многосемейный учитель начальной школы. Путешествует, очевидно, не по своей воле, а по произволению начальства. Намерен сдать громоздкие вещи товарным тарифом, а в конторе требуют удостоверение врача.
-- Какое вам удостоверение? Я, славу Бога, здоров, даже телесных недостатков не имею, -- горячится учитель.
-- Удостоверение о дезинфекции.
-- Какой дезинфекции? Где ж я его должен взять?
-- У санитарного врача.
-- А где врач? На сто верст кругом фельдшера не найдете.
-- Дело не наше. Товаром хотите отправить? Вот бумага, извольте читать, -- слава Богу, грамотны... Предписание-с! Не-у-кос-ни-тель-но!..
-- Да у нас тут холеры нет и в помине!..
-- Надобности нет. Холеры нет, бумажка есть, -- я обязан исполнить... Долгое, подавленное молчание.
-- Как же быть теперь? -- удрученным голосом спрашивает учитель.
-- Не знаю-с. Сдавайте в багаж. В багаж с удовольствием возьмем,-- там бумаги не требуется. В вагон берите, -- там тоже нет препятствий. А товаром отправлять вибрионы строго воспрещено...
-- Вам шутки! А где же мне багажом такую махину?.. Всего жалованья не хватит. У меня вон детворы-то...
-- И у нас, господин, дети. Кабы не дети, и порядок как-нибудь ослабили... А с детьми, -- нет, опасно...
Поезд пришел и отошел. Учитель с детьми и скарбом остался. С тоской и бессильным недоумением глядел он вслед нам, счастливцам, уходящим в лиловую даль, где тихо угасала заря. Несомненно, что удостоверения о дезинфекции он не достанет, -- нет врачей в этих пустынных местах. Жалко, конечно, бедного учителя, жалко его мелкой детворы, но... Зато как трогательно, что порядок у нас держится твердо и неукоснительно... "У вас, немчура, чистота, а у нас вместо чистоты -- порядок!" -- говорит щедринский "мальчик без штанов" немецкому сверстнику своему в панталонах...
Убедился я, кстати, тут же, что за два десятилетия мы в смысле широты и стремительности противохолерных предприятий ушли далеко вперед. Теперь холерным вибрионам, судя по смыслу министерского распоряжения, предоставлено путешествовать без удостоверения лишь в пассажирских и багажных вагонах. А ведь в 1892 году ее пускали всюду без всяких удостоверений, ибо порядок был помягче: производили дезинфекцию на самих станциях. Помню этот же самый вокзал в знойный летний день. Рой мух, запах карболки и отхожих мест, неистовое храпенье сторожей на грязном полу. Я тоже сидел в ожидании поезда один как перст. Потом пришли три хохла в белых холщовых рубахах и портах, в сапогах по полупуду весом. Сели рядом со мной и, так де как я, погрузились в безмолвное созерцание голых стен. Долго сидели.
Проснулся малый в грязной, точно просмоленной синей блузе. Долго с изумлением оглядывался кругом и скреб голову. Потом встал, зверски зевнул и, лениво передвигая босыми ногами, пошел в угол, где стояла какая-то лохань с зеленым веником. Выдвинул лохань на середину, взял веник и сонным голосом сказал, ни на кого не глядя:
-- Подходи по одному...
Один из хохлов тотчас же встал и задвигал тяжелыми чоботами по направлению к лоханке.
-- Задом становись! -- сказал малый в просмоленной блузе.
С фатальной покорностью хохол повернулся к лоханке той частью штанов, которая в просторечьи зовется "мотней". Малый побрызгал на нее веником, -- бурая, дегтеобразная жидкость стекала с него.
-- Следующий!
С той же фатальной готовностью, без всякой тени колебаний, подошел следующий, подставил мотню, принял окропление и пошел на свое место. Последний, старик с сивыми усами и с оселедцем, вздохнул и с оттенком безропотной грусти сказал:
-- Делай, брат, что закон велит.
И также подставил мотню для обрызгивания.
Я не пошел. Решил протестовать. Но сопротивлению моему не суждено было из пассивного перейти в активное: малый посмотрел на меня молча и выжидательно, потом бросил взгляд на мой костюм и отодвинул лоханку с веником в угол, на прежнее место, предоставив мне развозить вибрионов по лицу родной земли...
С точки зрения удобства для путешествующего российского обывателя и мягкости этот способ преследования холеры, пожалуй, предпочтительнее современного. Но что касается неукоснительного соблюдения порядка, то таковой, как из вышеписанного явствует, мог претерпевать и ущерб вследствие недостаточной настойчивости какого-нибудь малого в просмоленной блузе.