Крюков Федор Дмитриевич
Утописты

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Федор Крюков. Накануне. В час предрассветный. Статьи и очерки.
   М.: "АИРО-XXI". 2021 г.
   

Утописты

   Несомненно, что просвещение полезно только тогда, когда оно носит характер непросвещенный. И задача найти действительные, надежные способы для утверждения прочного водворения такой образовательной системы, при которой грамотность ничем не отличалась бы от безграмотности, недаром волнует патриотические сердца государственных людей, обремененных в настоящий момент попечением о преуспеянии и благе отечества.
   Задача нелегкая, почти утопическая. Тщета усилий, направленных в эту сторону, обнаружена и историей, подтверждается и повседневным опытом: свет, как бы он скуден не был, все-таки способен светить в самой кромешной тьме, и помогает отличить хлеб от камня. Уж на что мало совершенна была тиранская псалтирная учеба Кутейкина с его "аз есмь червь, а не человек", но и в ней Г. И. Успенский отметил явственно выраженную тенденцию превращать "эгоистическое сердце в сердце скорбящее".
   Некоторые утописты (например, деп. Чихачев) предлагают ныне Псалтирь дополнить потешной маршировкой и своеобразным "обществоведением" (нечто в роде энциклопедии морали: в основе -- приведение к одному знаменателю, в качестве орнамента -- назидательные изречения народной мудрости, -- например, "на чужой каравай рот не разевай, а пораньше вставай да свой отдавай", -- и учение о недоимках). Нетвердо ли они уверены в непросвещенной силе и спасительности этой программы, в способности ее закутать деревенский мир от проникновения света? Не было ли бы последовательнее и откровеннее предпочесть милую, старую, испытанную слепоту и безграмотность, -- ту самую, которая твердо хранит "веру в Бога и черта", по Меньшикову. Что может быть спасительнее для отечества этой веры, этой драгоценной "исторической культуры духа"?
   Историческая ценность эта обладает несколько хрупкими свойствами и разрушается (не совсем, конечно, но изрядно) не только от соприкосновения с "анархической" земской школой, но даже не очень прочно держится и в церковной, особенно там, где подвизается какой-нибудь молодой дьякон из семинаристов или "епархиалка". Да что эти школы! Отрава опасного рационализма идет даже и из таких мест, которые ограждены самым бдительным и ревнивым надзором от разрушительного анализа.
   Передо мной -- каракули, выведенные на четвертушке бумаги, разграфленной и поперек, и вкось, -- так, как делается в тетрадях "для чистописания":
   "Ваше Благородия, вот вы научили как мине писать, Ваше благородия я могу читать и писать теперь, я уже сам два писма написал родителям, но так как они знают что я не могу писать им стало это очень удивительно, и я им прописал кто мине научил грамоте. Они были до без конечности рады и сердечно благодарили вас ваше благородие, и я благодарю и благодарю вас ваше благородие, я типеря в надежи что я грамотной и надеюсь что мине никто не обманитнивчем. но только ваше благородия, горе мое что я мало знаю Арифметика, и теперя вы уезжайте. И прочел я книжку о совести что совесть есть сам Господь про которого мы еще не слыхали что есть совесть и я типеря уверен, что совесть есть сам Господь и все учение Господни на земле сводяться к совести и к двум завопедям и я ваше благородие не все разберу своим умом и просим ваше благородие разберите и покажите нам истенный путь нашей жизни. Писал рядовой 5-й роты Димитрий Петров Рома-шев".
   Ромашев обучался не в анархической земской школе, а в роте. Нельзя и мысли допустить, чтобы обучавший его офицер направлял его на путь превратных толкований, офицер, -- я знаю его, -- благонадежный, исполнительный, трезвых взглядов. Обучал он Ромашева не по книжкам Тулупова и Шестакова, за которые прот. Прозоров и г. Меньшиков казнят ротозеев из ведомства просвещения, обязанных быть на страже (неизвестно, почему они умалчивают о главном управлении военно-учебных заведений, рекомендовавшем эти книги в приготовительные классы кадетских корпусов?), а по "Учебнику грамоты для молодых солдат", составленному по распоряжению военного министра. И вот минутный недосмотр за таким грамотеем, и он набрел где-то на книжку "о совести" и уже просит указаний насчет правильного пути жизни, выдирается из дремучего леса, ищет открытых горизонтов. Для отечества в этом ничего кроме беспокойство и неприятных осложнений не предвидится.
   Вот еще письмо от грамотея псалтирного учения, тоже свободного от влияния анархической школы, но уже отравленного тоской по свету,-- единственно в силу знакомства с азбукой, а через нее -- и с прочей печатной бумагой:
    "Жажду чтения да учения а некогда читать нахожу вовремя обеда и вовремя праздника на ходу за скотиной, одыху мало и праздником, и это чтение не улидотворяет мене, -- так есть не хочу, как что-нибудь прочитать, но некогда обдумать и ценить прочитанное, позаимствоваться, взять в голову -- бестолковая работа безо всякой тактики и практики вздохнуть не дает. В чтении все мое утишение и вся моя радость, почитаю -- и горе проходит, целительный пластырь души -- чтение и если бы возможно мне всю страницу доразуводин слог сказать -- и тогда я бы употребил бы все усилия этак читать по страницы доразу, или бы притворить в какой-нибудь горчичный порошок цельный том и я бы безвсякой заминки или промидления проглотил бы, дабы, утолить жажду чтения"...
   Я починил кое-где орфографию, -- вражда к ней у моего любителя книг непримиримая...
   Спрашивается теперь, как можно при наличности таких опасных признаков говорить спокойно, без волнения или горькой скорби о таком постылом предмете, как всеобщее школьное обучение? Что станется с тою спасительною "верой в черта", на которой зиждется вера и в земную, и в загробную власть? Не потревожится ли она? Не родятся ли в стиснутом и тщательно окутанном уме порывы к смутным чаяниям, и от науки "обществоведения", внушающей быть твердым в бедствиях и добровольно умирать с голоду, не заноет ли смирное и трепетное дотоле сердце?.. Не почувствует ли оно смутно, что за стенами похилившейся хатки есть более светлые перспективы, простор, свобода? И не стократ ли раз правы те, кто предпочитает безграмотного крестьянина грамотному?
   Правы, конечно...
   Но что делать? От школы не увернешься. Остается одно: изобрести систему безграмотной грамотности. На национальном жаргоне: "Продолжить историческую культуру духа, как она сложилась в дограмотный период". Центральная ось -- героизм (по командной терминологии потешного унтера: "Ешь глазами начальника! Подбери живот всем средствием!") и "обществоведение" ("На чужой каравай рот не разевай!"...), а сверху -- неослабный надзор за учителем, за школьной литературой и печатью...

"Русские ведомости". No 244. 23 окт. 1910.

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru