Кривенко Сергей Николаевич
На распутьи. Культурные скиты и культурные одиночки. С. Н. Кривенко

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   На распутьи. Культурные скиты и культурные одиночки. С. Н. Кривенко. Спб., 1895 г. Передъ нами чрезвычайно интересная книга, которая прочтется, конечно, каждымъ вдумчивымъ человѣкомъ съ большимъ вниманіемъ. С. Н. Кривенко пытается въ ней сгруппировать факты, касающіеся того броженія, которое замѣчается давно уже среди мыслящей и чувствующей части нашего общества. Броженіе это обусловливается недовольствомъ окружающимъ, критическимъ отношеніемъ къ тому "городскому" дѣлу, которымъ приходится заниматься почти всякому интеллигенту. Проявляется оно въ формѣ стремленія въ деревню -- частью для того, чтобы заняться безгрѣшнымъ физическимъ трудомъ, вдали отъ условностей городской жизни, частью же для того, чтобы на мѣстѣ принести непосредственную пользу той именно средѣ, которая больше всего нуждается въ содѣйствіи и помощи. Въ этихъ отдѣльныхъ попыткахъ очень мало общаго: искатели новыхъ путей плетутся въ разбродъ, каждый своею дорогой, колеблются, сомнѣваются, сворачиваютъ въ сторону и въ самомъ дѣлѣ представляются наблюдателю какъ бы вѣчно пребывающими "на распутьи". Тѣмъ не менѣе, самый фактъ такого броженія, такого исканія новыхъ путей крайне интересенъ и поучителенъ. "Общество, -- говоритъ С. Н. Кривенко,-- всегда должно съ большимъ вниманіемъ относиться къ тѣмъ впечатлительнымъ, нервнымъ натурамъ, которыя, какъ чуткія птицы, предостерегаютъ его отъ опасностей, зовутъ его въ сторону какъ личнаго своего, такъ и общаго спасенія и совершенствованія. Ими слѣдуетъ дорожить нисколько не меньше, чѣмъ и людьми науки, которые, на основаніи точныхъ данныхъ, предсказываютъ послѣдствія извѣстныхъ фактовъ и положеній. Ко всякимъ исканіямъ новыхъ путей слѣдуетъ относиться, прежде всего, съ терпимостью". Такая терпимость, однако, "нисколько не мѣшаетъ и не должна исключать возможности критическаго отношенія къ исканію новыхъ путей и правды". Этими положеніями опредѣляется отношеніе автора къ своей задачѣ, предметъ и цѣль его изслѣдованій. Г. Кривенко подраздѣляетъ всѣхъ интеллигентовъ, ушедшихъ въ деревню, на колонистовъ, учрежденіямъ которыхъ онъ даетъ характерное названіе "культурныхъ скитовъ", и на разбросанныхъ здѣсь и тамъ дѣятелей ("одиночекъ"), стремящихся на свой рискъ и страхъ принести пользу деревнѣ въ самыхъ разнообразныхъ профессіяхъ. Говоря о колонистахъ, г. Кривенко останавливается исключительно "на толстовцахъ" (въ широкомъ смыслѣ слова), то-есть на тѣхъ интеллигентныхъ работникахъ, которые садятся на землю, имѣя въ виду только "личную этику, задачи собственнаго, внутренняго совершенствованія". Такія попытки, судя по приводимымъ авторомъ фактамъ, кончаются всегда неудачно. И неудачи эти объясняются, по мнѣнію г. Кривенко, "во-первыхъ, неясностью стремленій и искусственностью задачъ, во-вторыхъ, личною изломанностью культурныхъ людей и, въ-третьихъ, оторванностью ихъ отъ жизни". Это -- "скиты" въ полномъ смыслѣ слова.
   Удаленіе отъ міра, своеобразное спасеніе души отреченіемъ отъ разныхъ грѣховныхъ "китовъ", піетизмъ, самоанализъ, критицизмъ и т. д. и т. д.,-- все это создаетъ такую умственную и нравственную атмосферу, въ которой задыхаются живые люди и изъ которой они разбѣгаются въ другія мѣста искать новыхъ путей къ личному счастью и духовному перерожденію. Такому бѣгству способствуютъ обыкновенно и экономическія неурядицы колоній, въ которыхъ работаютъ плохо потому, "что нѣтъ охоты работать, а нѣтъ охоты потому, что занимаетъ ихъ другое и труду не придается серьезнаго значенія". Какъ должны мы относиться къ такого рода попыткамъ? Г. Кривенко рѣшаетъ этотъ вопросъ, какъ намъ кажется, вполнѣ правильно. "На дѣятельность человѣка,-- говоритъ онъ,-- можно смотрѣть съ двухъ точекъ зрѣнія: съ личной и общественной". И съ первой толстовцы правы. "Знаю я слова писанія: "когда настанетъ мерзость запустѣнія, то ступайте въ горы", понимаю и значеніе общественныхъ экспериментовъ, и право человѣка устраивать свою жизнь, какъ онъ хочетъ, и болѣе глубокія основанія для этого, и попытку разрѣшить вопросъ о несчастномъ культурномъ пролетаріатѣ, котораго у насъ такъ много". Другое дѣло -- съ общественной точки зрѣнія. Можно думать, что, уходя отъ непосредственнаго своего дѣла, строя келью подъ елью и стремясь къ опрощенію, толстовецъ способствуетъ убыли культурныхъ силъ, отвлекаетъ ихъ отъ другихъ, болѣе насущныхъ и важныхъ задачъ жизни. Но противъ такихъ соображеній можно возразить многое. "Безъ всякаго сомнѣнія,-- говоритъ г. Кривенко,-- есть дѣятельности гораздо болѣе необходимыя и плодотворныя, но развѣ за волосы къ нимъ притащишь людей, и развѣ привлеченные такимъ способомъ могутъ представлять значительную и надежную величину?" Да и, наконецъ, все зависитъ отъ того, что именно мѣняетъ толстовецъ на физическій трудъ и жизнь въ деревнѣ. Счастье найти честное и полезное дѣло достается далеко не всякому: напротивъ, громадное большинство людей прозябаетъ въ городѣ, посвящая свой трудъ сомнительной, а часто и прямо вредной дѣятельности и не находя въ традиціонныхъ формахъ городской жизни никакой живой работы. Неужели человѣкъ, очутившійся въ такомъ положеніи вовсе не по своей винѣ, будетъ неправъ, если, уставъ безплодно бороться, уйдетъ въ деревню? "Въ предѣлахъ одинаковой общественной безполезности или сомнительной полезности они (толстовцы) мѣняютъ только одно положеніе на другое, стремясь при этомъ быть наименѣе вредными обществу -- довольствоваться минимумомъ благъ и жить собственнымъ трудомъ. Хотя до плюса далеко, но, по крайней мѣрѣ, имѣется въ виду уменьшеніе минуса". Таковъ взглядъ г. Кривенко на культурныхъ схимниковъ. Сюда относятся тѣ немногія попытки, злополучную исторію которыхъ разсказываетъ онъ намъ въ первой части своей книги. Однако, авторъ упоминаетъ и о другихъ опытахъ. Онъ говоритъ намъ, что были (въ прежнее время) колонисты, которые "стремились не столько къ личному успокоенію, сколько къ рѣшенію общественныхъ вопросовъ; задавались намѣреніемъ не только доказать возможность и пользу физическаго труда для интеллигенціи, но имѣли и болѣе широкіе замыслы -- произвести рядъ соціальныхъ опытовъ надъ выработкою болѣе раціональнаго и альтруистическаго уклада жизни, съ наименьшею зависимостью и наибольшимъ просторомъ для личности, съ лучшими условіями для развитія ея духовныхъ силъ и приложенія способностей, и думали о примѣненіи этого уклада къ жизни, въ увѣренности, что не только новыя, воспитанныя иначе поколѣнія, но даже наиболѣе неразвитые и плохіе общественные элементы, будучи поставлены въ иныя условія имущественныхъ и другихъ взаимныхъ отношеній, могутъ стать гораздо лучше и дать совсѣмъ иные индивидуальные и общественные результаты". Съ другой стороны, существовали и существуютъ до сихъ поръ колоніи, поставленныя на чисто-практическую ногу; въ нихъ преслѣдуются только экономическія цѣли и такія колоніи, по большей части, процвѣтаютъ. Къ сожалѣнію, на этихъ двухъ послѣднихъ категоріяхъ С. Н. Кривенко вовсе не останавливается, упоминая о нихъ лишь вскользь. Между тѣмъ, изслѣдованіе такого рода попытокъ представляетъ, на нашъ взглядъ, большой интересъ. Переходя ко второй половинѣ книги г. Кривенко, мы должны, прежде всего, замѣтить, что не вполнѣ уяснили себѣ нѣкоторые взгляды автора. Уже въ первой части мы не нашли ясной и опредѣленной формулировки выводовъ, сдѣланныхъ имъ изъ собранныхъ фактовъ; намъ пришлось комбинировать и группировать отдѣльныя его мысли, разбросанныя по всей статьѣ, и только такимъ путемъ могли мы выяснить себѣ его воззрѣнія. Но нѣкоторая расплывчатость мысли и разбросанность изложенія, замѣтныя уже въ первой статьѣ, особенно сильно даютъ себя чувствовать во второй половинѣ книги. Поэтому мы не можемъ ручаться, что вѣрно поняли и точно передаемъ въ дальнѣйшемъ изложеніи ея истинный смыслъ. Въ статьяхъ Культурные одиночки, Исканіе новыхъ путей къ народному просвѣщенію и По поводу культурныхъ одиночекъ идетъ рѣчь "о людяхъ, которыхъ, несмотря на разнаго рода препятствія, все-таки, неудержимо влечетъ въ деревню ихъ мысль и чувство, которые несутъ туда культурную миссію или просто находятъ тамъ личное удовлетвореніе: болѣе простую и совѣстливую жизнь, дѣятельность по душѣ или внутреннее сознаніе исполняемаго долга,-- сознаніе, что поступаютъ они правильно, согласно съ убѣжденіями, и дѣлаютъ нѣчто полезное". Тщательно собирая отдѣльные факты, г. Кривенко знакомитъ насъ, какъ онъ совершенно вѣрно говоритъ, "съ довольно разнообразною и интересною галлереей фигуръ, характеровъ, убѣжденій, задачъ и цѣлей"; въ одномъ, однако, сходятся всѣ эти врачи, техники, агрономы, учителя, адвокаты, учредители артелей и т. д.,-- всѣ они несутъ въ деревенскую тьму "свою душу и свои знанія". Люди эти искренни и дѣятельны, а потому они выгодно выдѣляются изъ инертной, безразличной и пассивной части общества. Если сравнивать ихъ не съ героями, а именно съ этимъ большинствомъ, съ этою толпой, то "врядъ ли кто-нибудь имѣетъ право смотрѣть на нихъ сверху внизъ; тѣмъ болѣе не можетъ смотрѣть на нихъ такъ литература, дѣло которой оцѣнивать явленія по ихъ общественному смыслу и ободрять каждую попытку къ добру". Если результаты дѣятельности культурныхъ одиночекъ были до сихъ поръ самые незначительные, то именно литература должна выяснить причины такихъ неудачъ и средства къ ихъ исправленію. С. Н. Кривенко думаетъ, что причины малой продуктивности такого рода попытокъ "лежатъ, съ одной стороны, во внѣшнихъ неблагопріятныхъ условіяхъ, среди которыхъ культурнымъ одиночкамъ приходится дѣйствовать, а съ другой -- въ условіяхъ внутреннихъ: въ способахъ и пріемахъ дѣйствія, въ выборѣ и направленіи дѣятельностей, въ малочисленности и разрозненности дѣйствующихъ лицъ и въ цѣломъ рядѣ смутныхъ понятій и недоразумѣній, распространенныхъ въ культурномъ обиходѣ". Мы думаемъ, что важнѣе всего (помимо внѣшнихъ неблагопріятныхъ условій) именно послѣднее обстоятельство, а потому на немъ мы и остановимся. Къ сожалѣнію, далеко не всѣ эти недоразумѣнія разъясняются авторомъ. Здѣсь, между прочимъ, мы наталкиваемся на два вопроса, которые необходимо рѣшить для правильнаго сужденія о дѣятельности культурныхъ одиночекъ. Г. Кривенко ставитъ эти вопросы, но, на нашъ взглядъ, не рѣшаетъ ихъ. Рѣчь идетъ, во-первыхъ, "о долгѣ каждаго гражданина участвовать въ общественной жизни страны" и, во-вторыхъ, о значеніи такъ называемыхъ "малыхъ дѣлъ". Но мнѣнію Спенсера, "тотъ, кто не участвуетъ въ общественной жизни страны, обнаруживаетъ одновременно и близорукость, и неблагодарность, и подлость". Успѣхъ всякой реформы зависитъ въ значительной степени отъ тѣхъ общественныхъ элементовъ, которые будутъ проводить ее въ жизнь. "Въ обществѣ съ развитымъ сознаніемъ гражданскихъ потребностей и обязанностей" всякая реформа получитъ на практикѣ такую переработку, которая, выдвинувъ и развивъ ея жизненные элементы, задушитъ и уничтожитъ все то, что можетъ быть вредно и непрогрессивно. Поэтому въ такомъ обществѣ не могло бы возникнуть вопроса: "идти ли въ земскіе въ пальники, въ городскіе головы, въ предсѣдатели и члены земскихъ управъ, по новому положенію, или не ходить?" У насъ же, какъ совершенно правильно говоритъ г. Кривенко, возникаютъ именно эти вопросы. И отвѣтъ на нихъ автора намъ вовсе не ясенъ. Для "общества съ развитымъ сознаніемъ" и т. д. Спенсеръ несомнѣнно правъ; ну, а для нашего общества? Въ чемъ именно должно выражаться наше участіе въ общественной жизни страны? Можемъ ли мы разсчитывать претворить всякую реформу или, для того, чтобы не быть "близорукими, неблагодарными и подлыми, должны идти въ среду чуждыхъ намъ и враждебныхъ элементовъ и рисковать собственнымъ претвореніемъ вовсе не въ желательную сторону? Съ такими же недоразумѣніями встрѣчаемся и по поводу пресловутыхъ "малыхъ дѣлъ". Собственно противъ малыхъ дѣлъ, какъ таковыхъ, никто, конечно, ничего не имѣлъ и не можетъ имѣть. Весь вопросъ въ томъ, что, при существующей въ нашемъ обществѣ путаницѣ понятій и отношеній, малыя дѣла очень часто отрицаютъ большія, идутъ съ ними въ разрѣзъ, и, при самыхъ лучшихъ намѣреніяхъ дѣятелей, даютъ результаты весьма печальные, ничего общаго съ ихъ собственными желаніями неимѣющіе. Вопросъ еще и въ томъ, слѣдуетъ ли въ старые мѣха вливать молодое вино... и на это мы также не находимъ отвѣта у нашего автора. Такимъ образомъ, условія продуктивности и полезности безкорыстной, а потому, конечно, и почтенной дѣятельности культурныхъ одиночекъ, какъ намъ кажется, не вполнѣ выяснены въ книгѣ С. Н. Кривенко. Но объ этомъ почти заставляетъ забывать тотъ обильный и богатый матеріалъ, который онъ даетъ намъ во второй ея части. Можетъ быть, нѣкоторая неясность и неопредѣленность воззрѣній автора зависятъ и отъ тѣхъ условій, въ которыхъ ему приходится высказываться Во всякомъ случаѣ, очерки его чрезвычайно интересны, написаны тепло, живо и свѣтятся тою гуманною мыслью, съ которою авторъ ихъ привыкъ подходить къ дѣйствительности.

"Русская Мысль", кн.VI, 1895

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru