Кривенко Сергей Николаевич
По поводу внутренних вопросов

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
 Ваша оценка:

   

ПО ПОВОДУ ВНУТРЕННИХЪ ВОПРОСОВЪ.

   Во время столпотворенія Вавилонскаго, какъ извѣстно, были смѣшаны языки, такъ что люди перестали вдругъ понимать другъ друга: вмѣсто воды, они подавали другъ другу песокъ, вмѣсто камней глину, и т. п., вслѣдствіе чего и не смогли довести до конца своей гордой затѣи -- башни... Наказаніе это было, однако, не столь ужасно, сравнительно съ настоящимъ, когда оказываются смѣшанными и перепутанными всѣ мысли и понятія, позабыто прошлое и ничего неизвѣстно о будущемъ (а къ этому послѣднему, между тѣмъ, требуется да и желательно, признаться, питать довѣріе). Языкамъ можно было выучиться -- вѣдь они были только смѣшаны, а не отняты и не вывернуты -- и люди, дѣйствительно, имъ скоро выучились, положивши тогда же изучать языки даже не существующихъ народовъ; ну, а мыслямъ выучиться не такъ-то легко, въ особенности, когда въ то же самое время идетъ ожесточенная зоологическая борьба за существованіе, по поводу которой приходится объясняться и считаться. Теперь всѣ отлично понимаютъ другъ друга, но никто никому не довѣряетъ, каждый всѣхъ подозрѣваетъ и поступаетъ какъ-разъ противуположно тому, что видитъ и слышитъ. Не песокъ теперь подается вмѣсто воды, а когда, напримѣръ, одни изъ строителей (по большей части, люди уставшіе, благодушные и вовсе не люди гордыхъ затѣй) говорятъ, пылая патріотизмомъ: "давайте, господа, завершимъ наше великолѣпное зданіе и сдѣлаемъ надъ нимъ приличную нашему положенію крышу", то другіе начинаютъ разбирать это зданіе или, вмѣсто отвѣта, прямо тяпаютъ ихъ полѣномъ по макушкѣ, полагая, что именно это-то и надлежитъ дѣлать патріотамъ, приближаясь къ рубежу XX столѣтія. Когда голодный заявляетъ, что онъ умираетъ съ голоду, то другіе думаютъ, что онъ бѣснуется съ жиру, и многіе находятъ это даже остроумнымъ. На каждомъ шагу и каждый день вы только и слышите: "Что вы дѣлаете, развѣ это можно?! А вы что дѣлаете?! Какъ вы смѣете?! А вы какъ смѣете?! Держи! Бей!" и т. д. И, Боже мой, сколько у насъ этого бою вездѣ!
   Тяжелыя мартовскія событія совершенно пріостановили нашу. Жизнь и выбили ее изъ колеи, въ которую она никакъ не можетъ вернуться: то вскакиваетъ въ нее, то сейчасъ же вновь выскакиваетъ, стучитъ, трясетъ, колотитъ до безпамятства, до потери сознанія. Событія эти подняли со дна житейскаго омута столько грязи и тины, столько затаенной злобы и ненависти, столько глупости, лицемѣрія, насилія и подавленныхъ человѣческихъ слезъ, что порою кажется, будто находишься въ состояніи тяжелаго кошмара и дѣйствительно присутствуешь при какомъ-то столпотвореніи. Состояніе духа самое удрученное. Кошмаръ мучителенъ, порою кажется, что все гніетъ вокругъ и самъ ты загниваешь; чувствуешь, что назрѣваетъ какой-то большой историческій нарывъ и что самъ ты составляешь часть этого нарыва, которая давно уже болитъ и, отболѣвши, будетъ выкинута въ бездонную яму исторіи, откуда не увидишь уже облегченной и повеселѣвшей жизни. А жизнь должна непремѣнно повеселѣть и обновиться. Она -- безсмертная красавица, которая только на время становится старухой. Если даже убѣждаешься въ томъ, что народъ еще цѣлъ и здоровъ, что не проѣлъ его еще порокъ до сердцевины, что и самъ ты еще не въ безнадежномъ положеніи и долженъ еще многое сдѣлать, что разлагаются и. гніютъ пока только старый крѣпостной порядокъ да бюрократизмъ, распустившіе въ борьбѣ за существованіе такой смрадъ, то и это мало утѣшаетъ: вѣдь и помѣщикъ, и чиновникъ -- твои братья и товарищи, съ которыми вы вмѣстѣ ѣли пироги, вмѣстѣ сидѣли на школьной скамейкѣ и бросали жованной бумагой въ лысину учителя латинскаго языка; они еще достаточно сильны, чтобы продолжать нѣкоторое неопредѣленное время свою мучительную историческую агонію; они не пощадятъ въ борьбѣ за жизнь никого -- ни тебя, своего брата и товарища, ни даже родителей и дѣтей своихъ, за всѣхъ будутъ цѣпляться, тащить за собою или даже стараться другихъ спровадить прежде себя; дѣятельность твоя на общественную пользу, по необходимости, должна свестись къ уборкѣ труповъ, заражающихъ жизнь, къ отдѣленію больныхъ отъ здоровыхъ, а это очень тяжело (каково это хоронить чуть ли не заживо близкихъ людей!), въ особенности сознавая, что за ними несомнѣнно должна наступить и твоя очередь, что невидимая, но неумолимая рука исторіи также возьметъ и тебя, подведетъ къ самому краю пропасти и непремѣнно туда сброситъ, если ты окажешься не въ состояніи понять идей своего вѣка и задачъ своего времени и приспособиться къ ихъ требованіямъ; а это чрезвычайно какъ трудно, даже въ отношеніи одного только пониманія историческихъ задачъ, потому что мы привыкли сами задавать жизни свои задачи, полагая, что и звѣздная книга намъ ясна, и говоритъ съ нами морская волна. Акакій Акакіевичъ, поговоривши съ волною, задаетъ исторіи свою задачу, генералъ-маіоръ Отчаянный свою, а мичманъ-Дырка свою. Они думаютъ, что исторія можетъ перемалывать всякіе кирпичи, какіе въ нее ни подкладывай. На то, молъ, она и исторія, а не кофейная мельница. Они думаютъ даже, что и исторію-то создаетъ не кто иной, какъ они сами, своими собственными идеями; поэтому на жизнь и на весь міръ Божій они смотрятъ, какъ на собственную усадьбу, созданную спеціально для ихъ увеселенія, какъ на арену, на которой они нетолько могутъ, но даже призваны играть, веселиться и выкидывать какіе имъ заблагоразсудится курбеты, хотя бы въ этихъ курбетахъ ничего, кромѣ физической силы и глупости, и не обнаруживалось. А когда они могутъ сослаться, что какъ разъ такіе же курбеты выдѣлывалъ и Карлъ Карловичъ въ Берлинѣ, когда они проѣздомъ тамъ были, и практическій англичанинъ въ Лондонѣ, когда наша эскадра туда заходила, то тутъ ужь съ ними совсѣмъ не сговоришь: тутъ и самобытная русская теорія, опирающаяся на устои народнаго духа, и примѣръ западной Европы. Хуже всего то, что, при такомъ порядкѣ вещей, мы не выходимъ и на новую дорогу, и назадъ стыдимся вернуться, а толчемся на мѣстѣ, взаимно поѣдая другъ друга. Вдругъ отъ насъ останутся одни только хвосты на исторической аренѣ? А процессъ разложенія, между тѣмъ, затягивается и раскидывается все шире и шире по русской землѣ и обѣщаетъ длиться такъ долго, что захватитъ, вѣроятно, и народную среду, чему и теперь уже есть несомнѣнные признаки и факты, факты, которые грозятъ разростись, если къ нимъ своевременно не будутъ приложены всѣ усилія, а, разросшись, обѣщаютъ надолго наполнить русскую землю бранью и скорбью. Мы никакъ не можемъ понять, что если современныя экономическія отношенія труда и капитала въ западной Европѣ не выдерживаютъ критики, то это вовсе не значитъ, что нужно возвратиться къ крѣпостному праву или къ переходнымъ отъ него вотчинно-полицейскимъ порядкамъ нѣмецкихъ государствъ, какъ этого желаютъ многіе. Сама современная законодательница -- Пруссія стремится теперь выбраться на новую дорогу. Какъ кн. Бисмаркъ ни двусмысленъ, но онъ всегда прислушивается къ самымъ невнятнымъ шопотамъ новыхъ идей, старается понять ихъ и не иначе, какъ сообразно съ ними отступать, въ боевомъ порядкѣ. Замѣчательно, когда у насъ, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, гр. Орловъ-Давыдовъ, кн. Лобановъ-Ростовскій и другіе петербургскіе дворяне-земцы заговорили впервые о всесословной волости, о которой теперь опять столько толковъ, представивъ свои самостоятельные проекты волостного устройства по нѣмецкому чину, то въ Пруссіи какъ разъ въ это время произведены были измѣненія въ земскомъ положеніи, приближавшія его къ нашему земскому и сельскому положенію, измѣненія, во всякомъ случаѣ, ограничивавшія патримоніальную опеку и расширявшія крестьянскую самостоятельность... Это въ то время, когда мы хлопотали о введеніи того и другого по старымъ нѣмецкимъ образцамъ. Мы никакъ не можемъ понять, что если "парламентарныя формы замѣтно клонятся къ упадку", какъ это говорятъ нѣкоторыя газеты, то это опять таки не значитъ, что нужно вернуться къ римскому гражданскому устройству, средневѣковому абсолютизму или порядкамъ до-петровской Руси, что все это показываетъ только, что нужно искать новыхъ экономическихъ и политическихъ формъ, центромъ которыхъ было бы счастье большинства, счастье всѣхъ и непосредственнѣе всего счастье наиболѣе несчастныхъ, что человѣческая личность, ея права и свобода, ея благополучіе и всестороннее развитіе являются такимъ надежнымъ компасомъ въ темныхъ историческихъ путяхъ, что ими можно смѣло руководствоваться всякому государственному дѣятелю, не боясь ни смѣха, ни проклятій потомства. Сюда-то, въ эту мирную, внутреннюю сторону и должна быть направлена вся работа. Въ этомъ направленіи и должны рѣшаться всѣ вопросы, которые выдвинула исторія и разрѣшенію которыхъ такъ сильно мѣшаетъ тревожное состояніе общества, взаимная вражда и недовѣріе.
   Циркуляръ нашего министерства иностранныхъ дѣлъ къ иностраннымъ державамъ, появившійся немедленно же послѣ ужаснаго событія 1-го марта и возвѣстившій, что нынѣ царствующій Государь Императоръ желаетъ мира съ сосѣдями и думаетъ не о внѣшней политикѣ, а "посвятитъ Себя прежде всего дѣлу государственнаго развитія, тѣсно связаннаго съ успѣхами гражданственности и съ вопросами экономическими и соціальными, составляющими нынѣ предметъ особой заботливости всѣхъ правительствъ", нетолько успокоилъ европейскія дипломатическія сферы и биржи (курсъ нашъ тогда сталъ подниматься), но и намъ далъ надежду, что мы скоро выйдемъ на настоящую дорогу и приступимъ къ серьёзной и трудной работѣ. Работы этой накопилось великое множество. Сразу даже трудно разобраться въ массѣ вопросовъ, которые возникли за послѣдніе годы. Извольте разбираться въ слѣдующей кучѣ: искорененіе крамолы, искорененіе административныхъ хищеній, искорененіе (однихъ искорененій что!) жучка, саранчи, филоксеры; паденіе рубля, преобразованіе государственнаго банка и всей финансовой системы вообще, оказавшейся неудовлетворительною; неудача послѣдняго займа и вопросъ о томъ -- какъ сдѣлать новые займы болѣе удачными; вопросъ о голодовкахъ, ихъ причинахъ и мѣрахъ противъ нихъ; сложеніе выкупныхъ платежей, сокращеніе расходовъ, преобразованіе губернскихъ и уѣздныхъ по крестьянскимъ дѣламъ присутствій; вопросъ о крестьянскомъ устройствѣ вообще и мелкой земской единицѣ (всесословной волости, уѣздѣ, приходѣ); пересмотръ общихъ губернскихъ учрежденій и ихъ отношеній къ земскимъ и городскимъ управленіямъ; согласованіе новыхъ генералъ-губернаторскихъ должностей съ общими государственными учрежденіями; мелкій поземельный кредитъ; вопросы о недостаточности надѣловъ, переселеніяхъ, отдачи въ аренду казенныхъ оброчныхъ статей и продажѣ земель казенныхъ и частныхъ для урегулированія поземельныхъ отношеній; введеніе гипотеки и пересмотръ порядка укрѣпленія правъ на недвижимое имущество; вопросъ объ общинѣ и правахъ крестьянскаго личнаго землевладѣнія; пересмотръ уголовнаго законодательства и административныхъ мѣръ; совѣтъ 25 при г. с.-петербургскомъ градоначальникѣ; комиссія для упорядоченія чрезвычайныхъ мѣръ; преобразованіе полиціи и уничтоженіе института урядниковъ; сенаторскія ревизіи; упрощеніе канцелярскаго дѣлопроизводства; преобразованія въ военномъ вѣдомствѣ, въ направленіи разныхъ сокращеній, и вопросъ о преобразованіи военныхъ гимназій; публичныя работы и мѣры для улучшенія народнаго труда вообще; пересмотръ фабричнаго законодательства и страхованіе рабочихъ; прекращеніе продажи казенныхъ земель въ частныя руки; джутовый мѣшокъ; дифтеритъ; сибирская язва; пожары; вопросы о казенныхъ заводахъ, судостроеніи, субсидированныхъ желѣзныхъ дорогахъ и т. д.; вопросъ объ университетахъ, классическихъ гимназіяхъ и народныхъ школахъ; податной вопросъ, паспортный, раскольничій, сектантскій и т. д., и т. д. Тюкъ этотъ сразу не поднять даже Геркулесу. Лѣнивый чиновникъ постоянно откладывалъ всѣ эти вопросы подъ зеленое сукно. Время ставило ихъ, великая крестьянская реформа генетически связывала ихъ между собою, напоминая постоянно, что рѣшеніе ихъ необходимо для ея законченности, а чиновникъ, довольный самъ собой, своимъ обѣдомъ и женой, клалъ ихъ подъ сукно. Можетъ быть, и весь кавардакъ-то жизни есть слѣдствіе отсрочки разныхъ входящихъ и исходящихъ номеровъ требованій, которыя предъявляла жизнь. "Подушная подать стоитъ на очереди, пищитъ бывало литература: -- желательно, чтобы тѣ сферы, которымъ это вѣдать надлежитъ, обратили бы свое просвѣщенное вниманіе"... "Подождетъ! отвѣчаетъ чиновникъ:-- "вотъ податная комиссія избираетъ субкомиссію, которая отправляется на лѣто заграницу, чтобы написать XV т. трудовъ" и т. д. "Паспортная система, выкрикиваетъ опять литература:-- "выкупные платежи", "народное образованіе" и т. д. "Подождутъ! опять отвѣчаетъ чиновникъ: -- эка имъ загорѣлось; когда здѣсь до смерти некогда -- обсуждается вопросъ о столовыхъ и командировочныхъ деньгахъ, а они съ народнымъ образованіемъ! Нечего сказать, нашли время..." По всей вѣроятности, говорю я, такое отношеніе къ насущнымъ вопросамъ жизни и создало настоящее запутанное положеніе вещей. Но кто же, говорю я, подниметъ эту гору вопросовъ, и кто разрѣшитъ ихъ болѣе или менѣе цѣлесообразно, безпристрастно и близко къ истинѣ? Господа чиновники, конечно, возьмутся и поднять, и разрѣшить всѣ затрудненія, въ особенности если будутъ образованы спеціальныя комиссіи съ прибавкою разъѣздныхъ или какихъ-либо иныхъ небольшихъ суммъ; но какъ они разрѣшатъ эти вопросы -- еще неизвѣстно. Можетъ быть, все дѣло ограничится только пыхтѣньемъ и новою отсрочкою, а можетъ быть послѣдуетъ и такое рѣшеніе, которое будетъ хуже всякихъ отсрочекъ, и дѣйствительность сейчасъ же завопіетъ о кассаціи?! Такіе примѣры бывали у насъ въ немаломъ количествѣ. Конечно, самое лучшее было бы сообразовать рѣшеніе каждаго вопроса съ мнѣніемъ близко заинтересованныхъ въ немъ сторонъ; но самая мысль объ этомъ считается у насъ уже предосудительною и допускается только въ очень исключительныхъ случаяхъ и самыхъ небольшихъ размѣрахъ.-- Затѣмъ, могло бы быть полезно, за отсутствіемъ мнѣній непосредственно заинтересованныхъ людей, и въ особенности по вопросамъ болѣе или менѣе общаго свойства, и мнѣніе знающихъ и компетентныхъ людей, а равно и мнѣніе литературы, въ которой также иногда встрѣчаются нѣкоторыя знанія и нѣкоторыя, не лишенныя интереса мнѣнія, и путемъ которой нерѣдко высказываются очень компетентные люди. Польза этого также отчасти признается, но далеко не по всѣмъ вопросамъ и далеко не въ надлежащихъ размѣрахъ. Замѣчательно, между прочимъ, что литература наша за послѣднее время какъ-то и не разсматриваетъ накопившихся вопросовъ -- точно она подавлена ихъ неожиданнымъ наплывомъ, а если и разсматриваетъ, то какъ-то поверхностно, мимоходомъ, точно схватитъ, немного послюнитъ, да и броситъ, чтобы взяться за что-нибудь другое. Положеніе литературы, при обсужденіи внутреннихъ вопросовъ, и всегда у насъ было довольно ненормально, а теперь и вовсе печально. Она, волею-неволею и во что бы то ни стало, обязана говорить о жизни и дѣйствительности, публика требуетъ, чтобы она непремѣнно говорила о злобѣ дня, объясняя и направляя ее къ извѣстнымъ общественнымъ идеаламъ, вынесеннымъ изъ изученія исторіи и цивилизаціи, идеаламъ, часто выстраданнымъ глубочайшими человѣческими муками и страданіями, между тѣмъ, о чемъ же она будетъ говорить и какой изъ этого можетъ выйдти толкъ? Одного она не знаетъ, другого не можетъ касаться, третьяго можетъ касаться, но съ осторожностью, четвертаго совсѣмъ не понимаетъ, а если пойметъ и разъяснитъ какъ дважды-два четыре, то изъ этого часто ровно ничего не выходитъ. Эти безплодныя разъясненія до такой степени надоѣли, до такой степени обезсиливаютъ мысль и обращаютъ писательство въ переливаніе изъ пустого въ порожнее, что очень часто нѣтъ никакой охоты писать и приходится завидовать тѣмъ, кто можетъ молчать. Сколько лѣтъ мы совершенно безплодно писали о подушной подати и доказывали ея несоотвѣтствіе съ духомъ реформъ прошлаго царствованія, ея тягость и несостоятельность. Сколько лѣтъ мы съ ясностью Божьяго дня доказывали вредъ и нецѣлесообразность соляного налога, неоднократно бросая этотъ вопросъ, за окончательнымъ и безъапелляціоннымъ его уясненіемъ, и снова возвращаясь къ нему; между тѣмъ, не стань во главѣ министерства финансовъ человѣкъ, также не сочувствующій соляному налогу, и не поспѣши его уничтожить въ нѣсколько дней, то мы, вѣроятно, и до сихъ поръ продолжали бы свою докучную сказку. Но каково же это употреблять одни и тѣ же доводы, одни и тѣ же слова и цифры въ теченіи 10--20 лѣтъ! каково это себя чувствовать не среди живого общества, а словно на кладбищѣ или посреди верстовыхъ столбовъ, которые тебя не слушаютъ! Вамъ часто приходитъ на мысль: ужь нужны ли вы кому-нибудь? представляете ли собою нѣчто такое, что имѣетъ живую органическую связь съ жизнью и цивилизаціей и потому имѣетъ право на мѣсто въ жизни? Не сводится ли ваша литературная дѣятельность, съ которою вы связываете всѣ лучшіе свои помыслы, которой приносите годы труда и очень большія жертвы и которую такъ высоко ставите, къ показыванію панорамъ города Парижа, къ продажѣ "счастья планетъ", къ игрѣ на шарманкѣ, къ доставленію обществу удовольствія своею болтовней и пересказомъ новостей дня? Можетъ быть, на васъ такъ и смотрятъ, такъ и оцѣниваютъ васъ? Но кто же эти великаны, которые такъ на васъ смотрятъ, и гдѣ они? Какими такими интересами живутъ они и какими идеями руководятся? Учились ли они и учатся ли чему-нибудь, знаютъ ли что-нибудь? Вы чувствуете на плечахъ десятки лѣтъ упорнаго подготовительнаго труда, слѣдите за европейскимъ умственнымъ движеніемъ, видите, что къ вамъ примыкаютъ люди науки, изслѣдователи, изобрѣтатели, профессура, къ какимъ бы партіямъ и оттѣнкамъ она ни принадлежала, и т. д. Но положеніе ваше отъ этого не становится ни на одну іоту лучше, а даже ухудшается тяжелымъ сознаніемъ этого положенія. Вамъ, правда, остаются нѣкоторыя утѣшенія: работать, напримѣръ, для потомства, вспоминать пословицу, что и капля долбитъ камень, уподоблять себя этой каплѣ и черпать отсюда энергію для дальнѣйшей дѣятельности, вспоминать хоть отмѣну соляного налога, котораго вы, наконецъ, дождались, благодаря тому, что рѣшать его пришлось человѣку, который въ то время, какъ другіе не хотѣли васъ знать, несомнѣнно читалъ ваши статьи или слѣдилъ за вопросомъ по европейской литературѣ, то есть пилъ изъ одного съ вами источника... Но согласитесь, что все это весьма мало-утѣшительно и вовсе не означаетъ вашего участія въ жизни. Вотъ и теперь: вопросовъ стоитъ на очереди великое множество, вамъ хочется писать чуть ли не обо всѣхъ нихъ, а чей-то голосъ шепчетъ: "никакого толку изъ писанія вашего не выйдетъ, пишите не пишите -- все равно вопросы будутъ рѣшены безъ васъ"; къ этому присоединяются въ великомъ множествѣ затрудненія чисто практическаго свойства: вы не знаете, напримѣръ, ни положенія, ни направленія вопроса, что же вы будете о немъ говорить? Чтобы не далеко ходить, возьмемъ нѣсколько ближайшихъ примѣровъ. Всѣ знаютъ о неудовлетворительномъ положеніи нашего денежнаго обращенія, нашего пресловутаго рубля и всѣ интересуются преобразованіемъ государственнаго банка и всей финансовой системы, преобразованіемъ, которое стоитъ на очереди и не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію; между тѣмъ, что же мы можемъ писать по этому поводу? Вотъ мы и читаемъ въ газетахъ слѣдующія неопредѣленно-опредѣленныя свѣдѣнія: "Въ здѣшнемъ финансовомъ мірѣ, по свѣдѣніямъ "Биржевыхъ Вѣдомостей", держится устойчиво слухъ о какомъ-то новомъ грандіозномъ проэктѣ управляющаго министерствомъ финансовъ, тайнаго совѣтника H. X. Бунге, который въ весьма непродолжительномъ времени долженъ быть внесенъ на разсмотрѣніе государственнаго совѣта.
   
   Суть самаго проэкта, говоритъ газета, въ точности никому неизвѣстна; одни говорятъ, что въ немъ заключается новѣйшій планъ возстановленія металлическаго денежнаго обращенія въ, Россіи; другіе разсказываютъ, что въ проэктѣ самымъ тщательнымъ образомъ разработаны мѣры къ усиленному погашенію кредитныхъ билетовъ; третьи полагаютъ, что проектъ занимается подоходнымъ налогомъ и указываетъ способы осуществленія давно предполагаемаго сокращенія бюджетныхъ расходовъ; четвертые увѣряютъ, что все дѣло ограничивается проэктомъ преобразованія государственнаго банка. Въ одномъ, однако, всѣ согласны, что какой-то проэктъ существуетъ, о немъ говорятъ въ биржевыхъ сферахъ и здѣсь, и за-границею, отъ него ожидаютъ чуть не благъ небесныхъ.
   
   Биржевая газета полагаетъ, что всѣ эти слухи только отголосокъ давно затаенныхъ желаній, существеннаго же основанія никакого не имѣютъ". ("Новое Время" No 1911).
   
   Поняли что-нибудь или ничего не поняли? Черезъ нѣсколько дней "Порядокъ" сообщилъ уже болѣе опредѣленное извѣстіе, что подготовляется, будто бы, преобразованіе государственнаго банка по образцу англійскаго банка. Обрадовавшись первымъ контурамъ этой опредѣленности, газеты поспѣшили написать передовыя статьи и разсужденія о выгодахъ и невыгодахъ англійской банковой системы. Но вотъ, по наведеннымъ "Голосомъ" справкамъ, оказалось, что самое извѣстіе, сообщенное "Порядкомъ", о преобразованіи банка, оказалось невѣрнымъ и, во всякомъ случаѣ, преждевременнымъ. Положительно же извѣстно только, что "въ настоящее время, въ сферѣ этого рода вопросовъ, главною заботою нашей финансовой администраціи служитъ подготовка устройства такой системы денежнаго обращенія, при которой на нашихъ внутреннихъ рынкахъ могла бы появиться на ряду съ кредитными билетами и звонкая монета, давно уже исчезнувшая изъ нашего денежнаго обращенія" (Ib. No 1924).
   Поняли, наконецъ, что-нибудь или опять ничего не поняли? спрашиваю я, зная, что каждый будетъ винить за такія свѣдѣнія газеты, не имѣя на то ни малѣйшаго права. Не менѣе финансовыхъ преобразованій интересуется общество судьбою нашего воспитанія, о которомъ было столько толковъ и споровъ, изъ-за котораго пролито столько родительскихъ и дѣтскихъ слезъ и которое не далѣе, какъ въ прошломъ году, обѣщало сдѣлать нѣкоторыя уступки общественному мнѣнію. Всѣ помнятъ, какъ общество привѣтствовало отставку гр. Толстого; всѣ знаютъ также, что оно питаетъ въ этомъ направленіи надежды и на барона Николаи... Между тѣмъ, газеты опять не могутъ сообщить ничего опредѣленнаго и по этому поводу. Наводя справки въ высшихъ сферахъ, получая свѣдѣнія изъ источниковъ вполнѣ достовѣрныхъ и компетентныхъ, ловя на лету каждое самомалѣйшее извѣстіе, онѣ могутъ пока сообщать публикѣ только свѣдѣнія, въ родѣ слѣдующихъ: Находясь въ Москвѣ, "г. министръ народнаго просвѣщенія, баронъ Николаи, при пріемѣ 2-го іюня гг. директоровъ и инспекторовъ московскихъ гимназій, высказалъ, между прочимъ, что общество наше перестало возражать противъ классической системы гимназическаго образованія, недовольство этой системой улеглось, перемѣнять ее нѣтъ надобности; программа нашихъ гимназій не обширна -- она меньше программы западноевропейскихъ среднихъ учебныхъ заведеній и потому съуживать ее нѣтъ основанія. Но и при необширной программѣ, можно, по мнѣнію г. министра, излишне затруднять учениковъ, задавая имъ на каждый день много уроковъ. Г. министръ выразилъ увѣренность, что успѣшность въ занятіяхъ учениковъ, при существующей программѣ, будетъ зависѣть отъ дружной дѣятельности педагогическаго состава. Въ сентябрѣ мѣсяцѣ г. министръ, по словамъ "Русскихъ Вѣдомостей", обѣщалъ опять прибыть въ Москву, чтобы ближе ознакомиться съ здѣшними гимназіями". (Hob. Время", No 1,893). Или: мы передали вчера "бесѣду путешествующаго для обозрѣнія учебныхъ заведеній министра народнаго просвѣщенія съ учебнымъ персоналомъ казанскихъ гимназій. Г. министръ высказалъ, между прочимъ, что онъ лично желалъ бы установить единообразіе въ программахъ классическихъ гимназій и реальныхъ улилищъ, по крайней мѣрѣ, до пятаго класса. Для достиженія этого единообразія предполагается введеніе въ программы тѣхъ и другихъ заведеній латинскаго языка со второго класса и греческаго въ классическихъ гимназіяхъ съ пятаго, а не съ третьяго, какъ теперь. Такимъ образомъ, до пятаго класса воспитанники получатъ возможность переходить изъ одного заведенія въ другое и, вмѣстѣ съ тѣмъ, получатъ въ высшія учебныя заведенія доступъ, который для воспитанниковъ реальныхъ училищъ закрытъ. Еще полнѣе, хотя нѣсколько въ другомъ смыслѣ, высказался г. министръ по тому же предмету представлявшейся ему въ Саратовѣ депутаціи отъ родителей дѣтей, обучающихся въ училищѣ, ходатайствовавшей о расширеніи правъ реальныхъ училищъ. Въ отвѣтъ на изложенную передъ нимъ просьбу депутатовъ, управляющій министерствомъ народнаго просвѣщенія высказалъ, какъ передаютъ газеты, что это желаніе общества есть и его давнишнее желаніе. Что касается вопроса, скоро ли можно разсчитывать на осуществленіе этихъ обоихъ желаній, то есть на дозволеніе доступа для учениковъ реальныхъ училищъ въ университеты, то министръ высказалъ, что въ настоящее время особою комиссіей разработываются два проэкта о преобразованіи реальныхъ училищъ: по одному изъ нихъ, часть такихъ училищъ должна приблизиться къ типу прежнихъ реальныхъ гимназій съ однимъ латинскимъ языкомъ, и учащимся въ нихъ будетъ предоставленъ доступъ на нѣкоторые, именно медицинскій, естественный и физико-математическій факультеты. По другому проэкту, часть реальныхъ училищъ будетъ болѣе приближена къ профессіональнымъ заведеніямъ съ законченнымъ восьмилѣтнимъ курсомъ. Хотя и на этотъ разъ министръ оговорился, что эти его слова не слѣдуетъ принимать за непреложныя, но все-таки нѣтъ сомнѣнія, что слова его подѣйствуютъ на общество успокоительно, и тысячи отцовъ и матерей дѣтей, попавшихъ по тѣмъ или другимъ причинамъ въ реальное училище, вздохнутъ, наконецъ, свободно". (Ib., 24-го іюня).
   Опредѣленно ли и достовѣрно ли все это? опять повторяю я, желая отъ всей души, чтобы тысячи людей вздохнули свободнѣе, но невольно сомнѣваясь въ этомъ, въ противоположность газетѣ, желающей, очевидно, неопредѣленность свѣдѣній замѣнить лучше надеждами на будущее, ч 23;мъ тяжелымъ чувствомъ сомнѣнія и неизвѣстности... Дѣло извѣстное, что, при неизвѣстности положенія, гораздо пріятнѣе предполагать, что все идетъ къ лучшему въ этомъ наилучшемъ изъ міровъ. Надежда есть кроткая посланница небесъ. Мнѣ же вотъ почему-то кажется, что трудновато достигнуть удовлетворенія рѣшительно всѣхъ, какъ не многочисленныхъ поборниковъ классицизма, такъ и многочисленныхъ его противниковъ, такою вещью, какъ однообразная программа до V класса и... Впрочемъ, при такой неопредѣленности данныхъ, мы не имѣемъ права дѣлать никакихъ заключеній, чтобы не стать въ неловкое положеніе безосновательнаго пессимизма. Идемъ поэтому далѣе.
   Въ началѣ іюня, какъ извѣстно, начались засѣданія особой комиссіи по пониженію выкупныхъ платежей. Что же мы знаемъ и что можемъ сообщить о дѣятельности этой комиссіи? Газеты сообщали (опять по слухамъ, конечно), что существовало, повидимому, намѣреніе воспользоваться пребываніемъ въ Петербургѣ экспертовъ, вызванныхъ въ комиссію, чтобы предложить имъ для обсужденія, сверхъ спеціальнаго предмета, для котораго они вызваны, и нѣкоторые другіе вопросы, "касающіеся положенія крестьянъ". Назывались даже и самые вопросы: 1) Можно ли, при современномъ положеніи страны, признать временно компетентность за волостными правленіями, дозволивъ имъ, въ особо важныхъ случаяхъ, сноситься, по дѣламъ мѣстныхъ нуждъ, непосредственно съ губернаторами, обходя тѣ административныя инстанціи, которыя находятся въ настоящее время въ непосредственномъ соприкосновеніи съ сельскими властями? 2) Нужно ли нѣкоторое преобразованіе быта сельскаго духовенства, соотвѣтственно заявленіямъ крестьянъ и въ видахъ обезпеченія имѣютъ чрезмѣрныхъ поборовъ за церковныя требы, которыя часто вызываютъ нареканія населенія и дискредитируютъ духовенство въ глазахъ народа? 3) Слѣдуетъ ли признать вреднымъ для сельскаго населенія отдачу въ аренду помѣщичьихъ земель по частямъ различнымъ коммерсантамъ, имѣющимъ часто въ виду, главнымъ образомъ, эксплуатацію крестьянъ? Наконецъ, 4) слѣдуетъ ли воспретить кабаки въ деревняхъ и селахъ, имѣющихъ менѣе ста жилыхъ дворовъ, и не нужно ли ограничить ихъ число до извѣстнаго minimum'а, въ виду неоспоримаго зла, приносимаго ими крестьянамъ, и подрыва ихъ экономическаго быта? причемъ, однако, предлагается принять во вниманіе, что означенное ограниченіе ихъ не должно идти въ ущербъ правительству, которое, какъ извѣстно, имѣетъ свой главный доходъ съ акциза. ("Страна") Вопросы -- если и не самые важные, то и немаловажные; но предлагались ли они дѣйствительно и обсуждались ли -- неизвѣстно. Мы знаемъ о комиссіи только слѣдующее и весьма немногое: вошли въ нее три министра -- внутреннихъ дѣлъ, финансовъ и государственныхъ имуществъ -- и 12 экспертовъ (кѣмъ выбранныхъ и приглашенныхъ -- не знаемъ), въ числѣ которыхъ были три предводителя дворянства, четыре предсѣдателя губернскихъ земскихъ управъ, два гласные губернскаго земскаго собранія, предсѣдатель московскаго общества сельскаго хозяйства и два землевладѣльца. Мужика не было приглашено ни единаго, хотя дѣло обсуждалось самое что ни на есть мужицкое. Эксперты призваны были не по территоріямъ, чтобы имѣть представителей со всѣхъ концовъ отечества (Москва имѣла цѣлыхъ четырехъ представителей, а многія обширныя области -- ни одного), а, повидимому, по направленіямъ мыслей, давая московскимъ мыслямъ предпочтеніе передъ всѣми остальными. Имена экспертовъ -- все имена болѣе или менѣе извѣстныя: ст. сов. Д. М. Наумовъ (предсѣд. моск. губ. земск. упр.), Д. Ѳ. Самаринъ (моск. губ. гласный и братъ Ю. Ѳ. Самарина), кн. А. А. Щербатовъ (ex-голова московскій), д. с. с. B. В. Калачевъ (яросл. губ. предв. дв.), т. с. Г. П. Балаганъ (черниговскій помѣщикъ), с. с. З. И. Бекарюковъ (предо, харьк. губ. з. упр.), колл. секр. Н. П. Оленинъ (предс. твер. губ. з. упр), кн. А. И. Васильчиковъ (землевладѣлецъ нѣсколькихъ губерній и болѣе всего авторъ нѣсколькихъ общеизвѣстныхъ сочиненій), д. с. с. О. М. Дмитріевъ (сызранск. предвод. дв., а нынѣ попечитель с.-петербургскаго учебн. округа), с. с. А. Д. Дашковъ (предс. уфимск. губ. з. упр.), д. с. с. Шатиловъ (предс. моск. общ. с. хоз.) и Н. П. Колюпановъ (ветлужскій предв. дв.). Кн. Васильчиковъ, послѣ нѣсколькихъ засѣданій, счелъ почему-то (?) болѣе удобнымъ попросить объ увольненіи и вышелъ изъ состава комиссіи, о чемъ, конечно, можно было только пожалѣть, потому что онъ, какъ мы ни несогласны съ нѣкоторыми его воззрѣніями, все-таки человѣкъ несомнѣнно просвѣщенный... Затѣмъ, слѣдовали въ газетахъ лаконическія извѣстія: "комиссія, по слухамъ, дѣятельно занимается рѣшеніемъ вопросовъ"; "комиссія, говорятъ, скоро покончитъ свои работы"; эксперты, какъ слышно, соскучились и, въ виду замедленія назначенія засѣданій, говорятъ, обратились "въ министерство внутреннихъ дѣлъ съ просьбою объ ускореніи оныхъ, такъ какъ продолжительное пребываніе въ столицѣ, отрывающее ихъ отъ своихъ мѣстныхъ дѣлъ, можетъ отозваться неблагопріятно на послѣднихъ"; просьба ихъ, какъ передавали "Московскому Телеграфу", была уважена и разработка вопросовъ ускорена ("Страна", No 73); сегодня происходитъ засѣданіе комиссіи, которое, "какъ слышно, должно-было быть послѣднимъ, и уже завтра нѣкоторые изъ земскихъ экспертовъ предполагаютъ покинуть Петербургъ, спѣша возвратиться въ деревню къ своимъ дѣламъ" ("Новое Время", 30-го іюня). И все это "по слухамъ", "какъ слышно", "говорятъ" ит. п. Были также слухи, что эксперты собирались, сверхъ общихъ, еще въ отдѣльныя засѣданія подъ предсѣдательствомъ предсѣдателя петербургской губернской земской управы Горчакова, но что это были за засѣданія -- предварительно-совѣщательныя или какія иныя -- неизвѣстно. "Голосу" передавали, что "къ 9-ти миля., рублей, первоначально ассигнованнымъ на уменьшеніе выкупныхъ платежей, прибавлены будутъ еще три", а "Новое Время" слышало, что это только предлагается комиссіей, въ видѣ проэкта (No 1903). Вотъ и все. Наконецъ, засѣданія комиссіи были окончены и комиссія закрылась, передавъ правительству какіе-то два проэкта (?), такъ какъ она раздѣлилась на двѣ фракціи -- изъ 7-ми и 5-ти членовъ ("Новое Время", No 1920). Самое извѣстіе о закрытіи комиссіи было, кажется, заимствовано газетами изъ "Agence Russe", а о содержаніи и существѣ докладовъ онѣ, конечно, ничего не знаютъ, высказывая только обычное "надо надѣяться, что оба проэкта будутъ напечатаны". Будемъ и мы надѣяться, а пока ни о результатахъ, ни о дѣятельности комиссіи мы ничего сообщить не можемъ читателю, а, слѣдовательно, не можемъ высказать о нихъ и своего мнѣнія. Какое такое мнѣніе и что такое мы можемъ высказывать, когда не знаемъ ни сущности, ни даже характера и направленія работъ комиссіи? Остается говорить развѣ только о томъ: какъ газеты почти каждый день распространялись, что все русское общество, въ виду важности затронутыхъ и рѣшаемыхъ вопросовъ, заинтересовано работами комиссіи; какъ онѣ сожалѣли о недоступности ея засѣданій для гласности, которая не разъ оказывала услуги государству, напримѣръ, хоть во время всѣмъ памятнаго съѣзда попечителей учебныхъ округовъ въ Петербургѣ, когда, несмотря на рѣзкость критики, послѣдствія показали, что высшее правительство, по многимъ предметамъ, присоединилось къ голосу критики, а не къ постановленіямъ съѣздовъ, да и во многихъ другихъ случаяхъ; какъ одна большая газета высказывала мнѣніе, что будто бы эксперты призваны только дать свѣдѣнія по вопросу, а никакъ не участвовать въ его обсужденіи; а другая, также большая газета, находила это мнѣніе страннымъ и даже удивительнымъ, потому что, по ея мнѣнію, эксперты были призваны именно для того, чтобы обнаружить свое сужденіе, что доказывается и самымъ выборомъ ихъ, и ограниченностью ихъ числа; какъ нѣкоторыя газеты, склонныя къ мечтательности и иллюзіямъ, прозрѣвали въ комиссіи даже нѣчто въ родѣ начала всѣхъ европейскихъ началъ (лакомки!), хотя въ пользу этого ровно ничего не говорилось и почти одновременно сообщалось о фактѣ, совершенно противуположномъ этому началу -- объ отклоненіи ходатайства Тверского земства о собраніи представителей земствъ сосѣднихъ губерній для совмѣстнаго обсужденія только средствъ борьбы съ эпиззоотіей, и т. п. Но говорить обо всемъ этомъ не стоитъ, какъ прямо неотносящемся къ главному предмету нашей рѣчи -- фактической невозможности для литературы обсуждать внутренніе вопросы, что, надѣюсь, стало довольно ясно и изъ приведенныхъ примѣровъ, совершенно случайно бросившихся въ глаза. Тутъ можно было бы, пожалуй, еще остановиться, любопытства ради, на томъ фактѣ, что гг. эксперты, эти удостоенные исключительной чести 12 человѣкъ изъ всей 100 милліонной Россіи, вдругъ заскучали въ Петербургѣ и ихъ потянуло въ деревню, отъ важныхъ государственныхъ дѣлъ къ сельскому хозяйству и къ другимъ тихимъ и маленькимъ занятіямъ; но, кто знаетъ, какъ ихъ осудить за это: вѣдь опять неизвѣстно, при какихъ условіяхъ возникла ихъ скука, что за роль была отведена имъ въ комиссіи, какихъ результатовъ можно было надѣяться достигнуть и т. п., да и то сказать, что хотя большинство ихъ и люди обезпеченные, но вызваны они были совсѣмъ неожиданно, а теперь самый разгаръ сельскаго хозяйства... У другого, можетъ быть, все было поставлено на карту. Они вѣдь не чиновники, получающіе жалованье, которымъ чѣмъ дольше сидѣть въ Петербургѣ, тѣмъ лучше... Но не стоитъ говорить и по этому поводу. Лучше я разскажу слышанный мною крупный и довольно-характерный разговоръ по поводу комиссіи между однимъ моимъ знакомымъ -- сотрудникомъ большой газеты -- и его дядей, однимъ изъ множества статскихъ совѣтниковъ, которые гдѣ-то служатъ и въ то же время нигдѣ не служатъ (прикомандированы ли они куда, или состоятъ въ какомъ-нибудь запасѣ, право, не знаю, но жалованье или пенсію получаютъ). Знакомый мой, разумѣется, защитникъ абсолютной свободы печати, а статскій совѣтникъ, разумѣется, охранитель и, по совершенно необъяснимой логикѣ, врагъ свободы печати. Родственники эти, какъ и многіе изъ такихъ родственниковъ, какъ сойдутся, такъ непремѣнно заспорятъ и переругаются, но затѣмъ вскорѣ опять помирятся. Когда я пришелъ къ знакомому, то у нихъ уже происходило сраженіе.
   -- Вотъ будь, пожалуйста, посредникомъ, началъ мой знакомый, обращаясь ко мнѣ: -- вотъ этотъ господинъ, который числится мнѣ дядею, сейчасъ приходитъ и, даже не поздоровавшись еще, дѣлаетъ мнѣ рукою носъ и заливается-хохочетъ: что, говоритъ, допустили васъ въ комиссію-то?! Ха-ха-ха! Чему же, спрашиваю, вы радуетесь? А тому, говоритъ, что и печали-то никакой нѣтъ, что васъ тамъ не будетъ... Экая, подумаешь, компетенція какая явилась! Литература тоже! Но, говорю, вѣдь и вы вслѣдствіе этого не знаете, что происходитъ въ комиссіи, потому что вѣдь и вы также туда не попали, такъ что тоже остались съ тѣмъ же самымъ носомъ, съ которымъ пришли...
   -- Я и не добивался туда попасть, вполнѣ понимая, что есть люди болѣе меня компетентные, и считая это въ высшей степени неделикатнымъ... втираться, даже требовать, чтобы меня впустили туда, куда никто не приглашаетъ.
   -- Съ вашей стороны это, дѣйствительно, было бы неделикатно, а съ нашей стороны ничего неделикатнаго тутъ нѣтъ, потому что это не частная гостиная, а общественное дѣло. Неделикатность, слѣдовательно, не на нашей сторонѣ. Но мы вовсе и не требовали, и не втирались никуда, какъ вы говорите, а доказывали только, что гласность является первымъ признакомъ цивилизаціи. А вотъ теперь и вы, статскій совѣтникъ тоже, а ничего не знаете... Можетъ быть, теперь тамъ обсуждается вопросъ о сокращеніи числа статскихъ совѣтниковъ, а то и объ уничтоженіи совсѣмъ такого чина, съ сокращеніемъ пенсій, а вы ничего не знаете.
   -- Я-то, положимъ, знаю, что тамъ происходитъ, перебилъ дядя, горячась и продолжая смѣяться: -- а вы вотъ ничего не знаете. И повторяю, что никакого лишенія и горя отъ этого нѣтъ, потому что, кромѣ пустословія, перевиранія фактовъ и раздраженія, вы ничего въ общество своимъ писаніемъ не вносите.
   -- А вы что въ общество вносите? и что путнаго можете вносить? Начиная съ того, что вы ровно ничего не знаете: вы, какъ вышли изъ своихъ правовѣдѣній, изучивъ исторію по Карамзину, а политическую экономію по Горлову, такъ съ тѣмъ и остались... И знать-то ничего не хотите, книгъ не читаете, за литературой не слѣдите...
   -- Не васъ ли прикажете читать?
   -- А хотя бы и насъ. Мы во всякомъ случаѣ знаемъ что-нибудь, постоянно работаемъ, учимся; мы, во всякомъ случаѣ -- интеллигенція страны.
   -- Интеллигенція страны! Ха-ха-ха! Вотъ эту интеллигенцію-то выметутъ метлой, и никто даже не замѣтитъ. И выметутъ, непремѣнно выметутъ.
   -- Кто же это вымететъ? Если вы, то очень плохо сдѣлаете.
   -- Народъ вымететъ, вотъ кто!
   -- Но онъ и васъ вымететъ.
   -- Насъ не за что, мы не интеллигенція.
   -- Да, не интеллигенція, это -- правда, и это я повторяю съ особымъ моимъ удовольствіемъ; но какъ же онъ отличитъ васъ отъ насъ? Ходимъ мы съ вами въ одинаковыхъ костюмахъ, все у насъ съ вами одинаковое, васъ онъ даже больше знаетъ: вы предводители, предсѣдатели, губернаторы, исправники, помѣщики, словомъ, все то, что онъ называетъ господами, а насъ онъ даже и не видитъ. Намъ нѣтъ около него мѣста, мы сидимъ въ своихъ кабинетахъ. Единственная между нами разница та, что мы не чинимъ ему никакихъ утѣсненій, никакъ не прикосновенны къ бюджету, пишемъ о его благѣ, безъ всякихъ корыстныхъ умысловъ, но вся эта разница скорѣе въ нашу пользу...
   Дядя задумался. Очевидно, мысль быть смѣшаннымъ и попасть подъ метлу изъ неожиданности перешла въ затрудненіе. "Нѣтъ, насъ съ вами не смѣшаетъ; нѣтъ, не смѣшаетъ", повторялъ онъ уже значительно тише, но затѣмъ вдругъ опять громко добавилъ:
   -- Ну, такъ мы васъ выметемъ, потому что чаша нашего терпѣнія переполнилась, потому что намъ наскучило съ вами возиться.
   Разговоръ этотъ длился еще довольно долго, но всего я не передаю. Совѣтникъ сердился. А для меня это послѣднее было самымъ интереснымъ обстоятельствомъ: чиновникъ сердится, даже свирѣпѣетъ, это нетолько интересно, но и очень поучительно, ибо выраженіемъ "чиновникъ сердится" можно объяснить многое. У него историческая, назовите, пожалуй, провиденціальная болѣзнь, и онъ сердится на все и всѣхъ, кладетъ всюду шлагбаумы, строитъ заставы, опускаетъ занавѣси, хочетъ все регламентировать, все исполнять самъ -- служить, профессорствовать, издавать большія политическія и литературныя газеты, издавать даже газеты для народа, словомъ, хочетъ сдѣлаться всезнающимъ, вездѣсущимъ. Это отнюдь не признакъ силы, а первый признакъ безсилія. Теперь, вѣроятно, онъ въ особенности будетъ свирѣпѣть, по случаю сокращенія штатовъ и вообще уменьшенія государственныхъ расходовъ. Мы очень рады, что встрѣтили поддержку своей мысли въ весьма популярной теперь въ Петербургѣ брошюрѣ, которую комментируютъ почти всѣ газеты: "Письма о современномъ состояніи Россіи", вышедшей въ Лейпцигѣ у Брокгауза и принадлежащей перу двухъ анонимныхъ авторовъ. Говоря, что намъ необходимо, для выхода изъ настоящаго труднаго положенія, "развитіе земскихъ учрежденій до высшаго предѣла, до учрежденій всероссійскихъ", они высказываютъ на нашу бюрократію слѣдующій взглядъ: "русская владычествующая бюрократія, имѣвшая когда-то значеніе орудія власти для воспитанія народа, а нынѣ служащая только къ подавленію народнаго роста, не можетъ устоять долго сама но себѣ", что "долгій опытъ открылъ, наконецъ, глаза всѣмъ поголовно, что ни одна душа не вѣритъ, какъ вѣрили прежде, возможности улучшить тягостное положеніе посредствомъ какихъ бы то ни было передѣлокъ въ административныхъ порядкахъ, перестановокъ казенныхъ органовъ..." Намъ въ особенности пріятно выписать эти строки потому, что онѣ написаны людьми, стоящими по многимъ вопросамъ на точкѣ зрѣнія, совершенно противуположной нашей точкѣ зрѣнія. Но пока судъ да дѣло, пока чиновникъ уступитъ мѣсто земскимъ учрежденіямъ, очень трудно и тяжело жить. Что же нужно сдѣлать для облегченія? Отличаясь всегда крайнею умѣренностью желаній, часто, въ ожиданіи лучшаго, подыскивая только свое ныя формы для худого, мы и въ данномъ случаѣ желали бы пока немногаго, только одного -- въ сущности очень безобиднаго для г. чиновника условія -- это контроля гласности и общественнаго мнѣнія по возможности вездѣ и въ особенности тамъ, гдѣ больше всего мрака и гдѣ онъ тщательнѣе всего оберегается. Если нельзя преодолѣть предразсудка и допустить всюду легкомысленной печати, то нельзя ли, по крайней мѣрѣ, создать какую-нибудь форму общественнаго контроля, который, найдя что-нибудь незаконное и предосудительное, предавалъ бы дѣло гласности. Пускай упадетъ всюду хоть одинъ лучъ свѣта и освѣтитъ неизвѣстную дѣйствительность. Если въ ней нѣтъ ничего такого, что боится свѣта, то, конечно, ей и конфузиться нечего. Гласность не компрометируетъ же нисколько, напримѣръ, новыхъ судовъ, а, напротивъ, охраняетъ ихъ достоинство и поддерживаетъ ихъ авторитетъ. Тоже самое было бы и во всѣхъ другихъ случаяхъ. При такихъ условіяхъ, вѣроятно, не произошло бы расхищенія уфимскихъ и оренбургскихъ земель, продажи за безцѣнокъ уральскихъ горныхъ заводовъ, выдачи ни съ чѣмъ не сообразныхъ концессій, возмутительнаго отношенія къ исполненію обязанностей и вообще всего того, что теперь заднимъ числомъ открыли, открываютъ и, конечно, будутъ еще открывать сенаторскія ревизіи. Кромѣ того, я всегда почему-то любилъ пословицы: умъ хорошо, а два лучше, сто головъ -- сто умовъ, и всегда боялся и склоненъ былъ относиться недовѣрчиво къ единоличнымъ рѣшеніямъ вопросовъ, отъ которыхъ недалеко ушло и коллегіальное рѣшеніе, когда коллегія имѣетъ односторонній составъ, стоитъ въ какихъ-нибудь особенныхъ условіяхъ по отношенію къ вопросу и связана между собою порядкомъ подчиненія и зависимости. Если я, напримѣръ, вижу заслуживающія всякаго сочувствія старанія правительства о сокращеніи расходовъ и знаю, что вопросомъ этимъ занимается спеціальная комиссія, существующая уже нѣсколько лѣтъ и не давшая никакихъ существенныхъ результатовъ, то думаю, что и впредь она дастъ мало результатовъ, а если и произведетъ какую-нибудь урѣзку въ одномъ мѣстѣ, въ то время, какъ въ другомъ состоится прибавка, то пользы отъ этого будетъ очень мало и даже совсѣмъ можетъ не послѣдовать сокращенія государственныхъ расходовъ. Съ другой стороны, мнѣ кажется, что знай литература всѣ подробности бюджета и всѣ расходныя статьи, то она могла бы найти гораздо скорѣе комиссіи то, что можно сократить, безъ всякихъ ущербовъ для дѣла, а, сверхъ того, когда зашла бы рѣчь о новыхъ прибавкахъ жалованья, то, вѣроятно, успѣла бы доказать, что мысль о высокихъ окладахъ жалованья, какъ о гарантіи добросовѣстнаго исполненія обязанностей и прекращенія взяточничества, есть одна изъ ошибочныхъ мыслей, что человѣкъ, чуждый мѣстныхъ интересовъ и не связанный близкими узами съ населеніемъ, человѣкъ въ то же время неразвитой, необразованный и всевластный, всегда и при всякомъ жалованьи будетъ брать взятки, только требовать будетъ больше. Тутъ, вѣроятно, она могла бы привести множество примѣровъ, чтобы аргументація ея не показалась голословною. Если я вижу, что совершенно неожиданно создается вдругъ г. Маковымъ институтъ урядниковъ, что контингентъ ихъ во много тысячъ человѣкъ набирается изъ всякаго сброда, что становятся они въ такое властное положеніе, что являются почти независимыми не только отъ становыхъ, но и отъ исправниковъ, что о дѣятельности ихъ воспрещается писать, а "Правительственному Вѣстнику" предписывается живописать ихъ не иначе какъ въ розовыхъ краскахъ, то становится даже страшно за бѣдныхъ обывателей, отданныхъ въ распоряженіе этого сброда, лишеннаго всякаго образованія и не заявившаго себя рѣшительно ничѣмъ въ отношеніи нравственномъ. И вотъ, мы видимъ цѣлую эпопею самыхъ разнузданныхъ злоупотребленій, что, конечно, не укрѣпляетъ, а подрываетъ только авторитетъ власти: за отсутствіемъ объекта для политическаго надзора и преслѣдованій -- спеціальной миссіи урядниковъ -- они сами выдумываютъ политическія преступленія, несутъ подозрѣніе и раззореніе къ неповиннымъ ни душою, ни тѣломъ сельскимъ учителямъ и учительницамъ, ко всѣмъ тѣмъ, кто имъ просто не нравится, устанавливаютъ поборы съ крестьянъ, занимаются вымогательствомъ, корчемствомъ, подстрекательствомъ къ преступленіямъ, пьянствуютъ, стрѣляютъ изъ револьверовъ по народу и т. д., и т. д. Все это приводитъ, наконецъ, къ тому, что правительство назначаетъ комиссію съ спеціальною цѣлью -- заняться вопросомъ объ уничтоженіи урядниковъ. Чего же больше -- вреда или пользы принесли урядники? Во что обошлись они государству и сколько причинили горя обывателямъ? Между тѣмъ, обсуждайся вопросъ въ литературѣ, мы, вѣроятно, могли бы услышать весьма компетентныя мнѣнія: узнали бы, напримѣръ, что г. Андреевскій считаетъ необходимымъ условіемъ для реформы исполнительной полиціи въ Россіи -- поставленіе опредѣленнаго ценза политическаго образованія не только для становыхъ и исправниковъ, но даже для гг. губернаторовъ, что вручать большую власть людямъ совершенно невѣжественнымъ невозможно, что, при такихъ условіяхъ, никогда не можетъ создаться правильныхъ отношеній между населеніемъ и полиціей, что не только низшія полицейскія инстанціи, но даже высшія мѣстныя полицейскія должности гораздо лучше замѣщать изъ мѣстныхъ жителей по выборамъ, что если и можетъ еще возникать сомнѣніе относительно послѣдняго, то относительно перваго не можетъ быть никакихъ сомнѣній. Институтъ урядниковъ, конечно, не пустилъ еще никакихъ корней въ жизни, какъ по кратковременности своего существованія, такъ и по качеству своей дѣятельности, слѣдовательно, уничтоженіе его, вѣроятно, не будетъ связано съ особыми затрудненіями. Желательно только одно, чтобы онъ былъ поскорѣе уничтоженъ и не былъ замѣненъ какимъ-нибудь подобнымъ же институтомъ, совершенно чуждымъ населенію и склоннымъ только сокрушать его. Мы обыкновенно чрезвычайно мало обращаемъ вниманія на мелкія насилія надъ человѣкомъ, въ особенности человѣкомъ маленькимъ, живущимъ гдѣ-нибудь въ медвѣжьемъ углу, на нарушеніе его законныхъ правъ и свободы дѣятельности, а область этого насилія у насъ громадна. И здѣсь ничто такъ не поможетъ дѣлу, какъ лучъ свѣта, какъ живая и свѣжая струя гласности. Сколько бы облегченія могъ принести этотъ лучъ, напримѣръ, въ наши тюрьмы, людямъ и безъ того отягченнымъ. Вотъ, напримѣръ, какое интересное дѣло разбиралось на дняхъ, 22-го іюня, въ калужскомъ окружномъ судѣ, о которомъ мы прочли въ No 184 "Голоса": "разбиралось дѣло арестанта Терюхина, обвинявшагося въ покушеніи на поджогъ тюремнаго замка. Подсудимый, пытавшійся когда-то бѣжать изъ острога, былъ, вслѣдствіе этого, посаженъ въ секретную камеру, связанный по рукамъ и по ногамъ. Такъ онъ просидѣлъ почти цѣлый годъ, сверхъ того, какъ онъ утверждалъ на судѣ, съ нимъ обращались очень дурно и лишали его пищи. Такъ какъ, по его словамъ, жалобы его оставались безъ всякихъ послѣдствій, то онъ, чтобы получить возможность быть услышаннымъ, придумалъ слѣдующій способъ. Онъ какъ-то ухитрился связанными назадъ руками развинтить лампу, набралъ въ ротъ керосину, вспрыснулъ имъ вѣникъ и поджогъ фитилемъ, дѣйствуя при этомъ и зубами. Продѣлка его, конечно, была тотчасъ замѣчена и Терюхинъ былъ преданъ суду. Присяжные оправдали его по этому дѣлу". Какъ вамъ это понравится -- продержать человѣка почти цѣлый годъ связаннымъ по рукамъ и по ногамъ?! Или вотъ, напримѣръ, другой фактъ, о которомъ также надняхъ было сообщено изъ Твери въ "Русскія Вѣдомости", фактъ не менѣе возмутительный: "одинъ изъ арестантовъ исправительныхъ ротъ былъ засѣченъ до смерти смотрителемъ ротъ, г. Никольскимъ. Экзекуція произведена была за утайку арестантомъ 50 к. заработанныхъ имъ денегъ. По распоряженію мѣстнаго губернатора, г. Никольскій устраненъ отъ должности и преданъ суду. Предшественникъ г. Никольскаго по должности начальника арестантскихъ ротъ въ Твери, г. Сосонко, не далѣе какъ въ концѣ прошлаго года тоже былъ уволенъ отъ должности. Тотъ, какъ обнаружено было ревизовавшимъ чиновникомъ изъ Петербурга, присвоивалъ себѣ, прямыми и косвенными путями, деньги, заработываемыя арестантами".
   Если подобныя вещи имѣютъ мѣсто въ Твери и Калугѣ, то можете себѣ представить, что происходитъ, напримѣръ, гдѣ-нибудь въ глуши, въ глухой и далекой Сибири, на островѣ Сахалинѣ, и т. п. Вотъ, напримѣръ, что писалъ недавно съ острова Сахалина тамошній купецъ А. И. Толмачевъ въ "Московскій Телеграфъ" о положеніи ссыльно-каторжныхъ. Описывая разныя злоупотребленія смотрителя надъ ссыльнокаторжными въ Дуэ, нѣкоего г. Маркевича, правой руки г. Шаховскаго, главнаго завѣдывающаго ссыльными, онъ, между прочимъ, говоритъ слѣдующее: положеніе ссыльно-каторжныхъ, которые находятся на фермахъ, "состоящихъ подъ непосредственнымъ начальствомъ Маркевича, по истинѣ ужасное. Не перенося жестокаго обращенія, несчастные каторжники бѣгутъ изъ поста Дуэ цѣлыми партіями. Мѣстныя власти не считаютъ нужнымъ смотрѣть на каторжнаго, какъ на человѣка, хотя и лишеннаго правъ, но все-таки человѣка, какъ это предписываютъ законъ, долгъ человѣколюбія и нравственное чувство. Каторжникъ считается ими какимъ-то животнымъ, даже хуже, потому что и животное пользуется нѣкоторымъ покровительствомъ, по крайней мѣрѣ, какъ цѣнность, а каторжные лишены его. Смотрителѣ, пуская въ ходъ тѣлесныя наказанія, вмѣсто установленныхъ закономъ 25 розогъ, даютъ вдвое или втрое болѣе. Въ стѣнахъ тюрьмы нерѣдко практикуется наказаніе плетьми, допускаемое, по закону, только по приговору суда, но здѣсь примѣняемое по произволу. Господа надзиратели за малѣйшее неточное исполненіе работы или, нерѣдко, изъ личнаго каприза бьютъ каторжныхъ собственноручно палками. Палки эти, большею частью, бываютъ сдѣланы изъ ружейныхъ шомполовъ. Бьютъ палками, не разбирая ни головы, ни туловища, бьютъ какъ попало. На замѣчаніе, "что вѣдь такъ можно убить человѣка!" -- получается категорическій отвѣтъ: "собакѣ собачья смерть". ("Страна", No 72).
   Фактовъ подобнаго рода, разумѣется, много. Только ничтожнѣйшая часть ихъ попадаетъ, конечно, въ печать, и попадаетъ, притомъ, совершенно случайно, когда ихъ кто-нибудь увидитъ или когда дѣло переходитъ уже въ судъ; да и всѣ ли подобнаго рода дѣла доходятъ до суда? Очевидно, что при существованіи контроля и гласности, факты подобнаго, совершенно незаконнаго и безполезнаго мучительства, имѣли бы меньше мѣста. Этою банальною истиною я и кончу свою замѣтку.

"Отечественныя Записки", No 7, 1881

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru