Академия наук СССР. Институт географии. Географическое общество Союза ССР. Институт этнографии
С. П. Крашенинников. Описание земли Камчатки. С приложением рапортов, донесений и других неопубликованных материалов
Издательство Главсевморпути, М.,-Л. 1949
Ответственные редакторы академик Л. С. Берг, Академик А. А. Григорьев и проф. И. Н. Степанов
Трудно и почти невозможно человеку, которой сам на соболином промысле не бывал и никакими кроме жилых мест не ежживал, описать все обстоятельства, которые в ловле соболей примечания достойны, потому что соболи не живут в близости от жилья, но в отдаленных местах, на высоких горах и в густых лесах, и так от людей бегают, что по многим местам, в которых прежде их бывало довольное число, ныне ради поселения людей и следу их не находится.
Как еще Сибирское государство под российскую державу приведено не было, а владели во оном токмо одни неверные народы, то во всей Сибири соболей было множество, что особливо о Лене реке живущие по оной старожилы подтверждают: а наипаче в бору, которой начинается от устья Олекмы реки и продолжается вниз по Лене верст на 30 до реки Агари, в начале российского овладения промышляли соболей толикое множество, что оное место оттого и по сие время богатым наволоком называется. А ныне уже, как в сем месте, так и по всей Лене реке, никакого соболиного промыслу нет, что и о всех поселенных местах Сибири сказать можно.
Еще труднее есть чрез промышленных людей, которых во всей Сибири множество находится, надлежащее о соболином промысле известие получить. Ибо редко такие находятся, которые бы все обстоятельства своего промыслу охотно объявили, и токмо на одной Лене реке случилось таких найти верных людей, которые кроме того, что до настоящего промыслу принадлежит, и о имеющихся при оном промысле суевериях не утаили.
По полученным от оных людей известиям сочинено следующее о соболином промысле описание, которое наибольше касается до соболиного промыслу по Витиму реке и по впадающим во оную по сторонним рекам и речкам; а понеже может быть витимской промысл от имеющегося по иным рекам соболиного промыслу отменен, то и впредь какие вновь получены будут известия до сего промыслу касающиеся, сообщены будут.
Промышленные люди ходят для соболиного промыслу вверх по Витиму и по впадающим во оную с левой стороны двум Мамам рекам, и до имеющегося по правую сторону Витима озера Орона и до большого порогу, и выше, где кто лучшего промыслу надеется. А самые лучшие соболи бывают на впадающей выше большого порогу в Витим с правой стороны Кутомаме речке, да на впадающей в нижнюю Маму с правой стороны Петровой речке, а ниже помянутых мест по Витиму и по Маме рекам соболей ловят гораздо тех, и промышленные в том согласны, что ближе к вершинам живут лучшие соболи, а ближе к устьям хуже. А худших соболей по витимским покатям нигде не находится, как по впадающей в нижнюю Маму с правой стороны Конкодере речке. Еще и сие промышленные обще утверждают, что по всех тех местах худые соболи, в которых растет кедровник, пихтовник и ельник, а хорошие соболи бывают, где есть один листвяк. Однакож бывают хорошие соболи и в таких местах, в которых с листвяком и ельник и березник растет, как бывалые многократно на соболином промысле по впадающей в Удь-Мине реке промышленные люди объявили. {Сие промышленной Телебинской подтверждает.}
Чечюнской промышленной объявляет, что те места всех хуже, где березнику и осиннику много растет. Ибо и в таких местах хорошие соболи бывают, где кедровник и пихтовнику много.
Живут соболи в норах так же, как и иные сего роду зверки, куницы, хорьки, горностаи и прочие. А норы их бывают или в дуплях или под кореньями дерев или под колодами, которые уже обросли мохом или в оранцах. А оранцы называются голые рассыпные каменные горы, которых на всех впадающих в Лену реках множество имеется, и оное звание от того произошло, понеже промышленные люди сии горы к изоранным полям применяют. А подлинно оные горы видом, якобы нарочно каменьем обсыпаны. Вышеписанные удские промышленные еще и то сказывали, что соболи гнезда себе делают и на деревах из моху, прутьев и из травы, в которых они временем, так как и в норах лежат {Сие не опровергают.}.
Как в летнее, так и в зимнее время лежат они в норах или в гнездах по половине суток, а в другую половину выходят для промыслу себе пищи. Чечюйской промышленной объявляет, что иные в норах лежат по половине суток, а иные по суткам, что и старой киренской промышленной подтверждает. Теленбинской промышленной объявляет, что лежат сутки по двои.
Летом, пока ягоды не поспеют, питаются они хорьками, пищухами, горностаями и белками, а наипаче зайцами. А как ягоды созреют, то едят они голубицу, брусницу, а больше всего рябину. А когда рябине род бывает, тогда промышленные о том весьма сожалеют; потому что соболям от нее чесотка случается, отчего они о дерева трутся, и тем шерсть с себя стирают, и промышленные часто принуждены бывают пропустить половину зимы, пока у соболей опять шерсть отрастет. Зимою хватают соболи птиц, рябчиков и тетерь, когда они в снег садятся, и может соболь и самого большого глухаря осилить, а сверх того и вышепомянутых зверьков, когда попадут, хватают.
Когда зимою все снегом покроет, то соболи в норах лежат недели с две или с три безвыходно, а как из нор выдут тогда начнут ходиться, что бывает в генваре месяце. По сказыванию старого киренского промышленного: ходятся с Афанасьева дни, а погонь бывает недели по 4, а до погони лежат сутки по трои и по четверы. Они ходятся недели с 3 или с 4, а когда случится придти двум мужичкам к одной женочке, тогда между ими бывает ревность и происходят от того великие драки, и по тех пор грызться не перестают, пока один другого осиливши прочь не отгонит, отчего и белость у них появляется по местам, которую промышленные выдергивают. А как ходиться перестанут, то они лежат опять в норах по одной, а и много по две недели.
Родят соболи в последних числах марта месяца и в апреле по 3, и по 4 и по 5 щенков в норах или в зделанных на деревах гнездах, и вскармливают оных щенят в 4 и в 6 недель. Чечюйской промышленной объявляет, что они в обыкновенных норах не родят, а выкапывают себе самые узкие норы, чтоб большому в них не попасть и щенят не съесть, а большого называют они мужичка соболиного.
Ни в которое время соболиного промыслу не бывает кроме зимы, потому что весною соболи линяют, а летом у них шерсть низка, а осенью еще не дошла. Чего ради они тогда и недособолями называются, которые ныне не промышляют для того, что им цена мала. {Баргузинской и теленбинской промышленные объявляют, что соболи бывают голы до октября 1 числа, а с 1 октября у них шерсть появляется.}
Промышленные люди как русские, так и неверных народов, збираются на соболиной промысл августа в последних числах. А как русские промышленные сряжаются, то они или сами готовятся или наемщиков вместо себя наряжают. Наемщики иные у них называются покрученики, а иные польуженщики. Покрученикам промышленники дают на дорогу платье, запас и все к промыслу принадлежащие припасы, а по возвращении их с промыслу берут у них зато треть добычи, а остальные две трети им оставляют, и тогда они покрученики должны возвратить хозяевам все к промыслу принадлежащие припасы кроме провианту.
Чечюйской промышленной объявляет, что покрученику добычи одна треть, а хозяину две трети достаются. Он же сказывает, что самоуженщиком называется, которой на своем коште подымается. Ужином называется у промышленных часть добычи, которая по окончании промыслу каждому на долю достается. А польуженщики делят добычу с хозяевами пополам. Они наимуются по 5 и по 8 рублей, а провиант и все припасы сами заготавливают.
Прежде всего собираются промышленные артелью, которая числом бывает от 6 и до 40 человек, а в прежние годы бывало и по 50, и по 60 человек; а потом, чтоб им без большого иждивения до тех мест дойти, от которых в близости соболей промышлять можно, строят из них всякие три или четыре человека каючок, или крытую лодку, и все собирающиеся на соболиной промысл приискивают себе таких людей, которые бы живущих в тех местах неверных народов язык знали, также и места, в которых соболи промышляются. Таких людей содержат они на своем коште, а из добычи дают им равную с собою ужину, а взять с собою на промысл человека для вышепоказанных причин называется у промышленных на суровой взять.
Чечюйской промышленной про то не ведает, берет ли артель с собою толмача или нет.
В вышеобъявленные каючки грузит каждой промышленной ржаного запасу по 30 пуд, пшенишного и соли по пуду, да крупы по 1/4 пуда.
Чечюйские промышленные запасов с собою берут, каждой: ржаной муки 27 пуд, пшенишной и соли по пуду, крупы по 1/4 пуда, масла по 4 безмена; а вся артель покупает себе одного быка, которого еще на месте бьют; а для ловли рыбы сеть да остроги по 2 и по 3.
Принадлежащих к промыслу припасов берет с собою каждой человек лузан, налокотники, накочетни, а вместо шапок суконные сермяжные малахаи. Чечюйской промышленной сказывает, что на голову ничего кроме треуха не надевают. Он же промышленной объявляет, что и у всякого промышленного имеется коротенькая душагрейка. Да каждые два человека берут обмет, да собаку, да провианту на собаку овсяной муки 7 пуд, постелю с одеялом, квашню, в чей хлеб творят, и бурню с наквасою.
Чечюйской промышленной сказывает, что квашню с собою не берут, но пришедши уже в зимовье делают. А прочие припасы, то есть нарты, лыжи, уледи и прочая, о которых ниже сего упомянуто будет, изготавливают они будучи в зимовьях.
Нарты, лыжи, уледи и проч. по сказыванию чечюйского промышленного, иные; у которых готовые есть с собою берут, а у которых готовых нет, те в зимовье изготовляют.
Лузан называется суконной наплечник, по бокам не сшит и без рукав, у которого зад длиною до пояса, а перед гораздо короче. Надевают его с головы воротом по рубашечному прорезанным. Перед лузана оторочен кожею, а в оторочку продет ремень, которым промышленные перед всего под брюхо подтягивают. А надевают их для того, чтоб снег за кавтан не засыпался.
Налокотники называются овчинные нарукавники, которые промышленные, будучи на промыслу на руки для тепла под кавтан надевают, потому что шуб не берут на промыслы.
Накочетни называются овчиные опушки, шерстью вверх, которые на рукава надеваются, чтоб за рукавицы снег не засыпался.
Обмет называется сеть, длиною сажен 13 и больше, а шириною в 2 аршина, которою соболей ловят.
Бурня называется берестеное судно, широкое, невысокое, двудонное. На верхнем дне близ уторов выдолблено горлышко, как у ендовы, которое затыкается деревянною втулкою. А в бурню кладется для печения хлебов гуща, а на гущу вливается накваса.
Наквасу делают следующим образом: всыпавши муки в котел и розведши водою густо, подогревают на огне, покамест мука россолодеет, потом варят ее, чтоб ключем кипела, а как уварится, то вливают ее в бурню на гущу, как выше показано. В сей наквасе и гуще промышленные, как в дороге, так и на промыслу, немалую имеют нужду, и оную паче всего берегут, и стараются, чтоб она до возвращения с промыслу не переводилась, потому что весь их харч в хлебе и квасе состоит. А ежели накваса и гуща переведется, то многие из них от того занемогают и умирают, понеже пресные хлебы есть принуждены бывают. А квас из помянутой наквасы могут они всегда делать в скорости, понеже оную токмо водою жидко разводят.
Сверх сего берут они и огненное ружье, но малое число, а употребляют его только осенью, когда они в зимовье живут, о чем ниже упомянется. А как из зимовья на промыслы пойдут, то оное за тягостью в зимовье оставляют. Чечюйской промышленной объявляет, что то ружье, идучи из зимовья, иные с собою берут, а иные в зимовье оставляют.
На вышеписанных каючках ходят они бечевою вверх по Витиму, и из Витиму в Мамы реки, а по Витиму до озера Орона, как выше показано. А пришедши на назначенное место рубят они зимовье, ежели готового нет, и во оное совсем собираются, и живут в нем по тех пор, покамест реки станут.
А между тем выбирают они из всей артели передовщика, которой больше бывал на промыслах, и обещают ему во всем послушны быть; а оной передовщик разделяет артель на чюницы, то есть части, и выбирает в каждой чюнице по передовщику кроме своей, которую он сам управляет, и назначивает им места, в которые каждому из них по начатии зимы идти с своею чюницею. И сие разделение в чюницы у них непременно бывает, хотя бы вся артель токмо в шести человеках состояла, понеже они все в одну сторону никогда не ходят.
По принятии приказа от передовщика всякая чюница копает себе на дороге, по которой идти, ямы, в которые они кладут провианту на всяких двух человек по 3 мешка, чтоб им с промыслу ближе по него ходить, когда имеющейся при них запас весь изойдет. А которой артеле в зимовье провианту оставить можно, то оной около зимовья в ямы ж хоронит, чтоб, ежели неверным народам случится найти на зимовье в небытность их промышленных, оной запас не украли.
До начатия зимы главной передовщик рассылает всех промышленных на ловлю зверей или рыбы на пищу. А больших зверей, лосей, оленей и моралов ловят ямами, которые на то выкапывают и делают от тех ям огороды по состоянию мест, чтоб пришедшей в те места зверь иной дороги не имел кроме той, которая к яме ведет. Ежели например яма выкопана на горе, то делают от ямы вдоль по обе стороны огороды, иногда долги, а иногда коротки, а от боковых сторон ямы делают поперешные огороды, которые у промышленных называются костылями, также по положению мест долги или коротки, и покрывают яму мелким еловым или иным каким прутьем и мохом. А чтоб оное прутье и мох держались, то кладут под испод жердь, и то прутье и мох так кладут, чтоб то место, где яма выкопана, окололежащим местам было сколько возможно подобно, и зверь бы того места не испужался. Средних зверей, лисиц, рысей, волков и прочих ловят слопцами, а малых зверей и птиц плашками и петлями. Также стреляют всяких зверей из ружья и из луков, как прилучится. И ежели сперва убьют медведя или белку, то почитают за шастие, а ежели тетера или горностая, то за нещастие признавают.
Когда снег выпадет, а реки еще не станут, тогда все промышленные, кроме передовщиков, ходят в близости от зимовья для соболиного промыслу с собаками и с обметами; а сам передовщик с чунишными передовщиками в зимовье остается, и делает всякой на свою чюницу нарты, лыжи и уледи {Баргузинской промышленной то ж объявляет.}.
Нарта делается на подобие рыбачьих санок, длиною около двух сажен, шириною в шесть и в семь вершков; полозки у нее толщиною на полвершка, шириною напереди в 2 вершка, а назади поуже; в них по 4 копыла, вышиною по 7 вершков, которые для большей крепости привязываются ремнями, от промышленных кынары называемыми. В трех вершках снизу от полозков продалбливаются в копыльях дирочки, и вкладываются во оные вместо обыкновенных вязков палочки, которые по их вязками ж называются. На оных вязках кладется вдоль во всю нарту доска, а сверху копылье ремнями, а по названию промышленных поясками связываются. К верхним концам копыльев привязываются вместо нашепок вардины, то есть тоненькие шестики, которые от переднего копыла приводятся к передним концам полозков, и привязываются ремнями, а от помянутой доски, которая лежит на вязках, переплетаются к оным шестикам кутоги или тоненькие веревочки, чтоб положенной на нарту шкарб не выпадал; напереди нарты привязывается к полозкам обыкновенным вязком и ремнями баран, то есть вострая дужка, которой концы привязываются ремнями к передним копылам. За оную дужку тянет промышленной нарту с собакою. По левую сторону нарты привязывается к передним копылам и к дужке тоненькая оглобля длиною в полпята аршина, которую держит промышленной, идучи в нарте, левою рукою и правит оною, а, идучи с горы, нарту ею поддерживает.
Лыжи делаются еловые, на подобие обыкновенных лыж, длиною в 2 аршина, а шириною напереди в 5, а назади в 6 вершков, напереди кругловаты с сухоносами, то есть вострыми и узкими кончиками, а назади востры. Исподняя их сторона подклеена камасами, а камасы называется кожа с лосинных или оленьих ног, чтоб лыжи были катчее, а когда на гору всходить, чтобы шерстью той кожи лыжи одерживало. На верхней стороне посредине лыж выделываются из того ж дерева падласы, то есть места, где ногам стоять, вышиною в полвершка и покрываются берестой, чтоб к ним не приставал снег. Напереди оных падласов продеваются кухтоны, или деревянные путла, которые, чтоб крепко стояли, привязываются к падласам ремнями, которые оттугами называются, да напереди ж у падласов продеваются иные ремни, ексы называемые, которые на пяты надевают. От сухоносов к падласам протягиваются ремни ж, по названию промышленных подъемы, которыми передние концы у лыж кверху приподнимаются.
Уледи называются обувь, у которой носки с крючками; переды и подошвы у них из одной кожи; в том месте, где пальцам быть нашиваются сверх кожи многие кожицы, кожа на кожу, толщиною на полвершка, чтоб путлом лыжным ног не гнело; а крючки у них делаются для того, чтоб нога из путла не выходила.
А как реки станут и время соболиного промыслу прийдет, то главной передовщик собирает всю артель в зимовье и, помолясь богу, отряжает каждую чюницу с чюнишным передовщиком в назначенную ей дорогу. А чюнишные передовщики ходят за день наперед и приготавливают станы, где быть промыслу, чтоб, когда чюницы прийдут на станы, оные были в готовности, и чтоб передовщикам итти вперед для приготовления новых станов. А станы приготовлять называется у промышленных станы рубить.
По сказыванию чечюйского промышленного чюнишные передовщики, проклавши дорогу, приходят опять в зимозье и провождают промышленных к первому стану, где они тот стан ставят вместе с промышленными {Баргузинской промышленной в том согласен и вышеписанное не опровергает.}.
При том как главной передовщик чюницы из зимовья отпускает, то отдает он чюнишным передовщикам разные приказы, а имянно: чтоб самой первой стан рубили на имя церькви, которой имя он всякому из них сказывает, а в следующие дни рубили бы станы на имя тех святых, которых образы промышленные с собою имеют, ибо у промышленных есть обычаи, что всяк на промысел берет свою икону и первые бы соболи, которые попадут в церковных станах запаянывали, чтоб отдать их по возвращении в церькви, и такие соболи у них называются божьи или приходские соболи. А которые соболи сперва попадут в станах рубленых на имя каких святых, те б соболи доставались тем промышленным, которые тех святых образы с собою имеют.
Потом приказывает главной передовщик каждому чюнишному передовшику над своею чюницею смотреть накрепко, чтоб промышляли правдою, ничего бы про себя не таили и тайно ничего не ели, также чтоб по обычаю предков своих ворона, змею и кошку не называли прямыми их именами, а называли верховым, худою и запеченкою. Промышленные сказывают, что в прежние на промыслах и больше того прямыми именами не называли, а имянно: церьковь называли востроверьхою, старца гологузым, бабу шелухою, или белоголовкою, девку простыгою, коня долгохвостым, борову рыкушею, овцу тонконогою, свинью низкоглядою, петуха голоногим и проч., но ныне, кроме вышеобъявленных слов, ничего в употреблении не имеют {Баргузинские промышленные люди змею называют подколодною.}.
Они ж промышленные сказывают, что соболь зверь умной, и ежели кто против вышеписанных приказов что сделает, то де соболь станет дековаться, то есть, что вшедши в кулему, о которой ниже упомянуто, будет, что нибудь испортя или наживу съедчи уходит, от чего они по скаскам своим соболя не ум только, но и прозорливость причитают, понеже соболь будто бы зная в небытность свою промышленных против приказов погрешение, и будто бы в отмщение их преступления так над ними насмевался и в кулемы не попадал. И так велико их суеверие, что буде кто станет их разговаривать и их суеверие обличать, то им то весьма противно, но в том стоят, что конечно от сего так, как и от воровства, промысл портится. А что промышленные сему подлинно верят, явствует из того, что передовщик того, кто что запрещенным от него именем назовет, также как и за другие преступления, наказывает.
А сие наказание прежде не бывает, пока промышленные с промыслу в зимовье возвратятся, и для того приказывает главной передовщик чюнишным передовщикам, чтоб, возвратясь с промыслу в зимовье, ничего не утая, все ему объявляли, что кто из их чюницы сделал противно приказу его, также и промышленным приказывает, чтоб смотрели того и над самими передовщиками.
По принятии приказа отходят все передовщики и промышленные из зимовья по назначенным дорогам на лыжах в вышеписанном платье, а всякой из них тянет за собою нарту, иной один, а иной с собакою, на которой бывает клади, спереди котел, в котором есть варят, а в нем чашка с рукояткою, в которой на промыслу колобы валяют, из которой пьют и которую вместо уполовника употребляют; а чтоб оной котел с нарты долой не свалился, то обогнута напереди нарты тоненькая дощечька, за котлом лежит мешок муки, весом в 4 пуда, за мешком бурня с наквасою, за бурнею наживы мяса или рыбы 1/4 пуда, за наживою квашня с печеными хлебами, за квашнею тул или сандаик с стрелами, подле тула лук, а наверху постеля да мешечик с мелким борошнем. Все сие увязывается сверху веревками или ремнями, которые от промышленных называются поворами. Нарту тянут лямкою, а на собаку надевают шлею, по их названию алак.
Идучи подпираются они лыпою, то есть деревянным посохом, длиною от полсажени и больше, у которого на нижнем конце надет конец коровьего рогу, чтоб оной конец от льду не кололся, а близ конца привязано и ремнями оплетено деревянное колечко, называемое шонба, чтоб конец посоха в снег не уходил; а верхней конец широк на подобие лопаты, токмо кругол, и кверху загнут, и оным концом сгребают и убивают снег у ставки кулем, а кладут снег в котел для варения, понеже ни речной ни ключевой воды во всю зиму не видают.
Отпустивши главной передовщик чюницы и сам из зимовья с своею чюницею подъимается. Пришедши на стан делают промышленные себе шалаш и обсыпают оной снегом, а передовщик отходит вперед по дороге без нарты, и выбирает место, где опять быть стану, что он таким же образом ежедневно делает.
Дорогою затесывают промышленные дерева, чтоб им по тем затесам, не блудя, прямо в зимовье выдти можно было {Баргузинской старой промышленной то жподтверждает.}.
Переночевавши на стану, расходятся поутру все промышленные по сторонам, и в пристойных местах, по падям и по речкам, около стану, ставят по 2 и по 3 ухожья, что у них называются те места, в которых они на соболей кулемы, то есть, пасти ставят. Полное ухожье ставят из 80 кулем, а, идучи от стану в те места, затесывают они дерева так же, как и идучи от стану до стану.
Кулема делается следующим образом: к какому нибудь дереву пригораживаются по обе стороны спицы, вышиною четверти по три аршина, а в длину тот огородец немного меньше полуаршина, которой сверху покрывается дощечьками, чтоб в него снег не насыпался. Внизу того огородца вместо порогу кладется поперег дощечька вышиною вершка в 3, в воротца того огородца вложено одним концом середней толщины бревно, длиною в сажень и больше, а оной конец поднят под самую кровлю того огородца шестиком, сбоку сквозь оной огородец продетым, а другой его конец подъимается подпоркою прямо против воротец поставленною. Помянутой шестик баргузинской промышленной прыгалцом называет, которым сего бревна вложенной в воротцы конец подимаяся вложен одним концом в расщепнутой колышек, которого вышина против вышины огородца, а расстояние огородца против длины вложенного шестика, другой его конец лежит на маленьком шестике, а оной шестик одним концом под вышеписанное бревно вкось подложен, срединою лежит на конце палочки, положенном на стоячем колышке, а другим концом положен под конец продетого сквозь огородец шеста, а к другому концу сей палочки привязана тесненькая веревочка, а на веревочке маленькая дощечька, которая с одной стороны сверху на низ стесана, и так верхней ее конец пошире, а исподней поуже. Оною дощечькою конец вышеписанной палочки держится тако: верхней конец той дощечьки подставливается под продетой сквозь огородец шестик стесаною стороною, а нижней конец не тесаною стороною вкладывается в зарубочку тоненькой дощечьки, которая сверх порогу кулемы положена. И понеже вышеписанная стесаная дощечька так зделана, чтоб она нижним концом до порогу не доходила, то положенная сверх порогу дощечька тем концом, на котором зарубочка вырезана, а оной конец гораздо уже другого, и в которую зарубочку нижней конец стесанной дощечьки вкладывается, от порогу вверх поднимается. В кулеме близ дерева, к которому она пригорожена, воткнута коротенькая палочка, а в ней ущемлена нажива, мясо или рыба, которую буде станет соболь доставать, то его вложенным в воротцы кулемы бревном придавит, понеже ему того не миновать, чтоб на лежащую сверх порогу дощечьку не ступить, а буде ступит, то зарубочка ее скользнет с нижнего конца стесанной дощечьки, а верхней оной дощечьки конец выскочит из под продетого сквозь огородец шестика, а потом выскочит и палочка, к которой та дощечька привязана, за нею упадет маленькой шестик, которого средина на конце той палочки лежала, а с ним и конец продетого сквозь огородец с боку шеста с вложенным в воротцы бревном, которое держалось на помянутом шестике {У теленбинских промышленных называется гнет. У теленбинских промышленных людей называется чалык.}.
Кулема не всегда одна у дерева бывает, но иногда и по 2, а пригораживается другая кулема с другой стороны к дереву таким же образом, как выше объявлено {Баргузинским промышленным проходною называется.}.
Промышленные живут на стану по тех пор, покамест надлежащее число кулем поставят, а всякому промышленному установлено у них рубить по 20 кулем на день, и так они на всяком стану делают, где соболиные места, а где соболей нет, то они те места на проход идут.
Чечюйской промышленной объявляет, что на всяком стану хотя и соболей нет, кулемы рубят, потому что бывает соболь из иных мест туда прибегает.
Прошедши 10 станов, всякой передовщик из своей чюницы посылает половину людей по завоз, то есть по оставленной на дороге или в зимовье запас, и одного из них передовшиком назвачивает, а сам с достальными людьми вперед идет, и вышеписанным образом станы и кулемы рубит {Теленбинской промышленной то жобъявляет.}.
Посланные по завоз люди, понеже с простыми почти нартами идут, станов по 5 и по 6 в день проходят, а пришедши к тому месту, где их запас спрятан, берет оттуда всякой к себе по 6 пуд муки, да по 1/2пуда наживы мяса или рыбы, а взявши должны они достичь передовшика своего. Посланные по завоз люди по сказыванию чечюйского промышленного проходят в день по 2 и по 3 стана, а больше не проходят.
Идучи с запасом, становятся они по тем же станам, по которым идучи вперед становились, и осматривают все около тих имеющиеся кулемы. И ежели их снегам занесло, то обметают, а ежели они в них несколько соболей найдут, то они в том же стану, около которого добыли, кожу с него снимают; а во всякой чюнице и у посланных по завоз, кроме передовщика, никто не снимает. По оказыванию чечюйского промышленного всякой промышленной кожу снимает.
Буде оные соболи замерзли, и для того с них кожу снимать нельзя, то их иначе не тают, как положа с собою под одеяло, и покамест с них кожи не снимут, не ценят их, и на них не дуют. А когда кожу снимать станут, тогда промышленные все, сколько их притом не было, сидят, молчат и ничего не делают; притом же смотрят они накрепко, чтоб в ту пору ничего на спицах не висело. А как кожу снимут, то кладут курингу, то есть мясо соболье, на сухое прутье, а потом вынимают из-под нее оное прутье и, зажегши, окуривают, обнося огонь вкруг ее три раза, а, окуривши, загребают в снег или в землю. А курингою называют не токмо соболье мясо, но и всяких мелких зверей {Баргузинские промышленные курингу отдают собаке.}.
Буде идучи по станам много соболей найдут, то относят их к передовщику, а буде чают себе встречи с тунгусами или с иными какими иноземческими народами, понеже часто у них тунгусы соболей отбивают, то прячут их в сырой расколотой и выдолбленой отрубок, у которого концы снегом облепляют, и оной снег, водою замочивши, замораживают и бросают тот отрубок близ стану в снег. А как вся чюница назад с промыслу в зимовье воротится, то оные отрубки собирают {Теленбинской промышленной то ж объявляет.}.
Как оные промышленные с завозом придут, то передовщик посылает вскоре по завоз же другую половину промышленных, которые в пути то же исполнять должны, что и сперва посыланные, а сам передовщик все вперед идет и кулемы ставит. Чечюйской промышленной то ж подтверждает; ежели чюница людна, а ежели в ней 4 только человека, а два человека уже посыланы были по завоз, то из тех же двух человек по завоз же один опять посылается, а с ним тот промышленной, которой с передовщиком оставался, а сам передовщик по завоз никогда не ходит.
А ежели в кулемы мало соболей попадает, то их взятыми с собою обметами промышляют. При оном промыслу состоит наибольшая нужда в собольих следах, которых промышленной всячески ищет, а нашед свежей след, идет по нем по тех пор, пока до конца того следу дойдет. И буде случится, что помянутого следу не станет у оранца, то промышленной по всем норам около того следу находящимся делает дымники, то есть зажигает гнилые дерева и кладет ях в устья помянутых нор, чтоб дым от них внутрь нор входил. И ежели соболь в норе так далеко спрятался, что дым до него не доходит, то промышленной обметывает обметом около того места, где след его окончался, а повыше того сам сидит с собакою, расклавши небольшой огонь, дни по 2 и по 3. И ежели случится, что соболь, из норы вышедши, вниз побежит, то он, конечно, запутается в обмет, что промышленной узнавает по звуку одного или двух колокольчиков, привязанных к веревочке, которая от обмету снизу через два колышка к тому месту протянута, где промышленной сидит: понеже соболь из обмета так рваться станет, что от того помянутая веревочка замотается и колокольчики зазвенят. И тогда промышленной гонит собаку к запутавшемуся в обмете соболю, чтоб его задавила, а иногда и без собаки сам соболя руками изловит. По сказыванию чечюйекого промышленного колокольчики к обмету ночью только привязываются. А ежели соболь вверх на. самого промышленного побежит, то редко случается, чтоб не уходил, понеже, нечаянно выскочивши, легко пробегает мимо промышленного, а собака всякая не имеет такой резвости, чтоб его постичь могла. А в таких норах, которые только один выход имеют, дыму они не кладут, понеже соболь на дым не пойдет, и от него в норе умрет, а достать в таких норах невозможно, понеже разметывать камни, которые иногда велики бывают, силы не достанет, а рука в нору, хотя инде и проходит, но достать не можно, потому что норы глубоки.
Буде же тот след под коренья ушел, то обметывают они им вкруг всего дерева, под котораго коренье соболь ушел, а, обметавши, разрывают то место и выкапывают его, а обмет в ту нору для того обметывают, чтоб его, ежели и из рук выскочит, поймать можно было.
А буде след идет к какому дереву, гаа котором вверху соболя видеть, то стреляют в него из луков стрелами томарами называемыми. Ежели же томары все исстреляют, а соболя не убьют, то стреляют и самыми малыми площадками, а по нужде и большими, каких больших зверей бьют. Большими стрелами, какими больших зверей бьют, по сказыванию чечюйского промышленного, по соболям никогда не стреляют. Буде же на дереве его усмотреть не можно, то подрубают они то дерево, а в том месте, где оно вершиною упадет, раскидывают обмет. А узнавают они то место отшед от дерева прочь в ту сторону, с которой его подрубают, и, часто останавливаючись, смотрят, загнув голову назад, на дерево, пока самую только вершинку увидят; и тогда саженях в 2 от того места подале обмет раскидывают, а сами становятся у пня того срубленного дерева. Как дерево упадет, то соболь, видя людей, прочь от дерева отбегает, и так в обмет попадает.
Случается временем, что хотя дерево и упадет, однакож соболь с негоне бежит, в таком случае смотрят они по всему дереву дуплей и в них соболя находят. По сказыванию чечюйскаго промышленного и то нередко случается, что собака за соболем бегает и соболь принужден от нее спрятаться или в оранде или в дупле или на дереве, и в таком случае промышленной того места, где соболь спрятался, примечает и обметывает же.
А которой соболь был в обмете, а не изловлен, или в кулеме не задавлен, тот соболь уже не даст изловиться {Теленбинской промышленной объявляет, что хотя соболь в обмет не изловится или в кулеме не задавлен, тот соболь со временем изловляется. Теленбинской промышленной не подтверждает.}.
Ежели во время соболиного промыслу случится, кроме соболя, иного какого зверя из лука убить, то они и того не упускают, также и около кулем на малых зверей плашки и петли ставят. По сказыванию чечюйского промышленного во время соболиного промыслу иного никакого зверя не бьют и на малых зверей плашек и петель не ставят, а то бывает, что в кулемы и иной зверь, лисица, горностай и белка попадает {Теленбинской промышленной в том согласен.}.
По возвращении других промышленных, по завоз посыланных, отряжает передовщик бывшую с ним половину промышленных по размет, то есть, чтоб взяв из зимовья провианту и, идучи назад, в пристойных местах оного по нескольку оставляли, дабы им всем, возвратясь с промыслу, не терпеть голоду {Теленбинской промышленной в сем согласен.}.
Вышеобъявленные промышленные, так же как и прежде посыланные, идучи с запасом назад, осматривают около всякого стану имеющиеся кулемы, а взятого провианту оставляют на всяком десятом стану своему рассмотрению, и так они приходят к передовщику без запасу. А по возвращении их и сами передовщики с чюницами с промыслу назад возвращаются, а идучи осматривают они все кулемы, которые, шедши вперед, рубили, и заколачивают их, чтоб летом во оные соболи не попадали. Так же собирают они и те отрубки, в которые, посыланные по завоз и по размет промышленные, собольи кожи прятали. И тогда они всю свою должность исполнили {Теленбинской промышленной то ж подтверждает.}.
Будучи на промыслу, когда надобно хлебы печь, разгребают они снег до земли, и делают под четвероугольной по сажене и больше во все стороны, положа 4 бревна и насыпав на них земли, а по всем 4-м углам того поду колотят они низенькие столбики, по названию промышленных подъюрлошники. На поду раскладывают огонь, чтоб под нагорел, а как под нагорит, то они головни все снимают и уголье вон выгребают, и, выметши под помелом сажают на нем хлебы, а на вышеписанные подъюрлошники кладут они по обе стороны году вдоль юрлоки, то есть перекладины, а на юрлоки поперег кладут они горящие головни, которые по их называются махнатки, чтоб хлебы сверху поджаривались {Теленбинские промышленные то же делают.}.
Промышленные не всегда бывают на работе и на промыслу, но в празднишные дни останавливаются, и никакой работы не работают и не промышляют, токмо те, которые посланы по завозы и по размет, никогда не останавливаются, но идут дорогою не мешкотно.
Пришедши в зимовье, промышленные, ежели еще не все чюницы сошлися, живут в нем до собрания артели.
Как главной передовщик и вся артель сойдется, то чюнишные передовщики предъявляют ему соболей и прочих зверей, сколько которая чюница упромыслила, а при том сказывают ему, кто что в которой чюнице против его приказу погрешил, которых главный передовщик по рассмотрению наказывает, иных к столбу ставит, и как другие есть станут, велит всякому кланяться, и объявляя вину свою говорить: "Простите молодиож", а иных гущею прикажет кормить. По сказыванию чечюйского промышленного гущею никогда не кормят. Тех которые в воровстве приличились, жестоко бьют и им наделу ничего не дают, а шкарб их отбирают, и по себе делят, понеже рассуждают, что от плутовства его много в промыслу убытку учинилось и ежели б он не воровал, то б они больше соболей промыслили. Чечюйской промышленной подтверждает, что воров передовщик наказывает, токмо потом и он и прочие промышленные им прощают, ужину отдают и шкарб не отбирают, а в прежние годы то бывало, что ужину, которая ему досталась, не отдавали. В зимовье живут они по тех пор, пока реки вскроются, а между тем выделывают они своего промыслу собольи кожи {Теленбинской промышленной то ж объявляет, что гущею не кормят же. Теленбинской промышленной в сем согласен.}.
А как реки вскроются, то они, убравшися в те ж каючки, в которых вперед шли, возвращаются назад в свои домы, и отдают приходских или божьих соболей польуженщикам и покрученикам для роздачи по церьквам, а прочих соболей отдают в казну или продают на сторону, и деньги делят между собою по равному числу, а иных зверей, белок, горносталей, медведей, лисиц, которые есть в промыслу вольно им делить и прежде, потому как они согласятся.
Соболиной промысл у иноземческих народов от промыслу русских людей малым чем отменен, токмо что не столько приуготовления требует, а многие ж суеверия происходящие от их язычества ко оному присовокуплены.
Оленные тунгусы ходят на соболиной промысл со всеми семьями, а у якутов ходят токмо одни мущины, а женщины с детьми в юртах остаются. Их в одной артеле редко ходит больше четырех или шести человек, и в той артеле выбирают они себе такого человека, которому во всем послушны быть обещают.
Которые якуты богаты, те сами на промысл не ходят, а посылают вместо себя наемщиков, и должны они наемщикам дать на дорогу платье, корм, и лошадей, и за них ясак заплатить, и жен их без них содержать.
Когда они на промысл наряжаются, приносят однолетнего или двулетнего теленка обыкновенным своим шаманством в жертву, при чем шаман на ближнем дереве внизу вырезывает человеческой образ до грудей, а объявляют они, что в подобие знатного у них идола над лесом и зверями Байбаяная, и убивши помянутого теленка мажет шаман кровью того теленка образ идола Байбаяная с таким желанием, что как у оного идола лицо во время промыслу всегда будет в крови, так бы оной идол дал им на промыслу по всякой день видеть кровь.
При сем же приношении жертвы призывает шаман и иных по их вере людей защищающих идолов, чтоб они как промышленных, так и оставшихся после них домашних их. в своем охранении содержали. Также сказывает шаман и того дьявола, которой малых робят похищает, чтоб он оставшихся после них детей не погубил, представляя как идолам, так и дьяволу, ради услышания их прошения, каждому по кусочку мяса убитого теленка.
И чтоб им наперед знать, какое им на промыслу будет щастие, то бросают они перед образом идола Байбаяная вверх большую ложку, какими они едят называемую хамьяг. И ежели оная ложка упадет выделанною стороною вверх, то признавают оное себе за щастие, а ежели вниз, то почитают за нещастие.
По сих приуготовлениях отправляются все артели на промысл на лошадях и каждая артель берет заводных по 2 и по 3 лошади, а запас берут с собою мясо говяжье и коровье масло.
В первой день как из юрт отправятся на промысл, всячески стараются, чтоб им какого зверя или птицу убить. И ежели им в тот день какого зверя или птицу убить случится, то оное за великое щастие в будущем соболином промыслу признавают.
Едучи дорогою оставляют они в разных местах запас по неделе или дней по 10 ходу от места до места, чтоб им идучи назад было чем питаться. Приехавши на уреченное место, где соболей промышлять, что бывает уже в ноябре месяце, понеже они дорогою, промышляючи себе на пищу зверей, тихо едут, всех лошадей бьют на пропитание в промыслу.
На стану разделяются они по 2 человека и вкруг стана ставят пастник и луки самострельные, которые завсегда осматривают. И буде случится, что соболь или иной какой зверь от пастнику и луков в сторону отойдет, то они их на его след с прежнего места переносят.
А пастник, какой якуты на промыслу употребляют, кулемам русских промышленных людей по всему виду подобен, только в том разнствует, что у онаго продетой сквозь огородец шестик лежит одним концом в разщепнутом колышке, а другим на конце шестика, которой срединою лежит на конце палочки держимой привязанною на ниточке тоненькою дощечькою, а концом подложен под вложенное в воротца бревно, в которых воротцах оной шестик одним концом так же утвержден в разщепнутом колышке, а другим концом держится на привязанной на ниточке дощечьке. А оной шестик, которой срединою своею в вышепоказанных кулемах лежал на конце палочки, к которой привязана означенная тоненькая дощечька, в пастмике концом лежит на конце оной палочки, а другой его конец утвержден в разщепнутом колышке вместо с концом продетого сквозь огородец шестика.
Кроме пастнику и самострельных луков, якуты, так как и русские промышленные люди, употребляют томары и иные стрелы, которыми они соболей на деревах или когда они из оранцов выдут, стреляют.
Обметов у них нет, и когда они конец собольего следу увидят у какой норы в оранце, то окуривают они устья ближних нор дерьмом и тем соболя из норы вон выгоняют, а потом оного или застрелят или собаками затравят.
Живут они около стану на промыслу, разделясь по разным дорогам месяца по три, а потом паки на оной стан собираются, и поднявшись оттуда марта в первых числах все вместе домой возвращаются пеши или в лодках. А приходят назад в апреле месяце, и тогда все, что упромышлено, вместе складывают и между собою поровну делят.