Н. А. Крашенинниковъ. Барышни. Романъ. "Московское книгоиздательство". Москва. 1912. Стр. 187. Ц. 1 р. 26 к.
Критика невыносимо равнодушна къ г. Крашенинникову. Какого-нибудь Ивана Рукавишникова хоть бранятъ, надъ Гординымъ хоть издѣваются, Брешку-Брешковскаго хоть пародируютъ. О Крашенинниковѣ не разговариваютъ -- не замалчиваютъ, а просто упорно молчатъ -- и, право, критика меньше всего виновата въ этомъ упорномъ молчаніи. Крашенинниковъ не вызываетъ ни на какое сужденіе -- ни положительное, ни отрицательное; онъ гдѣ-то на серединѣ; онъ не бездаренъ, онъ не талантливъ, его недостатки не такъ ярки, чтобы о нихъ стоило кричать, въ его безцвѣтности нѣтъ ничего агрессивнаго. Онъ даже не безцвѣтенъ -- на немъ всегда защитный цвѣтъ; онъ -- способный литераторъ, онъ легко приспособится къ требованіямъ; онъ многое умѣетъ, но голое умѣніе ни къ чему не ведетъ.
Вотъ романъ. Семь дѣвушекъ изъ богатой русской купеческой семьи остались круглыми сиротами. Жертвы переходнаго времени, онѣ выросли въ смутномъ мірѣ, гдѣ царятъ еще по инерціи старыя традиціи, но гдѣ все полно сознаніемъ, что это только инерція, что новое властно стучится въ дверь. "Всѣ пугливыя, всѣ истеричныя и восторженныя", героини г. Крашенинникова -- типичныя барышни -- "не дѣвушки и не женщины; не тѣ, кто въ жизни, кто умѣетъ жить, понимаетъ ее, имѣетъ въ ней мѣсто... Только барышни: вотъ -- все". Такъ опредѣляются онѣ въ сознаніи одной изъ нихъ, такими представляются онѣ автору.
Что-жъ, замыселъ не плохъ, и авторъ знаетъ, что нужно для его воплощенія. Онъ старается дать семи "барышнямъ" семь разныхъ лицъ; онъ заставляетъ читателя слѣдить за семью разными судьбами. Здѣсь есть и любовныя исторіи, и религіозныя увлеченія, и манія стяжательства, и легкія приключенія, и тягостныя сцены, и европейскіе курорты, и русская глушь; все это сжато, выразительно, ясно -- и все-таки, когда отойдешь отъ книги Крашенинникова, то прежде всего чувствуешь, что всѣ семь барышень слились въ туманное пятно, что пока слѣдилъ за разсказомъ, все ждалъ чего-то, а когда дошелъ до конца, то стало очевидно, что ждать было нечего. И не только отъ интриги романа нечего было ждать, но и отъ автора. И дальше такъ всегда будетъ у г. Крашенинникова: не глупо, не безталанно, не устарѣло, даже не пошло, что особенно рѣдко. Словомъ, не плохо, но и ни въ какомъ случаѣ не хорошо. Какъ литературный типъ, можно бы ненавидѣть Крашенинникова,-- но и тутъ ему везетъ: у литературной посредственности есть гораздо болѣе яркіе и назойливые представители: раздраженіе естественно обращается на нихъ.