-- Нужен острый сатирический фельетон, -- сказал редактор.
Я немедленно отправился на поиски. Город был благоустроен, учреждения точны и аккуратны, на заводах и фабриках полнейший порядок и отчаянная производительность труда...
-- Не проехаться ли в деревню? Частенько выезжал на деревенских темах!
Аэроизвозчик быстро довез меня до того места, где когда-то стояла моя родная деревня -- с избами, крытыми соломой, неграмотными мужиками, самогоном... Мы пролетели над причудливо расположенной группой огромных размеров домов. Аэроизвозчик спустился в центре этой группы.
-- Приехали, -- сказал он.
-- Это деревня?
-- Так точно, барин, -- деревня! -- ответил аэроизвозчик. -- А во тамотка и мужички гуляют! Сидор! -- закричал он.
Ко мне подошел длиннобородый седой мужик в лаптях, плетенных из панамской соломы, шелковой рубахе, бархатных штанах и парчовых портянках.
-- Не узнаешь? Сидор я, -- сказал он, улыбаясь, -- помнишь еще в твое время без штанов по улице бегал!
Я обрадовался знакомому.
-- Сидор, -- сказал я, -- меня можешь не бояться -- расскажи обо всем... Взятки у вас берут? Кулаки вас обижают? Самогонку гонят?..
Сидор рассмеялся:
-- Что ты! Ни попов, ни самогонки, ни кулаков и в духах нет! Погоди -- я тебе покажу хозяйство нашей коммуны...
Мы вошли в просторный зал, с потолком высоким, как небосвод.
-- Это наш коровник, -- сказал Сидор. -- А это, -- он показал на глыбу, величиной с трехэтажный дом, -- наша автоматическая корова...
Корова помахивала автоматическим хвостом, и огромные насосы выкачивали из нее молоко в мраморные бассейны.
-- Вот механическая овца... Обрастет шерстью в две минуты... Из-под ножниц день и ночь не выходит... Опытное поле -- вес пшеничного зерна доводят до трех пудов...
-- Ладно, -- сказал я, -- покажи, где мужики собираются.
-- Пойдем -- сейчас как раз праздник -- они все во дворце-читальне...
Мужики сидели и читали "Бедноту", парни играли в шахматы...
Я не стал напрасно терять времени.
-- Вези в Москву, -- сказал я аэроизвозчику, -- только скорее -- на чай получишь!
-- "Где бы найти тему, -- раздумывал я по дороге. -- Яга! На фабрике! Какие же там были темы? Прогулы -- наверное, нет... Задержка жалованья... Нет! Ага -- нашел! Матерщина! Люди всегда люди -- неужто они теперь и не сердятся?"
На фабрике шло обучение подростков. Один никак не мог наладить станок -- рвалась нитка. Мастер стоял тут же и показывал:
-- Вы не так, дорогой мой, -- ласково говорил мастер и поправлял станок.
У того опять рвалась нитка.
"Вот сейчас, облает", -- подумал я и приготовил записную книжку.
-- Дорогой, -- еще ласковее сказал мастер, -- вы опять не так...
Поправил станок. Нитка опять порвалась. "Ну сейчас выругается!" У мастера -- я видел -- лицо налилось кровью.
И вдруг -- тихий, тихий голосок:
-- Родненький мой...
Меня окончательно взорвало это ангельское терпение. Я сам подошел к станку и сказал:
-- Олух! Лупалы-то распялил! Вот как надо -- так тебя перетак!
И что же? Уши мои услыхали мой собственный голос:
-- Друг мой, вы опять немножко ошиблись...
Теперь мне стало понятно дьявольское хладнокровие мастера: на фабрике стояли автоматические поглотители матерщины!
-- Ну и проклятое время, -- сказал я, -- пиши тут фельетоны!
И услышал свой собственный голос!
-- Какое замечательное время -- теперь вовсе не нужны фельетоны!
На улице газетчики кричали:
-- "Утконос"! Свежий "Утконос"!
"Ага -- сатирический журнал, -- догадался я. -- Посмотрим, как это они теперь работают при этаких порядочках!"
Развернув журнал, увидал на развороте рисунок.
Рисунок назывался: "Разговор двоих".
На рисунке -- толстый, хорошо одетый рабочий говорит толстому, хорошо одетому крестьянину: