"Возрождение", литературно-художественный и научно-популярный, иллюстрированный альманах. Том 2-й
М., "Время", 1923
Михаил Козырев.
Повесть о том, как с Андреем Петровичем ничего не случилось.
I.
Разные на свете люди живут -- у одного нос крючком, да длинный такой, в любую щелку пролезет, а другой и совсем без носа, у одного волосы до плеч и притом кучерявятся, а другой каждую неделю у парикмахера голову бреет, чтобы походила эта его голова на огромную репу.
И живут все по разному -- один на Петербургской стороне, другой на Выборгской, а трети, так тот и совсем на Васильевском острове!
Ну а вот Андрей Петрович живет на Малой Дворянской и притом в доме номер семь, и несмотря на это носит костюм, точь в точь, как Павел Кондратьевич, и шуба у него такая же, что и у Ивана Фомича -- начальника отделения, так что швейцар, Архип, постоянно одну за другую принимает.
и когда он выходил утром, в двенадцать часов, в департамент, в то же самое время выходил околоточный Иван Демьяныч из восьмого номера, -в светлой шинели -- и шли они оба, каждый в свою сторону, установленной раз навсегда орбитой.
В то же самое время выходил и Павел Кондратьевич с Нижегородской, а Ивай Фомич -- часом позже -- с Васильевского и все они, пройдя намеченный издавна путь, попадали в один и тот же департамент.
Сотни тысяч людей проходят по улицам Петербурга и никто с пути своего не сойдет, а если суждено быть двоим в одной и той же точке пространства -- неминуемо должны они столкнуться лбами:
-- Виноват!
-- Извиняюсь!
И опять разойтись и плыть дальше, установленной, так сказать, орбитой...
Вечером совершался обратный путь -- вновь расходились и сходились пути -- и часто на этих путях встречался Андрей Петрович с Павлом Кондратьевичем в квартире своей, на Малой Дворянской.
Говорили они обо всем -- и о том, что трудно становится теперь прожить, даже на жалование столоначальника, и назревают будто бы перемены, так что директор переходит в другое ведомство и неизвестно кто будет назначен на его место -- Иван Никанорыч, или, наоборот, Никанор Иваныч....
А когда, большей частью по праздникам, начинало шалить воображение, мысленно переставляли они пути и положения человеческие, смеясь, получающейся от сего, несообразности.
-- А если бы швейцар Архип -- товарищем министра?!
-- Ха-ха-ха!
-- А если бы...
-- Ха-ха-ха!
Но все это в воображении...
Твердо знал Андрей Петрович -- что сойди с пути своего и пойдет на земле такой кавардак, что никакая полиция не сможет привести ее в требуемый законом порядок -- но выйдя однажды, не встретил он у ворот своего дома околодочного Ивана Демьяныча и подумал:
-- Вот так раз!
И в департаменте в тот день было темнее обыкновенного, и лица у всех были хмурые и озабоченные... Иван Фомич сам подошел:
-- Поздравляю -- переворот! Директор новому министру представляться уехали!
Андрей Петрович на это ответил:
-- Ничего, Иван Фомич, перемелется!... И, действительно, все перемололось...
Многие, правда, по другим ведомствам разошлись, многие по департаменту получили повышения, директор ушел, и на его место назначен был новый -- и притом не Иван Никанорыч, а, наоборот, Никанор Ивапыч, вместо Архипа появился новый швейцар, молодой ж без надлежащего порядка -- только Андрей Петрович сидел попрежнему за своим столом, с видом на Зимний Дворец, и с этого места никуда не хотел переходить. Утром, в двенадцать часов, попрежнему встречал он Ивана Демьяныча, хотя и в штатском платье.
И, собравшись на именинах Павла Кондратьевича, говорили опять, что теперь на жалованье начальника отделения прожить нельзя и только" между прочим коснулись переворота:
-- Была полиция -- теперь -- милиция -- вот и переверти А Павел Кондратьевич сказал:
-- Вот если бы дворник Фома...
И до того разошлись, что поставили Петра Первого на комод у вокзала, водрузив Александра на Фальконетов монумент, да еще коня на дыбы!-- так что хозяйка рада была гостей поскорей выпроводить,-- а что как разойдутся, да голые вверх ногами ходить начнут! И от одной мысли о возможности подобного неприличия заболела она воспалением легких!
Но не выходила жизнь из положенных ей орбит и события, происшедшие в эти дни, не выходили из ряда обыкновенных.
Призвал Иван Фомич Андрея Петровича в кабинет -- там стоял молодой человек в усиках и весь с иголочки.
-- Вот ваш новый помощник!
-- Очень приятно!
И больше на этого помощника никакого внимания не обращал:
-- Семен Андреич, составьте...
-- Семен Андреич -- напишите...
Семен Андреич писал и ничего такого не оказывал.
II.
Началось с того, что Семен Андреич в гору пошел, да так дошел, что в один день через Андрея Петровича перепрыгнул! За уходом Ивана Фомича, назначен он начальником отделения: Алдрей Петрович и ахнуть не успел, как Семен Андреич ему:
-- Андрей Петрович -- составьте!
-- Андрей Петрович -- напишите!...
И вид такой, словно родился начальником!
Павел Кондратьевич в большое возмущение пришел:
-- Да как же так?-- возмущался Павел Кондратьевич.
-- Да почему же так?-- возмущался Андрей Петрович.
-- Да этак тебе на улице каждый через голову перепрыгнет! Даже сон такой Андрею Петровичу приснился:
Идет он будто бы в департамент, а через него, сзади, новый швейцар, как прыгает!... А рядом другие -- и, будто бы, такая чехарда пошла, что только ноги в воздухе болтаются...
И самого Андрея Петровича подмывает:
-- Прыгни! Прыгни!
Пришел на другой день -- глядит и департамент упразднили! И сам Андрей Петрович назначен заведующим подотделом, а есть в том повышение или понижение -- неизвестно! Встречает Павла Кондратьевича:
-- Вот я сон какой видел!
-- А тот и сну не удивился:
-- Оно и есть -- назначен новый швейцар в роде как над директором надсмотрщиком!..
Пошли, посмотрели -- и верно: сидит новый швейцар в директорском кабинете и всем своим видом внушает совершенное уважение.
-- Ну и ну!-- сказал Андрей Петрович.
-- Ну и ну!-- оказал Павел Кондратьевич. Андрей Петрович хотел было отшутиться:
-- А чем он в самом деле и не комиссар?!
Только с каждым днем пошли все новые и новые несообразности. Одно можно сказать: переверт!
-- Они скоро Фальконетов монумент на Петропавловский шпиль взгромоздят -- говорил Павел Кондратьевич и составил будто бы в этом смысле проект, только выше Семена Андреича прыгнуть не удалось: не обратили внимания!
Понадобилось однажды Андрею Петровичу за справкой сходить -- а как курьеров теперь нельзя посылать -- пошел сам. Приходит -- нет та-кого учреждения.
Осмотрелся вокруг,--
-- Да куда же это я попал?!
И Петербург -- и не Петербург?!-- словно -- все вывески переменились!
-- Что это за улица? Милиционер сплюнул, но ответил:
-- Карла Маркса, вот какая!...
И опять такой улицы словно бы в Петербурге не было! Так проплутал, проплутал, да и вернулся домой; и с той поры из дома ни ногой -- кроме как на службу -- и то побаивался:
-- А что, как земля из под ног уплывет?!
Но ничего не произошло -- изо дня в день писались те же самые бумаги, только с необходимыми в форме изменениями, и в перевернутом мире, где ни кто не знает имени-отчества своего ближайшего начальника, единственной опорой оставался стол Андрея Петровича, у окна, с видом на Зимний Дворец; и крепко за этот стол продолжал Андрей Петрович держаться.
Больше всех Семен Андреич приставал:
-- Вы бы, говорит, вы бы!..
То ему кажется, что шкаф не на месте стоит, то и самый стол хочется ему переставить.
-- Проявили бы, говорит, инициативу!
Андрей Петрович отвечал:
-- Не нахожу силы духа!...
И все оставалось на прежнем месте. Конечно, зудит иногда:
-- Прыгни! Прыгни!
И зайдет в голову какой проект -- но всегда что-то останавливало:
-- Допрыгаешься!
Многие, конечно, прыгнули -- и больше всех Семен Андреич -- иэ автомобиля не выходит: заседание у него за заседанием -- и Андрею Петровичу он не раз говорил:
-- Я бы вам хорошее место дал... Только конечно -- инициатива!
Андрей Петрович соблазну не поддавался.... И правильно: выходит он однажды в двенадцать часов из дома своего, на Малой Дворянской, и вдруг -- Иван Демьяныч!
-- К чему бы это?!
Ан -- пришел в департамент -- отправлен, говорят, Семен Андреич в чеку и единственно за проявление инициативы! Павел Кондратьевич так и сказал:
-- Допрыгался!
От должности, которую Семен Андреич занимал,-- Андрей Петрович сам отказался:
-- Я здесь больше пользы принесу -- и посоветовал Ивана Фомича пригласить -- старик и дело хорошо знает, а сам попрежнему сидит за своим столом, с видом на Зимний Дворец, и если скажет кто:
-- Переверт!
-- Андрей Петрович так и обрежет:
-- В существе никакого переверта! Единственно, одно лишь название: прежде чиновник -- теперь -- совработник...
Павел Кондратьевич подхватывал:
-- Прежде министерство -- теперь -- наркомат...
И так перебирали все ведомства и радовались.
А когда, большей частью по праздникам, начинало играть воображение и было переговорено уже, что и на жалованье заведующего всем управлением теперь невозможно прожить -- Андрей Петрович начинал:
-- Вот если бы Волга -- в Белое море -- это переверт!
-- Вот если бы...
Но в двенадцать часов шел Андрей Петрович через Троицкий мост, Павел Кондратьевич -- через Литейный, а Иван Фомич -- через Николаевский -- и все они, описав свой круг, попадали в один и тот же департамент.
И шли в это время сотни тысяч людей, каждый своим путем, и если надлежало двоим быть в одной и той же точке пространства, неминуемо Д0Л5КНЫ они были столкнуться лбами:
-- Виноват!
-- Извиняюсь!
И плыть дальше -- каждому своей, установленной от века, орбитой...