Ковалевский Максим Максимович
Новое сочинение о восстании Уота Тэйлора в Англии

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Петрушевский: "Восстание Уота Тайлера" Журнал Министерства Народного Просвещения, октябрь, ноябрь, декабрь 1896 г.

   

Новое сочиненіе о возстаніи Уота Тэйлора въ Англіи *).

*) Петрушевскій: "Возстаніе Уота Тайлера" Журналъ Министерства Народнаго Просвѣщенія, октябрь, ноябрь, декабрь 1896 г.

   Книга г. Петрушевскаго распадается на три части: въ первой онъ, слѣдуя установившейся въ диссертаціяхъ традиціи, даетъ обзоръ литературы предмета, во второй -- критику источниковъ, въ третьей -- историческій очеркъ событій. Особенность первой составляетъ то, что авторъ разбираетъ именно тѣхъ писателей, которые о возстаніи Уота Тейлора не писали, и обходитъ молчаніемъ тѣхъ, которые о немъ писали.
   Ни Юмъ, авторъ общей исторіи Англіи, ни Галламъ, авторъ общей картины Европы въ средніе вѣка, ни Торольдъ Роджерсъ, авторъ исторіи земледѣлія и цѣнъ въ Англіи, ни Охенковскій, авторъ картины хозяйственной жизни въ Англіи въ XV в., т.-е. въ столѣтіе, слѣдующее за возстаніемъ 1381 г., ни историки экономической и индустріальной жизни Англіи, Ашлэ и Кеннингамъ, не могутъ считаться историками движенія Уота Тэйлора; они высказались о немъ мимоходомъ, бросили нѣсколько общихъ мыслей и нужно много искусства и большую заботливость объ утолщеніи собственнаго сочиненія, чтобы посвятить 36 страницъ одной передачѣ этихъ отрывочныхъ и летучихъ замѣтокъ. Я думаю, что той же цѣли могли бы съ равнымъ, если не съ большимъ, удобствомъ служить сочиненія: Эдмунда Мориса, "жизнь англійскихъ народныхъ вождей въ средніе вѣка", Тайлера, Боля и Ольдкастеля, или извѣстная монографія Валона о правленіи Ричарда П. Это не библіографическія рѣдкости, а общераспространенныя книги, напечатанныя не въ захолустьяхъ, а въ Лондонѣ и Парижѣ. Есть наконецъ и болѣе новыя сочиненія по тому же вопросу, напримѣръ, Пауэль, Возстаніе въ восточной Англіи въ 1381". (оно издано въ Кембриджѣ въ 1896 г.), Пети-Дютальисъ о народныхъ проповѣдникахъ, въ частности лолардахъ въ эпоху крестьянскаго возстанія. Г. Петрушевскій дѣлаетъ счастливое исключеніе только для меня; онъ даже очень лестно объявляетъ, что моя "Англійская Пугачевщина съ полнымъ основаніемъ можетъ быть названа первымъ изслѣдованіемъ возстанія 1381 года" {Журналъ Министерства Народнаго Просвѣщенія, 1896 г. октябрь, стр. 362.}.
   Много чести и, право, незаслуженной. Но если вы ужъ такъ были добры и посвятили цѣлыхъ 40 страницъ разбору однихъ общихъ взглядовъ сочиненія, заключающаго въ себѣ всего на всего 100 съ лишнимъ страницъ, то почему вы не почтили равнымъ вниманіемъ и большей части его, посвященной изложенію хода событій? Еслибъ вы сдѣлали тоже и для книги Валона, первая часть вашего сочиненія выиграла бы несомнѣнно въ объемѣ, но, можетъ быть, не явилось бы необходимости писать второй и третьей, а ограничиться лишь передачей тѣхъ высоко-научныхъ критическихъ замѣчаній, которыми вы несомнѣнно обогатили историческую науку и къ разбору которыхъ я теперь и обращусь. Признавши особенностью моихъ методологическихъ пріемовъ "импрессіонизмъ", т.-е. какъ поясняете вы, "особенное отношеніе къ матеріалу", состоящее въ томъ, что авторъ не подвергаетъ его строго-научному анализу, не изслѣдуетъ его съ цѣлью получить точный и опредѣленный отвѣтъ на вполнѣ точно и опредѣленно поставленные вопросы, но довольствуется возможностью вынести изъ знакомства съ матеріаломъ рядъ впечатлѣній, несогласуемыхъ другъ съ другомъ, не претендующихъ на полную опредѣленность, впечатлѣній случайныхъ, способныхъ видоизмѣняться подъ вліяніемъ часто неуловимыхъ оттѣнковъ, какъ въ настроеніи воспринимающаго ихъ, такъ и въ обстановкѣ воспринимаемаго" {Ibid., стр. 398.}, вы вслѣдъ затѣмъ во второй части вашей работы указываете настоящіе научные пріемы. Познакомимся съ ними, поучимся.
   Вы, разумѣется, не ждете отъ меня, что я стану хвалить васъ за глубину, съ какой вы показываете, напримѣръ, что Фруасаръ въ изображеніи хода событій, ознаменовавшихъ собою крестьянское возстаніе 1381 года, высказывалъ аристократическія тенденціи, а монахъ Сентъ-Албанскаго монастыря становился на точку зрѣнія богатыхъ землею обитателей. Все это, конечно, вѣрно, но все это уже было сказано. Хорошо, разумѣется, повторять старую истину, но не мѣшаетъ и сослаться на тѣхъ, кто ее высказывалъ. Чтобы не говорить о другихъ болѣе раннихъ или болѣе позднихъ писателяхъ, позвольте мнѣ напомнить вамъ, что говорятъ объ этомъ всѣ издатели Фруасара, Еервивъ де Летенгофъ, Люсъ, а также издатели хроникъ Сентъ-Албанскаго монастыря и хроники Мальверна, критическими предисловіями которыхъ вы много пользовались, что нисколько не заставило васъ ихъ цитировать. Но читатель не попеняетъ на меня, если и познакомлю его съ нѣкоторыми изъ вашихъ истинно-оригинальныхъ пріемовъ. На стр. 69 ноябрьской книжки Журнала Министерства Народнаго Просвѣщенія вы, чтобъ объяснить происхожденіе передаваемаго лейчестерскимъ каноникомъ Кнайтеномъ слуха, что оскорбленіе дѣвушки налоговымъ сборщикомъ произвело взрывъ народнаго недовольства, сближаете его съ однохарактернымъ разсказомъ современника Елизаветы, Голиншеда, у котораго встрѣчается та подробность, что налогъ въ просторѣчіи взимался со всѣхъ, кто носилъ признаки зрѣлости на извѣстныхъ частяхъ тѣла (that were undergrowne). Ухватившись за это слово, вы дѣлаете смѣлую и поистинѣ оригинальную догадку, "не наводитъ ли это извѣстіе Голиншеда,-- говорите вы {Ibid., стр. 70.}, на мысль, что въ терминѣ undergrown въ томъ смыслѣ, въ какомъ его объясняетъ лѣтописецъ, слѣдуетъ видѣть зародышъ ходившаго среди народа слуха о поведеніи одного изъ сборщиковъ,-- поведеніи, описанномъ у Найтона. А если такъ, въ такомъ случаѣ мы позволяемъ себѣ развить эту мысль дальше. Слухъ этотъ могъ послужить основой, на которой выросло болѣе индивидуализированное сказаніе объ убійствѣ сборщика отцомъ одной изъ этихъ подвергавшихся такому поруганію дѣвушекъ въ томъ видѣ, въ какомъ передаетъ намъ это сказаніе Cray. Въ дополненіе ко всему этому мы напомнимъ читателю, что месть за честь женщины, какъ поводъ къ народному возстанію,-- весьма распространенный легендарный мотивъ. Народное воображеніе нерѣдко украшаетъ великія политическія и соціальныя движенія подобнымъ романическимъ ореоломъ: Лукреція, жена Коллатина, обезчещенная однимъ изъ сыновей Тарквинія Гордаго, послѣдняго римскаго царя; Виргинія, пронзенная кинжаломъ родного отца, чтобы не стать жертвой посягательствъ децимвира Аппія Клавдія; наконецъ, сестра Гармодія, оскорбленная Гиппархомъ,-- фигуры знакомыя намъ со школьной скамьи. Таковы элементы, изъ которыхъ могла возникнуть легенда "объ избіеніи Джономъ кровельщикомъ сборщика поголовнаго налога".
   Дивная страница, на которой всего легче убѣдиться, до какихъ широкихъ и новыхъ выводовъ можетъ привесть отрѣшившаяся отъ импрессіонизма и вполнѣ научная внутренняя критика текста. Вы берете одно слово писателя XVI вѣка, сближаете его съ текстомъ хроники XIV столѣтія, вспоминаете про гнусности сыновей Тарквинія Гордаго, и вамъ сразу становится попятнымъ, почему лейчестерскій каноникъ говоритъ о неприличномъ поведеніи сборщика налога въ 1381 году {Puellulas esursum impudice elevavit, ut sic experiretur utrum corruptee essent et cognitae a viris.}. Онъ имѣлъ передъ глазами Лукрецію, жену Коллатина и сестру Гарнодія; вотъ почему онъ и оклеветалъ органовъ правительственной власти.
   Какой внезапный свѣтъ бросаетъ это и на многія изъ современныхъ событій! Слышишь, напримѣръ, о жалобахъ армянъ на поведеніе турокъ, читаешь о томъ же въ отчетахъ англійскихъ консуловъ, сокрушаешься;-- и что же?-- оказывается понапрасну. Всѣ эти слухи не болѣе какъ недавній варіантъ о поведеніи дѣтей Тарквиніевыхъ. Не скрою, однако, отъ васъ, что у меня, какъ импрессіониста, неспособнаго свести свои отрывочныя впечатлѣнія къ общему синтезу, все же остаются еще нѣкоторыя сомнѣнія. Вспоминается мнѣ по поводу свидѣтельства лейчестерскаго каноника XIV вѣка, нѣкоторые державшіеся еще въ томъ вѣкѣ порядки, съ которыми бы вы могли познакомиться и изъ протоколовъ вотчинныхъ судовъ, изданныхъ Мейтлендомъ, и изъ сочиненія г. Виноградова о крѣпостномъ крестьянствѣ въ Англіи, а пожалуй и изъ моей книги, написанной лѣтъ 20 тому назадъ {Сборникъ документовъ, служащихъ къ иллюстраціи исторіи полицейской администраціи въ Англіи.}; простая справка съ ними, можетъ бытъ, избавила бы васъ отъ необходимости толковать писателя XIV вѣка ссылками на хроникера XVI и тревожить почтенныя тѣни оскорбленныхъ гречанокъ и римскихъ матронъ. Дѣло въ томъ, что въ XIV вѣкѣ помѣщики еще взимали штрафъ не только за дозволенное супружество съ ихъ крѣпостными, но и за простое сожитіе съ ними. Штрафъ назывался legerwite и въ одной почтенной старой рукописи, которой вы не знаете, но должны были бы знать, такъ какъ въ ней много говорится о судьбѣ тѣхъ самыхъ крестьянъ, о которыхъ вы печетесь, поводъ къ этому штрафу указанъ словами: quia corrupit nativam vestram senza licentia vestra. Какъ же было убѣдиться въ томъ, что этотъ фактъ дѣйствительно совершился иначе, какъ избраннымъ сборщикомъ пріемомъ? Но къ чему, спрашивается, было это неприличное любопытство?-- да просто-на-просто къ тому, чтобъ узнать, подлежитъ ли дѣвица обложенію или не подлежитъ, и именно обложенію поочажнымъ, а не поголовнымъ сборомъ.
   Еслибы poll-tax была поголовнымъ сборомъ, а не поочажнымъ, то платили бы ее всякіе юноши и дѣвицы, а не отцы семействъ за себя, жену и основавшихъ хотя бы незаконный очагъ дочерей. И ужъ язвите вы меня за этотъ поочажный сборъ! Разъ десять открываете скобки съ вопросительнымъ знакомъ, а я, какъ неисправимый импрессіонистъ, неспособный отдѣлаться отъ впечатлѣнія, производимаго на меня источниками, все же продолжаю думать, что poll-tax была поочажнымъ сборомъ!
   Не такъ ново, но столь же глубокомысленно то, что вы говорите о достовѣрности свидѣтельствъ Вольсингама вообще и возможности пользоваться сообщаемой имъ личной исповѣдью Жака Стро о намѣреніяхъ его ближайшихъ товарищей. Какъ, въ самомъ дѣлѣ, было ему не быть искреннимъ? Его ждала неминуемая казнь, что бы онъ ни сказалъ; оставался только выборъ: умереть съ паннихидами или безъ паннихидъ. "Говори правду, а то не будетъ поминокъ",-- ну, онъ, разумѣется, и сказалъ правду, какъ говорили правду на тѣхъ же условіяхъ пытаемые инквизиторами еретики. Хотѣлось бы вѣрить, но и на этотъ разъ не могу отрѣшиться отъ впечатлѣній, производимыхъ на меня источниками. Если вы читали судебные протоколы, въ которыхъ идетъ рѣчь объ обвиненіяхъ лицъ, принимавшихъ участіе въ возстаніи (а почему бы вамъ и не прочесть ихъ?-- ихъ вовсе не такъ много, какъ вы утверждаете), то ваше вниманіе не могло не остановиться на рядѣ случаевъ, въ которыхъ то или другое лицо признаетъ себя добровольно принявшимъ участіе въ возстаніи съ тѣмъ, чтобъ имѣть возможность обвинить другихъ; онъ знаетъ, что избѣжитъ казни за чистосердечное раскаяніе, а товарищи знаютъ, что имѣютъ въ немъ дѣло съ доносчикомъ. Вы полагаетесь на эти свидѣтельства и потому готовы признать двухъ ольдерменовъ Лондона дѣйствительно виновными въ приглашеніи мятежныхъ крестьянъ въ Лондонъ; ну, а я, воля ваша, не могу отрѣшиться отъ недостойнаго научнаго историка скептицизма. Много было, говорю я себѣ, доносчиковъ въ мірѣ и не всегда они говорили правду! Язвите меня послѣ этого, что я не повторилъ всѣхъ навѣтовъ судебныхъ протоколовъ на лондонскихъ ольдерменовъ, хотя эти протоколы мною впервые открыты. Еслибы была малѣйшая доля правды въ сдѣланныхъ на нихъдоносахъ, ольдернены не избѣжали бы казни и конфискаціи имущества, а между тѣмъ ихъ имена не встрѣчаются въ открытыхъ мною же впервыи спискахъ отобранныхъ въ казну земель и движимостей. Каюсь, опять я не способенъ былъ отрѣшиться отъ впечатлѣнія источниковъ. Импрессіонистъ, импрессіонистъ, какъ вы вѣрно замѣчаете!
   Послѣ такихъ, глубокихъ и оригинальныхъ попытокъ критическаго отношенія къ источникамъ читатель ждетъ въ третьей части вашего труда новаго и на этотъ разъ достовѣрнаго разсказа о томъ, что такое было это возстаніе Уота Тэйлора. Вы, разумѣется, съ своей стороны, подготовили его къ счастливой новизнѣ вашихъ сообщеній. Разобравъ вашихъ предшественниковъ (далеко не всѣхъ), вы говорите: "какъ видитъ читатель, народное движеніе послѣдней четверти XIV вѣка еще ждетъ своего изслѣдователя, который бы подвергъ строго-научной разработкѣ весь наличный матеріалъ, изучилъ бы событіе 1381 года во всей его индивидуальности и конструировалъ его, какъ явленіе, порожденное всею совокупностью силъ, дѣйствовавшихъ въ англійскомъ обществѣ данной эпохи, и вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ моментъ въ длинной исторіи экономическаго, соціальнаго и политическаго развитія Англіи" {Октябрь, стр. 399.}. Но отъ кого же, какъ не отъ васъ, и ждать этого окончательнаго труда? Промучивъ на цѣлыхъ 75 страницахъ разсказомъ о томъ, какъ раньше васъ мало или скверно писали о возстаніи Уота Тэйлора, проведши затѣмъ читателя черезъ длинный и тяжкій искусъ строго-научнаго приложенія къ источникамъ вашихъ методологическихъ пріемовъ, съ характеромъ которыхъ мы только что познакомились, вы, наконецъ, приводите его въ обѣтованную землю. Мы стоимъ передъ началомъ вашего разсказа и ждемъ отъ васъ новыхъ истинъ. Слогомъ древняго лѣтописца, вступающаго непосредственно in medias res, вы начинаете: Въ ноябрѣ 1380 года, въ четвертый годъ царствованія Ричарда И, засѣдавшій въ Нортгемптонѣ парламентъ разрѣшилъ королю поголовный налогъ (или, если позволите, поочажный); налогъ должны были платить тѣ-то и іѣ-то, а сборщиками его должны были быть тѣ-то и тѣ-то. Все это мы какъ будто ужъ читали. Читали мы также, что возстаніе началось въ Эссексѣ, что еще недавно могло казаться спорнымъ вопросомъ; что первая вспышка воспослѣдовала въ Брентвудѣ и что значительную роль въ начальныхъ движеніяхъ играли жители деревни Фобинга; что Уотъ Тэйлоръ, главный предводитель возстанія, былъ уроженцемъ Эссекса, и пр., и пр., и пр. Нами невольно овладѣлъ страхъ, не списано ли все это нами у васъ, но, взглянувъ на заголовокъ журнала, мы увидѣли въ немъ 1896 годъ и успокоились. Нельзя же, въ самомъ дѣлѣ, думать, что съ нами повторилось то же, что съ Кнайтеномъ лѣтописцемъ, который сталъ разсказывать свои басни подъ вліяніемъ Голиншеда, жившаго два вѣка спустя. Дальше намъ становилось все легче и легче. Цѣлыми страницами слѣдовали у васъ выписки изъ всѣмъ доступныхъ хроникъ въ нижнемъ этажѣ, а въ верхнемъ -- ихъ передача собственными словами. Когда вы доходите до возстанія въ Сентъ-Албанѣ, то стремленіе къ полнотѣ изложенія заставляетъ васъ только переворачивать страницы. Если не Вольсингамъ, то сокращенная или распространенная хроника того же аббатства приводится вами цѣлыми главами. Вы не хотите вводить читателя въ издержки на пріобрѣтеніе всѣмъ доступнаго изданія. Съ 281-й по 300-го страницу, другими словами, на цѣлыхъ 20, вы передаете и вверху, и внизу одинъ-два десятка страницъ латинскихъ хроникъ. Когда нужно отъ себя что прибавить или сдѣлать маленькое предварительное изслѣдованіе, хотя бы о современной топографіи тѣхъ деревень, въ которыхъ происходятъ разсказываемыя вами событія, вы ограничиваетесь заявленіемъ: "мы сохранили транскрипцію хроники, не настолько далекую отъ современной намъ, чтобъ интересующійся не могъ найти этихъ именъ на новѣйшей картѣ Англіи" {Ibid., декабрь, стр. 298.}.
   И въ разсказѣ о лондонскихъ событіяхъ вы обнаруживаете ту же трезвую и благоразумную методу, состоящую въ томъ, чтобы не подымать спорныхъ вопросовъ, взбѣгать гипотезъ и толкованій, довольствоваться передачей того, чего никто не оспариваетъ. Вы сами характеризуете ваши пріемы слѣдующими словами: "изслѣдователю" (разъ онъ подошелъ въ разнорѣчивому вопросу о томъ, что случилось въ Лондонѣ между свиданіемъ въ Майль-Эндѣ и смертью Уота Тэйлора) остается только передать, не мудрствуя лукаво, то существенное, что сообщаютъ современные лѣтописцы и позднѣйшіе компиляторы, исключивъ по возможности все, что такъ или иначе оскорбляетъ наше чувство истины въ ихъ повѣствованіи, и утѣшая себя мыслью, что какъ бы различно ни объяснялъ любитель гипотезъ того, что произошло въ этотъ знаменательный день, точный смыслъ изучаемаго явленія нисколько отъ этого не измѣнится {Декабрь, стр. 262.}.
   Получивъ, такимъ образомъ, на предшествующихъ 20 страницахъ полную передачу согласныхъ между собою хроникъ, мы отнынѣ вправѣ разсчитывать на такую, при которой устраняется все противорѣчащее чувству истины нашего историка, а это ничѣмъ существенно не разнится отъ того, что дали намъ предшествовавшіе повѣствователи, Валовъ въ томъ числѣ. Это можетъ показаться нѣсколько скуднымъ, можетъ вкрасться сомнѣніе въ томъ, стоило ли на двухстахъ страницахъ подготовлять читателя къ выслушиванію того, что ему и ранѣе было извѣстно. Но такая по-истинѣ импрессіонистская мысль можетъ вкрасться въ голову только человѣку, не способному оцѣнить слѣдующаго оригинальнаго замѣчанія: "Констатировать фактъ и описать его -- это работа сложная, состоящая изъ цѣлаго ряда умственныхъ операцій, требующихъ отъ мысли иногда высокой степени отвлеченія" {Ibid., октябрь, стр. 400.}.
   Позволю себѣ приложить вамъ это требованіе высокой степени отвлеченія и попрошу васъ объяснить мнѣ, въ чемъ оно именно состояло, когда вы вздумали воспользоваться показаніями двухъ компиляторовъ XVI и XVII столѣтія, изъ которыхъ одинъ, а именно Стау, признанъ вами весьма недостовѣрнымъ во второй главѣ вашей работы. Я позволилъ себѣ высказать ту догадку, что Стау пользовался источниками, состоявшими не изъ однѣхъ хроникъ. Это обстоятельство и заставляло меня придавать нѣкоторое значеніе отдѣльнымъ его свидѣтельствамъ, особенно, когда послѣднія не расходятся съ показаніями судебныхъ протоколовъ, мною впервые привлеченныхъ къ изслѣдованію. Такъ, напримѣръ, все, что относится къ самому началу возстанія и къ первымъ дѣйствіямъ мятежниковъ въ Эссексѣ, въ равной мѣрѣ выступаетъ и въ Assize Rolls въ пятый годъ правленія Ричарда II и у Стау. Вы упрекаете меня въ томъ {Ibid., ноябрь, стр. 59.}, что, вслѣдъ за Стау, я объявляю Бемптона однимъ изъ новыхъ коммиссаровъ для суда надъ крестьянами, оказавшими сопротивленіе сборщикамъ, и говорите, что Бемптонъ былъ мировымъ судьею. Эти свѣдѣнія вы могли почерпнуть и у меня {Ibid., статья II, стр. 38.}, гдѣ по поводу собраній первыхъ заговорщиковъ въ Брентвудѣ я говорю буквально: они направлены противъ мировыхъ судей; въ числѣ этихъ послѣднихъ встрѣчается имя Іоганна Бемптона. Званіе мирового судьи ни мало не мѣшало полученію отъ короля особой коммиссіи для разслѣдованія тѣхъ или другихъ спеціальныхъ правонарушеній. Весь даже институтъ мировыхъ судей развился путемъ такого наслоенія коммиссій. Такъ, напримѣръ, когда возникло вслѣдъ за чумою 1348 года особое рабочее законодательство, мировымъ судьямъ въ силу спеціальной коммиссіи предоставлено было быть судьями въ спорахъ хозяевъ съ рабочими (justices of labourers and artificers). Нѣтъ поэтому ничего неправдоподобнаго въ сообщеніи Стау, что мировой судья Бемптонъ назначенъ былъ для производства слѣдствія о возникшихъ безпорядкахъ. Предсѣдателемъ экстренной судебной коммиссіи, посланной въ Эссексъ, могъ быть судья общихъ тяжбъ Белкнэпъ, но случилось это нѣсколько времени спустя, когда, за подавленіемъ мятежа, разосланы были по графствамъ судебныя коммиссіи. Итакъ, въ данномъ вопросѣ и Стау, и Ковалевскій не повинны въ той неточности, какую вы имъ приписываете, и вы бы могли не украшать вашего сочиненія два раза повторяемымъ заявленіемъ, что вы исправили ошибку того и другого {Ноябрь, стр. 57 и 59.}. Очень ужъ вы строги -- если не къ Ковалевскому, то къ Стау, такъ строги, что можно было бы подумать, что при изложеніи хода событій вы не пожелаете пользоваться его показаніями {Стремленіе къ обстоятельности разсказа, при полномъ отсутствіи хоть какого-нибудь критическаго отношенія къ источникамъ, иногда заставляетъ Стау прибѣгать къ измышленію фактовъ въ тѣхъ случаяхъ, когда его источники недостаточно, по его мнѣнію, удовлетворяютъ любознательности читателя. Ibid., ноябрь, стр. 60.}, а между тѣмъ оказывается, что въ третьй части вашего труда, тамъ, гдѣ вы приступаете къ разсказу о событіяхъ, вы постоянно пользуетесь Cray. На какихъ-нибудь семи-восьми листикахъ можно найти у васъ до десяти цитатъ на этого, такъ жестоко осуждаемаго вами, "сочинителя фактовъ".
   Не прочь вы искать указаній и у позднѣйшихъ компиляторовъ: напримѣръ, у автора одной исторіи церкви, отпечатанной въ 1655 году. Удаченъ ли былъ вашъ выборъ, объ этомъ предоставляю судить читателямъ. "Толпа узнавала фламандцевъ,-- говорите вы,-- по дурному произношенію словъ хлѣбъ и сыръ и не давала пощады никому, кто вмѣсто bread (бредъ) и cheese (чизъ) говорилъ brot и cawse {Ibid., декабрь, стр. 251.}. На основаніи этого заявленія, можно подумать, что, прежде чѣмъ приступить къ вкзекуціи, крестьяне подвергали заподозрѣнныхъ какому-то словесному испытанію: "скажи, молъ, хлѣбъ и сыръ, и скажи правильно, а не то..." Ни одинъ изъ современныхъ анналистовъ, не говоря уже о прямыхъ источникахъ, какими являются судебные протоколы, не говоритъ ни слова о такомъ пытаніи. Вы цѣликомъ заимствовали его у двухъ компиляторовъ, не обративъ вниманія на то, что и современникъ Елизаветы, Cray, и современникъ Іакова и Еарла I, Фульсъ, были свидѣтелями такого же озлобленія англійскаго простонародья противъ фламандцевъ и потому легко могли внести ходячія на ихъ счетъ шутки въ свое повѣствованіе о событіяхъ, случившихся два-три вѣка назадъ. Не думаю, что въ данномъ случаѣ научная критика источниковъ много вамъ послужила, и чтобы ваше "простое, но научное описаніе" потребовало того высшаго отвлеченія, о которомъ вы такъ красно говорите. Вы врагъ гипотезъ и думаете, что роль историка сводится въ простому, но "научному" резюмированію правдоподобныхъ на его взглядъ свидѣтельствъ. Я держусь на этотъ счетъ нѣсколько иного взгляда и думаю, что, путемъ сопоставленія и руководствуясь обыкновенными пріемами логики, историкъ не только можетъ, но и долженъ извлечь изъ отрывочныхъ, неполныхъ и даже противорѣчашихъ другъ другу свидѣтельствъ -- наиболѣе вѣроятныя заключенія. Вотъ почему, когда мнѣ приходится перейти къ разсказу о событіяхъ, какими закончилось движеніе въ Лондонѣ, о чемъ, какъ вы сами говорите, свидѣтельства лѣтописей крайне неудовлетворительны, я не считаю возможнымъ ограничиться простою передачей "не мудрствуя лукаво того, что въ ихъ разсказѣ всего менѣе оскорбляетъ мое чувство истины".
   Такой чисто-субъективный критерій едва ли отвѣчаетъ вполнѣ представленію о строгой научности, которая васъ такъ безпокоитъ. Я полагаю, что дѣйствія человѣческія обусловливаются какими-нибудь разумными причинами и что если, напримѣръ, эссекскія ополченія уходятъ послѣ свиданія съ королемъ и обѣщанія имъ извѣстныхъ вольностей, а кентскія остаются и ищутъ новаго свиданія для представленія новыхъ требованій, то изъ этого можно заключить, что ихъ программа была нѣсколько шире той, какой довольствовались эссексцы. Прямыхъ возраженій вы противъ этого привести не можете, и такъ какъ свидѣтельство сентъ-албанскаго монаха о томъ, что эссексцамъ обѣщана была только свобода отъ крѣпостной зависимости и амнистія, говоритъ въ мою пользу, то вы высказываете догадку слѣдующаго рода: "Можетъ быть, дѣло объясняется тѣмъ, что сентъ-албанскій монахъ сдѣлалъ вольный или невольный пропускъ; а, можетъ быть, инсургентамъ одновременно было выдано по двѣ грамоты -- одна о свободѣ ихъ и объ амнистіи, другая -- о свободѣ внутренней торговли и о нормѣ земельной ренты, причемъ экземпляръ первой грамоты, Charta regis de manumissione rueticorum въ собственномъ смыслѣ, еще попался въ руки автора хроники, а вторая уже не дошла до него, благодаря энергическимъ мѣрамъ, принятымъ правительствомъ для истребленія выданныхъ возставшимъ документовъ" {Декабрь, стр. 278.}. Въ подтвержденіе вы не приводите ни одного факта.
   Разборъ пока коснулся одной повѣствовательной и критической стороны новаго сочиненія о возстаніи Уота Тэйлора. Намъ желательно было бы въ настоящее время отвѣтить на вопросъ, какъ понимаетъ авторъ самый смыслъ движенія: его источникъ, причину и ближайшія послѣдствія. Объявивши безрезультатнымъ для науки все сдѣланное до него, что, какъ мы видѣли не помѣшало ему повторитъ уже сказанное, г. Петрушевскій слѣдующимъ образомъ ставитъ задачу будущаго изслѣдователя. Ему надлежитъ молъ "выяснить тѣсную органическую связь между описаннымъ имъ фактомъ и его средой, между возстаніемъ 1381 года и состояніемъ англійскаго общества и государства въ моментъ, предшествующій возстанію". Установивъ эту связь, изслѣдователь можетъ приступить къ послѣдней части своей работы, къ опредѣленію мѣста, занимаемаго возстаніемъ 1381 года въ процессѣ экономической, соціальной и политической эволюціи англійскаго общества. Все это прекрасно, но всего этого именно и не даетъ работа г. Петрушевскаго, который тутъ же объявляетъ, что "предлагаемая первая часть его работы имѣетъ въ виду провести изслѣдованіе возстанія Уота Тэйлора пока только черезъ первую его стадію, ставитъ себѣ цѣль описательную" {Ibid., октябрь, стр. 401.}. Рѣшеніе, разумѣется, весьма благоразумное, значительно упрощающее дѣло, но въ то же время оставляющее насъ въ неизвѣстности, что же даетъ положительнаго новый трудъ, подлежащій нашему разбору. Мы показали, что матеріалы, на которыхъ онъ основанъ, не новы, что предпринятая авторомъ критика источниковъ если не повторяетъ сказаннаго во вступительныхъ главахъ къ изданію отдѣльныхъ лѣтописей, обогащаетъ насъ утвержденіями и соображеніями иногда сомнительными, весьма часто забавными и которыя, разумѣется, могутъ только въ насмѣшку быть названы научно-критическими. Но, отказавшись или по меньшей мѣрѣ отложивши въ дальній ящикъ собственную оцѣнку событій, г. Петрушевскій съ тѣмъ большимъ азартомъ набрасывается на тѣ, какія были представлены другими, я въ частности на вступительную главу моего очерка Англійская Пугачевщина. Его пріемъ состоитъ въ уловленіи меня въ противорѣчіяхъ. Скажу я, напримѣръ, что нищенствующіе ордена, по мнѣнію Виклефа, какъ и по мнѣнію Ленгланда, могутъ считаться проповѣдниками революціонныхъ ученій {Смотри Русская Мысль, 1895, май, стр. 21 и 22.}, и г. Петрушевскій спѣшитъ заявить: мы поставлены въ затрудненіе, пытаясь примирить это мнѣніе автора о революціонной роли Францисканцевъ съ тѣмъ объясненіемъ, какое онъ въ другомъ мѣстѣ даетъ ожесточенію, съ которымъ мятежники преслѣдуютъ монаховъ и въ частности нищенствующую братію, говоря, что это ожесточеніе находить себѣ естественное объясненіе въ давно начавшейся враждѣ лолардскихъ проповѣдниковъ съ Францисканцами.
   Едва ли изъ выписаннаго мѣста читатель пойметъ, о чемъ именно заходить у меня рѣчь. На страницѣ 21 и 22 первой моей статьи я стараюсь показать на основаніи трактатовъ Виклефа и его послѣдователей, что ученіе о неповиновенія свѣтскимъ лордамъ не только не встрѣчало одобренія въ средѣ лоллардовъ, но, наоборотъ, считалось измышленіемъ лицъ, "дѣйствующихъ по внушенію дьявола". Такъ какъ одновременно въ англійскихъ и латинскихъ виршахъ и въ сочиненіи Лангланда Видѣніе Петра пахаря заключаются нападки на Францисканцевъ, то я высказываю догадку, что, выгораживая своихъ послѣдователей "бѣдныхъ священниковъ", "poor prestis" отъ обвиненія въ томъ, что они совѣтовали не платить рентъ и барщины земельнымъ собственникамъ, Виклефъ желаетъ взвалить отвѣтственность за это на ненавистныхъ лоллардамъ Францисканцевъ. Гдѣ же, опрашивается, противорѣчіе и можно ли назвать ту грубую передержку, какую позволяетъ себѣ въ данномъ случаѣ г. Петрушевскій, научно-критическимъ пріемомъ? Въ другомъ мѣстѣ моей работы я привожу отрывокъ изъ хроники сентъ-албанскаго монаха, въ которомъ ставится въ вину Францисканцамъ зависть къ надѣленному собственностью священству и говорится, что они вводятъ простонародіе въ заблужденіе я распространяютъ въ его средѣ всякія лжи. Я сближаю это мѣсто съ заявленіями Гауера, что нищенствующая братія состоитъ изъ лицемѣровъ, способныхъ только принесть вредъ государству и церкви, и объясняю ими воспроизводимые въ процессѣ кентскихъ мятежниковъ слухи о томъ, что нѣкіе странники, подъ которыми я предполагаю странствующихъ монаховъ, fratresperegrini, принесли съ сѣвера волнующее крестьянъ извѣстіе, что герцогъ ланкастерскій отпустилъ своихъ крѣпостныхъ на волю. Вотъ все, что сказано мною по вопросу о роли Францисканцевъ въ событіяхъ 1381 года. Безпристрастіе не увидѣло бы въ сказанномъ ничего противорѣчащаго фактамъ насилія противъ нищенствующей братіи, въ какомъ повинны были участники возстанія. Заявленіе г. Петрушевскаго, что мое мнимое противорѣчіе -- результатъ несовершенства моихъ методологическихъ пріемовъ, можетъ быть поэтому оставлено безъ дальнѣйшихъ возраженій {Октябрь, стр. 396.}.
   Авторъ придерживается тѣхъ же пріемовъ критики и при разборѣ того, что сказано мною объ отношеніи Виклефа и его послѣдователей лоллардовъ къ крестьянскому возстанію. Имѣя въ виду довольно распространенное заблужденіе, что движеніе Уота Тэйлора ставило себѣ коммунистическія задачи, я указываю источники, изъ которыхъ сложилось такое воззрѣніе я прежде всего пристрастную хронику Фруассара, объявлявшаго, что мятежники не допускали никакихъ различій и требовали общности земель и владѣній. Я критикую затѣмъ взглядъ тѣхъ, кто на извѣстномъ изреченіи: "Когда Адамъ пахалъ и Ева пряла, гдѣ былъ джентльменъ",-- хотѣли бы установить взглядъ на лоллардовъ, какъ на коммунистовъ. Сближая то, что въ 1382 году поставлено было въ вину лоллардамъ съ заявленіями самого Виклефа, я стараюсь доказать, что лолларды не были сторонниками упраздненія всякой собственности и стремились въ секуляризаціи церковныхъ имуществъ, считая ихъ достояніемъ бѣдныхъ {Англійская Пугачевщина, статья первая, стр. 5.}. Не требуя отмѣны крѣпостного права, Виклефъ совѣтуетъ помѣщикамъ добровольный отказъ отъ службъ и платежей, хотя и принадлежащихъ имъ по праву или въ силу обычая, но несогласныхъ съ совѣстью и противныхъ милосердію {Ibid., стр. 22.}.
   Изъ этого основнаго взгляда вытекло все то, что я говорю о вліяніи лоллардовъ на движеніе 1381 года. Насколько ихъ доктрина была направлена противъ церковнаго землевладѣнія, она можетъ считаться революціонной и отвѣтственной за событія 1381 года. Но приложеніе ихъ критики къ свѣтскому землевладѣнію должно считаться уже дѣйствіемъ самихъ возставшихъ. Стремленіе же къ упраздненію крѣпостного права и многія другія изъ преслѣдуемыхъ ими задачъ вытекли непосредственно изъ причинъ экономическаго характера и не могутъ быть приписаны поэтому исключительно проповѣди лоллардовъ, хотя послѣдняя и высказывалась въ пользу такой отмѣны.
   Всякій, кто прочтетъ со вниманіемъ мой очеркъ, несомнѣнно вынесетъ это впечатлѣніе, но г. Петрушевскому нужно найти противорѣчія и вотъ какимъ упражненіямъ предается онъ въ своемъ критическомъ отзывѣ. "Какъ согласить,-- пишетъ онъ,-- съ такою характеристикой взглядовъ лоллардовъ раньше приведенное утвержденіе, что лолларды были вдохновителями и руководителями возставшихъ людей, поднявшихся, чтобы произвесть аграрную революцію, направленную къ упраздненію какъ крѣпостного права, такъ и всѣхъ вообще зависимыхъ формъ земельнаго движенія" {На страницѣ 5-й моего очерка я говорю: самое большее, что можетъ быть сказано о соціальныхъ тенденціяхъ мятежниковъ, это то, что они стремились распространить на службы и платежи, производимые въ пользу сеньоровъ, ученіе лоллардовъ о несправедливости церковной десятины. Осуществленіе ихъ желаній повело бы къ созданію широкой крестьянской собственности взамѣнъ прежняго оброчнаго держанія; оно отнюдь не сопровождалось бы возвращеніемъ къ коммунистическимъ порядкамъ апостольской церкви.}. Я думаю, что безпристрастный читатель, дающій себѣ отчетъ въ точномъ смыслѣ терминовъ, согласитъ эти утвержденія весьма просто. Онъ скажетъ себѣ, что отмѣна крѣпостного права и зависимыхъ формъ земельнаго держанія вовсе не означаетъ отмѣны собственности, а просто установленіе системы свободныхъ контрактовъ на землю, что обобщеніе и распространеніе взглядовъ Виклефа и лоллардовъ на церковную собственность могло быть однимъ изъ источниковъ этой аграрной революціи.
   Противорѣчіемъ считаетъ авторъ и указываемое мною присутствіе въ рядахъ возставшихъ лицъ низшаго дворянства. Онъ объявляетъ, что для него неясно, какое значеніе могло бы имѣть для этихъ второстепенныхъ дворянъ упраздненіе церковной десятины и монастырскихъ латифундій, и.что мною не показано, чтобъ интересы итого низшаго дворянства находили защиту со стороны лоллардовъ, хотя, какъ я показываю, Виклефъ стремился подчинитъ приходское духовенство надзору и карательной власти сидящихъ на своихъ земляхъ дворянъ и джентри.
   Я думаю, что отвѣтъ на этотъ вопросъ имѣется въ самой его постановкѣ. Чтобы цоказать, въ какой мѣрѣ недовольство современнымъ состояніемъ церкви отвѣчало дѣйствительному злу, я привожу свидѣтельства католическихъ писателей, въ томъ числѣ Лангланда, относительно настроеній въ церкви и государствѣ. Г. Петрушевскій думаетъ, что это подкапываетъ мой взглядъ на роль лоллардовъ въ возстаніи; но сознавать извѣстное зло или предлагать революціонныя мѣры къ его исправленію но одно и то же, а католическіе писатели, разумѣется, не стояли за насильственную отмѣну церковной десятины и церковныхъ латифундій. То-же желаніе найти противорѣчіе заставляетъ г. Петрушевскаго недоумѣвать, какъ возможно примирить участіе нѣкоторыхъ членовъ мелкаго дворянства въ рядахъ заговорщиковъ съ единогласнымъ заявленіемъ прелатовъ и сеньоровъ, рыцарей и представителей городовъ противъ отмѣны крѣпостного права. Еслибы возстаніе сдѣлано было однимъ человѣкомъ, такія соображенія имѣли бы какой-нибудь смыслъ; но такъ какъ въ немъ участвовало по меньшей мѣрѣ 60,000 человѣкъ, то можно допустить, что въ общемъ враждебное крестьянству привилегированное сословіе въ то же время могло выдѣлить изъ низшихъ рядовъ своихъ кучку людей, находившихъ разсчетъ въ томъ, чтобъ идти съ крестьянами заодно. По той же причинѣ нельзя видѣть противорѣчія съ общимъ взглядомъ на враждебность лоллардовъ и возставшихъ крестьянъ къ церковному землевладѣнію въ томъ, что жители острова Танета въ Кентскомъ графствѣ, отмѣняя барщину и натуральные платежи, въ то же время дѣлаютъ оговорку, что эта мѣра не будетъ распространена на лицъ, держащихъ землю на зависимыхъ отношеніяхъ отъ кентерберійскаго пріората, а также отъ самого города. Уже тотъ указанный мною фактъ, что во главѣ движенія стоитъ священникъ мѣстной церкви и возставшіе вообще не противники собственности, а однихъ латифундій, легко объясняетъ происхожденіе этого частнаго случая {Октябрь, стр. 386.}.
   Во всѣхъ выдержкахъ, сдѣланныхъ г. Петрушевскимъ съ цѣлью доказать, что я постоянно впадаю въ противорѣчіе съ самимъ собою, я, къ сожалѣнію, не могу найти ничего подобнаго. Критикуя взглядъ тѣхъ, которые во всемъ дѣлаютъ отвѣтственными лоллардовъ, я говорю, напримѣръ, что пропаганда ихъ оказала только "косвенное и второстепенное вліяніе", но то же я говорилъ и съ самаго начала. Противорѣчіе видитъ г. Петрушевскій въ томъ, что сказавши на страницѣ 27: пропаганда лоллардовъ началась незадолго до возстанія, я на страницѣ 28 говорю, что основаніе того, что можно назвать орденомъ добрыхъ пастырей, потребовало отъ Виклефа многихъ лѣтъ. Эти два положенія стоятъ, напротивъ того, въ тѣсной связи; потому и началась эта пропаганда незадолго до возстанія, что нельзя было Виклефу сразу создать этотъ классъ "добрыхъ пастырей". Не могу отказаться отъ мысли, что авторъ гораздо лучше понимаетъ меня, чѣмъ можетъ подумать читатель изъ его же словъ. Почти на каждой страницѣ я бы могъ отмѣтить такое же "научно-критическое" отношеніе къ моимъ заявленіямъ. Такъ на страницѣ 384 онъ снова видитъ противорѣчіе въ томъ, что я не довѣряю свидѣтельству, будто бы данному Болемъ предъ смертью о Виклефѣ, какъ о тайномъ пропагандистѣ крестьянской революціи. Но вѣдь необоснованность такого взгляда и была доказываема мною съ самаго начала.
   Роджерсъ, о которомъ г. Петрушевскій говоритъ болѣе чѣмъ развязно, называя его во всякомъ случаѣ оригинальныя мысли "безпорядочными разсужденіями, представляющими собою какую-то рыхлую массу, которая вотъ-вотъ готова развалиться на части" {Октябрь, стр. 48.}, высказалъ мимоходомъ и на основаніи глубокаго изученія памятниковъ экономической жизни, по-моему, вѣрную догадку, что моровая язва 1348 года и произведенная ею смертность, въ связи съ попытками законодательства остановить ростъ заработной платы, а помѣщиковъ -- вернуться отъ денежнаго оброка къ барщинѣ и натуральнымъ рентамъ, подготовила то недовольство, выраженіемъ котораго была революція 1381 года. Въ теоріи Роджерса замѣтна строгая логическая послѣдовательность; она вся можетъ быть сведена къ нѣкоторымъ взаимно-вытекающимъ другъ изъ друга положеніямъ: сокращеніе числа жителей на половину или треть увеличиваетъ спросъ на трудъ и уменьшаетъ размѣръ ренты, заработная плата растетъ, а помѣщики принуждены запустить часть своихъ земель. Если предшествовавшій чумѣ ростъ населенія содѣйствовалъ переходу отъ барщиннаго къ оброчному держанію, то внезапное паденіе населенности должно было вызвать обратное движеніе. Находя въ счетахъ помѣстныхъ управителей доказательство тому, что взамѣнъ прежняго оброка помѣщики стали требовать снова барщины, Роджерсъ справедливо увидѣлъ въ этомъ подтвержденіе своихъ гипотезъ. Первые томы Исторіи земледѣлія и цѣнъ написаны были въ эпоху, когда экономической исторіей Англіи едва начинали интересоваться, раньше трудовъ Мэна, Нассэ, Себома или Брентано. Историческіе матеріалы не были собраны; роптали и кустумаріи, а тѣмъ болѣе протоколы вотчинныхъ судовъ лежали подъ спудомъ. Остается поэтому только съ изумленіемъ констатировать проницательность изслѣдователя, пользовавшаго одностороннимъ матеріаломъ и сумѣвшаго построить теорію, къ которой, по мѣрѣ обнародованія новыхъ источниковъ, съ оговорками и ограниченіями поспѣшили присоединиться и Шельдонъ Амосъ, и Себомъ въ статьяхъ, напечатанныхъ въ Fortnightly Review, и іезуитъ Гаске въ своей Исторіи черной смерти въ Ляиш; не говоря объ Охенковскомъ. Чтобы выражаться о Роджерсѣ съ такою надменностью, съ какой это дѣлаетъ г. Петрушевскій, надо бы имѣть за собою научное прошлое. Примыкая къ воззрѣніямъ Роджерса, я только нахожу ихъ не объясняющими всѣхъ сторонъ революціоннаго движенія 1381 года. Я обвиняю его поэтому въ одномъ только преувеличеніи {Тѣ, кто, подобно Торольду Роджерсу, хотятъ во что бы то ни стало связать англійскую жакерію съ попытками помѣщиковъ оживить крѣпостное право и замѣнить оброкъ барщиной, впадаютъ въ такое же преувеличеніе... и т. д. Смотри Англійская Пугачевщина (Русская Мысль, 1895 г., книга V, стр. 1).}.
   Г. Петрушевскій видитъ противорѣчіе въ моихъ взглядахъ, когда вслѣдъ затѣмъ я показываю, что и въ литературныхъ источникахъ, которыми не пользовался Роджерсъ,-- напримѣръ, въ одномъ трактатѣ Виклефа, написанномъ вслѣдъ за возстаніемъ 1381 года,-- имѣются данныя, прямо подтверждающія его теорію, какъ, напримѣръ, слѣдующее мѣсто: "земельные собственники не прочь тягаться со своими оброчными крестьянами и сдѣлали попытку обратить ихъ снова въ кабалу". Видѣть преувеличеніе въ извѣстной теоріи не значитъ считать ее ложной, а только недостаточной, т.-е. неспособной объяснить всей массы имѣющихся въ распоряженіи изслѣдователя фактическихъ данныхъ. Показывая на основаніи судебныхъ протоколовъ, что въ движеніи приняли участіе низшіе слои городского населенія, что оно враждебно относилось и къ иноземнымъ ткачамъ, фламандцамъ, и къ тѣмъ на половину итальянскимъ, на половину еврейскимъ банкирамъ и купцамъ, которые извѣстны были подъ наименованіемъ ломбардцевъ, я считаю себя вправѣ сказать затѣмъ на страницѣ 3-й: имѣя передъ собою объединенныя дѣйствія какъ сельскихъ, такъ и городскихъ массъ, мы необходимо должны допустить, что возстаніе въ сферѣ соціальныхъ и политическихъ отношеній должно было преслѣдовать цѣли, одинаково дорогія и тѣмъ, и другимъ. Судебные протоколы говорятъ намъ о почти повсемѣстномъ сожженіи всякаго рода юридическихъ актовъ, о систематической враждебности къ судьямъ, присяжнымъ откупщикамъ, податнымъ сборщикамъ и органамъ мѣстнаго управленія какъ въ селахъ, такъ и въ городахъ. Мятежники истребляютъ не одни протоколы вотчинныхъ судовъ, рентали и кустумаріи, въ надеждѣ положить тѣмъ конецъ барщиннымъ службамъ и оброкамъ, въ нихъ указаннымъ; они рвутъ также протоколы мировыхъ судей, поставленныхъ надъ рабочими, уполномоченныхъ слѣдить за выполненіемъ статута, опредѣлявшаго maximum платы въ отдѣльныхъ промыслахъ и ремеслахъ. Ихъ ярость одинаково вызываютъ и окладные листы, опредѣляющіе размѣръ участія каждаго въ поочажномъ сборѣ, и книга городскихъ статутовъ лондонскаго Сити, и грамоты, выданныя королями гражданамъ Ярмута, такъ какъ и тѣ, и другіе одинаково обезпечиваютъ политическое господство городской олигархіи, мастеровъ нѣкоторыхъ привилегированныхъ гильдій или цеховъ". Я указываю въ дальнѣйшемъ изложеніи, что изъ современниковъ возстанія Гауеръ уже отмѣтилъ сложность его характера и призвалъ къ отвѣту въ немъ различные классы англійскаго общества, объявивъ всѣхъ одинаково виновными въ постигшихъ страну бѣдствіяхъ {Стр. 27.}. Всѣ эти заявленія съ моей стороны только служатъ дальнѣйшимъ развитіемъ мысли, высказанной мною съ самаго начала: "народныя возстанія рѣдко когда бываютъ послѣдствіемъ одной причины; они отражаютъ на себѣ недовольство существующимъ, частью сознательное, частью безсознательное стремленіе положить немедленный конецъ всему, что въ глазахъ мятежниковъ представляется вопіющею неправдой и ближайшимъ источникомъ ихъ бѣдствій" {Стр. 1.}. Все это не мѣшаетъ тому, что г. Петрушевскій, желая показать, что до появленія его работы не было высказано въ литературѣ ничего, кромѣ ни на чемъ не основанныхъ гипотезъ или противорѣчащихъ другъ другу положеній, считаетъ возможнымъ украсить свою диссертацію слѣдующими полемическими красотами: "Такимъ образомъ, если предшествующая литература въ лицѣ Роджерса рѣшила вопросъ о роли лоллардовъ въ движеніи 1381 года слишкомъ категорически, то въ сочиненіи проф. Ковалевскаго читателю предоставлена свобода выбирать любое изъ его рѣшеній въ одинаковой степени, какъ будто поставленное въ связь съ данными источниковъ (?), въ то время, какъ утвержденія Роджерса совершенно не имѣли подъ собою фактической почвы. Отсутствіе у автора опредѣленнаго взгляда на данный вопросъ и наличность двухъ весьма опредѣленныхъ, но исключающихъ другъ друга взглядовъ, находитъ себѣ объясненіе въ методологическихъ особенностяхъ работы автора. Намъ кажется, что проф. Ковалевскій слишкомъ упрощаетъ свою задачу, не хочетъ видѣть крайней сложности въ тѣхъ вопросахъ, разрѣшеніе которыхъ ставитъ себѣ цѣлью".
   Отвѣчу еще на нѣкоторыя частныя замѣчанія {См. октябрь, стр. 387.}: г. Петрушевскій удивляется избранной мною транскрипціи имени Tyler. Я пишу его Тэйлоръ, такъ какъ та же транскрипція принята для имени извѣстнаго историка первобытной культуры, фамилія котораго, по собственному его заявленію, происходитъ отъ того же имени "черепичникъ", какое послужило прозвище" Уота. Онъ казнитъ меня за то, что, вслѣдъ за эвезгамскимъ монахомъ, я называю начальниковъ отдѣльныхъ бандъ данными имъ прозвищами, не считая нужнымъ переводить каждый разъ значеніе этихъ прозвищъ на русскій языкъ {Ноябрь, стр. 81.}; но дѣлаю я это на томъ же основаніи, на какомъ самъ онъ пишетъ Уотъ Тайлеръ, а не Уотъ черепичникъ, а я лично подписываюсь Максимъ Ковалевскій, а не Максимъ Кузнецъ. По этому поводу позволю себѣ выразить недоумѣніе, почему, щеголяя правильнымъ англійскимъ произношеніемъ, вы, г. Петрушевскій, постоянно затрудняете читателя особенностями вашей транскрипціи. Многимъ, вѣроятно, извѣстно въ Россіи аббатство Мальмесбери, хотя бы благодаря лѣтописцу Вильяму мальмесберійскому. Къ чему же озадачивать читателя, говоря ему о хроникѣ мемсберійскаго монастыря, только потому, что англичане въ разговорной рѣчи глотаютъ нѣкоторые слоги?
   При изложеніи хода событій г. Петрушевскій исправляетъ неточности, вкравшіяся въ мое изложеніе: такъ, на стр. 217 онъ упрекаетъ меня въ неправильной передачѣ свидѣтельства Стау. Буквально лѣтописецъ говоритъ: "по этой причинѣ Бемптонъ приказалъ сержантамъ задержать и посадить ихъ въ тюрьму, но жители селенія сдѣлали такъ, что всѣ они бѣжали въ Лондонъ, къ королевскому совѣту", я же въ моей вольной передачѣ говорю: "Бемптонъ приказалъ задержать ихъ, но они вскорѣ освобождены были сосѣдями и при ихъ содѣйствіи бѣжали въ Лондонъ съ цѣлью представить жалобу королевскому совѣту". Предоставляю читателю судить о томъ, извратилъ ли я смыслъ лѣтописца. Если есть съ чьей стороны извращеніе, то съ вашей, г. Петрушевскій, такъ какъ вы переводите слова лѣтописца слѣдующею фразой: "Судья имѣлъ неблагоразуміе пригрозить имъ арестомъ и тюремнымъ заключеніемъ и принужденъ былъ со всѣми своими помощниками поспѣшно бѣжать въ Лондонъ, спасая свою жизнь отъ рукъ раздраженнаго народа" {Декабрь, стр. 217.}. Перейдемъ къ другимъ замѣчаніямъ. На страницѣ 231-й г. Петрушевскій не понимаетъ слѣдующей моей фразы: "Въ сотнѣ Уай призывъ къ оружію производится именемъ сквайра Бертрама Вильментонъ. Это первое указаніе объ участіи лицъ высшаго общественнаго положенія. Ничто не доказываетъ, однако, чтобы ближайшіе виновники мятежа уполномочены были дѣйствовать именемъ только что упомянутаго лица. Сами они простолюдины; поваръ изъ Баутона, согласно обвиненію присяжныхъ, былъ главнымъ предводителемъ". Вы говорите по поводу этихъ двухъ фразъ: "то обстоятельство, что поваръ -- простолюдинъ, едва ли мѣшало ему дѣйствовать по приказанію Бертрама, какъ, повидимому, слѣдуетъ заключить изъ словъ проф. Ковалевскаго" {См. декабрь, стр. 231.}. Предоставляемъ самому читателю судитъ, слѣдуетъ ли это изъ вышеприведенныхъ словъ.
   Не всѣ ваши замѣчанія, впрочемъ, одинаково безпочвенны; нѣкоторыя, выражаясь вашимъ же языкомъ, двигаютъ науку впередъ, напримѣръ слѣдующее: "по словамъ Ковалевскаго,-- пишете вы,-- при грабежѣ замка Савоя былъ обвиненъ въ присвоеніи серебрянаго подноса и солонки садовникъ Вильгельмъ, но, по словамъ протокола, это произошло не въ четвергъ 13 іюля" {Ibid., стр. 242.}.
   Но если, отказавшись отъ признанія важности такихъ критическихъ замѣтокъ и исправленій, читатель задался бы вопросомъ о томъ, какая основная мысль и даже мысленна положена въ основу вашего довольно распространеннаго очерка, я бы лично не счелъ возможнымъ дать ему опредѣленнаго отвѣта. Вы, правда, высказываете то положеніе, что движеніе Уота Тэйлора было вызвано, главнымъ образомъ, политическими причинами, но, сказавъ это въ первой вашей статьѣ, вы затѣмъ ни однимъ словомъ не обмолвились по тому же вопросу и не привели въ подтвержденіе ни одного факта и ни одного соображенія. Не достаточно сказать, что "политическое недовольство, явившееся въ результатѣ внѣшней и внутренней дѣятельности правительства Эдуарда III и нашедшее яркое, хотя и не полное выраженіе въ знаменитомъ Добромъ Парламентѣ 1376 года, и было тѣмъ электричествомъ, которое, насытивъ и безъ того грозовую атмосферу, произвело взрывъ 1381 года". Надо еще обосновать на чемъ-нибудь такое заявленіе, а этого пока вами не сдѣлано, такъ что, резюмируя мой взглядъ на ваше сочиненіе или, по крайней мѣрѣ, на ту первую часть, изданіемъ которой вы ограничиваетесь, я принужденъ сказать, что ни по фактическому матеріалу, вами приводимому, который далеко не новъ, ни по пріемамъ научной критики источниковъ, образцы которыхъ я привелъ выше, ни по объективности разбора вашихъ предшественниковъ, оно не выдѣляется изъ ряда тѣхъ диссертацій, въ которыхъ авторъ искупаетъ бѣдность мыслей и недостаточность знаній увѣренностью тона и большою развязностью въ выборѣ полемическихъ пріемовъ.
   Уже сѣдѣющій историкъ, которому по случаю поднятой имъ самимъ полемики я недавно доказалъ, что его историко-статистическій методъ свидѣтельствуетъ о непониманіи имъ того, въ чемъ состоитъ методъ среднихъ числъ, закончилъ свой отвѣтъ словами: что бы ни писалъ обо мнѣ г. Ковалевскій, я болѣе отвѣчать не буду. Лично я далекъ отъ такого высокомѣрія и каждый разъ, когда въ сочиненіяхъ старѣющихъ или начинающихъ писателей я найду критику или попытку критики моихъ взглядовъ, я не оставлю ее безъ вниманія. Грубость и вѣжливость тона зависятъ, разумѣется, отъ степени благовоспитанности, а я слишкомъ пріученъ къ пріемамъ русскихъ полемистовъ, чтобы высказывать, а тѣмъ болѣе чувствовать обиду отъ рѣзкости ихъ тона.
   Никто, впрочемъ, больше самого г. Петрушевскаго не говоритъ въ пользу сдѣланныхъ мною общихъ выводовъ касательно причинъ, задачъ возстанія и его общаго характера. Раскритиковавъ ихъ въ первой части своего сочиненія, онъ затѣмъ, къ немалому моему изумленію, повторяетъ ихъ въ своей заключительной главѣ. Г. Петрушевскій отрицаетъ существованіе заранѣе организованнаго заговора {Возстаніе Уота Тайлера. Отдѣльные оттиски Журнала Министерства Народною Просвѣщенія, стр. 320.}, но то же сдѣлали и мы, такъ что тѣ "новѣйшіе ученые, утверждавшіе, по мнѣнію автора, что "возстаніе" 1381 года было задумано, пропагандировано и организовано заранѣе" {Стр. 328.}, отнюдь не могутъ считаться новѣйшими, и ихъ критикъ повторилъ только чужую мысль, утрируя ее, какъ всегда бываетъ въ этомъ случаѣ. Дѣло въ томъ, что движеніе, начавшееся въ уголкѣ Эссекса, не могло бы быстро обхватить большой половины Англіи, еслибы въ крестьянствѣ не существовало извѣстной организаціи, вызванной общимъ недовольствомъ законодательными мѣрами, принятыми къ пониженію заработной платы вслѣдъ за чумой 1348 года, и частными мѣрами помѣщиковъ къ возстановленію крѣпостного права въ связи съ этими же событіями. Вотъ почему въ первые годы царствованія Ричарда II, за нѣсколько лѣтъ до возстанія, парламентъ уже заявлялъ правительству, что крестьяне sont entreliez pour contreestre lour ditz seigneurs à forte main et que l'un sera aidant l'autre, т.-е., что крестьяне отдѣльныхъ помѣстій связали другъ друга клятвой противиться помѣщикамъ и помогать другъ другу силой. На этотъ фактъ указывалъ я 20 лѣтъ тому назадъ и вѣроятно указывали раньше меня и другіе изслѣдователи. Не считаться съ нимъ нельзя, не впавъ въ тѣ наивности, образцы которыхъ представляетъ намъ заключительная глава разбираемаго сочиненія. Если вѣрить г. Петрушевскому, то крестьяне трехъ селъ Эссекса, не имѣвшіе, какъ онъ выражается, никакой задней мысли, кромѣ желанія избавиться отъ налагаемой на нихъ тягости и т. д., на разстояніи нѣсколькихъ дней стали пріобрѣтать и сообщать другимъ такое обиліе мыслей, что съ переходомъ въ Кентъ, куда они послали своихъ агентовъ, "возстаніе уже вырабатываетъ свою теорію" {Стр. 324.}. "Еще нѣсколько дней, оно попрежнему "эволюціонируетъ". Можно было бы думать, что эта "эволюція" продолжится и по входѣ въ столицу, однако оказывается изъ словъ г. Петрушевскаго, что лондонскіе жители "къ идейному содержанію революціи едва ли прибавили свою собственную лепту" {Стр. 339.}, и что ничего новаго въ программу возстанія столица не внесла {Стр. 340.}; такъ что эволюція ограничилась нѣсколькими днями. Всего этого, конечно, не скажетъ человѣкъ, умѣющій отличать заговоръ отъ мѣстныхъ и самопроизвольно возникшихъ союзовъ съ цѣлью противодѣйствовать возстановленію барщины и пониженію заработковъ. Недовольство было на лицо, союзы существовали, достаточно было мѣстнаго сопротивленія властямъ, вызваннаго новыми поборами, чтобы найти откликъ повсюду въ подготовленной уже средѣ и положить такимъ образомъ начало не мѣстному, а общему возстанію противъ всего и всѣхъ, на что или на кого могъ жаловаться трудящійся людъ селъ и городовъ. Никакой тутъ не потребовалось эволюціи и никакого теоретизированія.
   Напротивъ, потребовалось много теоретизированія со стороны новаго историка возстанія для того, чтобъ открыть "въ программѣ первыхъ эссекскихъ и кентскихъ ополченій чисто-политическій {Стр. 340.} характеръ, который затѣмъ у эссексцевъ въ Лондонѣ смѣняется "исключительно соціальнымъ характеромъ" (стр. 341), "а у кентцевъ, наоборотъ, преимущественно политическимъ характеромъ" (стр. 343). Потребовалась такая же "теоретизація" для того, чтобъ открыть бокъ-о-бокъ съ "основною" программой, выражавшей стремленія и требованія огромнаго большинства, еще другую, заключавшую въ себѣ рядъ положеній гораздо болѣе крайняго характера, къ тому же въ весьма значительной мѣрѣ проникнутыхъ отвлеченнымъ духомъ теорій, исходившихъ не столько отъ данныхъ конкретной дѣйствительности, сколько отъ общихъ положеній соціально-религіозной доктрины (стр. 351). Разберемся во всѣхъ этихъ "теоріяхъ" и посмотримъ, что заключается за этой скорлупой. Г. Петрушевскій думаетъ, что когда народъ не хочетъ платить новаго налога, онъ выдвигаетъ политическую программу, а когда не хочетъ нести барщину и крѣпостныхъ платежей -- соціальную. Дѣло, какъ видите, не мудреное,-- стоитъ только условиться въ терминахъ. Точно также въ "разрушеніи домовъ, главнымъ образомъ, законовѣдовъ, королевскихъ чиновниковъ и людей въ зависимыхъ отношеніяхъ съ герцогомъ ланкастерскимъ", въ которомъ ближайшее участіе принимали лондонцы, по фразеологіи г. Петрушевскаго нужно видѣть доказательство, что "лондонскіе инсургенты всего лишь подчеркнули красною чертой политическую сторону программы; къ этому и сводится, по его словамъ, идейная сторона всѣхъ сценъ смерти и разрушенія" (стр. 338).
   Принимая на минуту фразеологію г. Петрушевскаго, мы попрекнемъ его слегка, тѣмъ, что онъ и въ избіеніи фламандцевъ и ломбардцевъ тоже видитъ подчеркиваніе политической стороны программы; вѣдь они не были чиновниками, а только ткачами и ростовщиками. Но пора покончить съ этимъ смѣшнымъ жаргономъ; споръ о воздѣйствіи экономическихъ и политическихъ причинъ на ходъ исторіи былъ бы слишкомъ простъ, если бы дѣло сводилось только къ вопросу о томъ, бьютъ ли и жгутъ человѣка временно состоящаго или не состоящаго на службѣ и отказываются ли платить деньги, идущія въ государственную казну или помѣщичью. Когда я подымалъ вопросъ о томъ, въ какой мѣрѣ возстаніе вызвано политическими причинами, я разумѣлъ нѣчто совершенно другое: вліяніе, оказанное на него иноземными врагами Англіи и въ частности Франціи и борьбою придворныхъ партій (статья первая Англійской пуючевщины, стр. 31--33).
   Полемизируя со мною и утверждая, что возстаніе вызвано было главнымъ образомъ политическими причинами, г. Петрушевскій долженъ былъ доказать, что эти именно вліянія, которыя я отрицалъ, были всесильны, а не повторять уже сказанное мною о недовольствѣ налоговымъ гнетомъ и его ролью въ возстаніи, только съ прибавкой, что это недовольство непремѣнно было политическаго, а не соціальнаго характера.
   Взявши у меня цѣликомъ,-- разумѣется, послѣ предварительнаго осужденія моихъ взглядовъ,-- ту мысль, что программа кентцевъ, оставшихся съ Уотомъ Тэйлоромъ, была шире программы эссексцевъ, онъ затѣмъ представляетъ мою мысль въ слѣдующей на первый взглядъ неузнаваемой формѣ: эссексцы молъ представили соціальную, а кентцы -- политическую программу (стр. 342). Но такъ какъ въ числѣ требованій, предъявленныхъ кентцами, было "превращеніе" въ обширную собственность лѣсовъ и рѣкъ королевства, то автору приходится вслѣдъ затѣмъ прибавить, "что въ программу кентцевъ входили требованія и соціальнаго характера". Итакъ, политическая программа кентцевъ, которой найдено и мѣстное объясненіе,-- отсутствіе въ Кентѣ крѣпостного права -- оказалась не исключительно политической. Я думаю даже, что она не была ею вовсе, такъ какъ не содержала въ себѣ ни предложенія союзовъ или войнъ съ иностранными государствами и никакой опредѣленной системы внутренней политики, а тѣмъ менѣе того идеала демократической монархіи, къ которому, если вѣрить г. Петрушевскому, стремилось по крайней мѣрѣ меньшинство участниковъ движенія. Въ самомъ дѣлѣ, приписанное нѣкоторымъ вожакамъ желаніе раздѣлить Англію на нѣсколько имъ подчиненыхъ королевствъ говоритъ скорѣе о попыткахъ воскресить порядки англо-саксонской гептархіи, нежели о намѣреніи предвосхитить у дѣятелей 1789 года ихъ оригинальную попытку создать королевскую демократію (la démocratie royale).
   Итакъ, отвѣчая на вопросъ, что скрывается за избранной г. Петрушевскимъ скорлупою, мы скажемъ: ничего новаго, кромѣ сортировки общественныхъ явленій по однимъ внѣшнимъ признакамъ въ соціальные и политическіе.
   Но остановимся на истинно-оригинальной сторонѣ общихъ выводовъ г. Петрушевскаго, на его попыткѣ показать, что меньшинство возставшихъ, "проникнутое отвлеченнымъ духомъ теоріи, стремилось къ осуществленію идеаловъ христіанскаго соціализма". На чемъ основано самое выдѣленіе этого меньшинства изъ большинства? Разумѣется, не на чемъ другомъ, какъ на такъ называемой исповѣди Джека Стро, т.-е. на отобранныхъ у него предъ казнью и записанныхъ его палачами показаніяхъ. Повѣримъ на минуту автору, повторяющему на стр. 352, что "этой исповѣдью можно пользоваться вполнѣ безопасно, что въ ней слѣдуетъ видѣть литературное переложеніе подлиннаго документа". Въ чемъ же состояла программа этого христіански-соціалистическаго меньшинства, судя по показаніямъ Стро? Авторъ передаетъ ихъ такъ: "Они хотѣли завладѣть особой короля, перебить всѣхъ рыцарей и дворянъ... умертвитъ всѣхъ свѣтскихъ сеньоровъ и всѣхъ духовныхъ землевладѣльцевъ, оказывающихъ имъ сопротивленіе, и сохранить однихъ нищенствующихъ монаховъ, возить съ собой короля и управлять его именемъ или при отказѣ съ его стороны убить его и поставить во главѣ каждаго графства особаго короля, между прочимъ Уота Тэйлора во главѣ Кента, наконецъ зажечь столицу съ четырехъ концовъ, предать ее грабежу, а затѣмъ раздѣлить между собою всѣ ея богатства (стр. 352--3).
   Поздравляемъ школу Лепле, графа de Mun и прочихъ христіанскихъ соціалистовъ съ такимъ предшественникомъ; даже безъ полномочія съ ихъ стороны готовъ отъ ихъ имени отказаться отъ такого предка. Г. Петрушевскій говорить, однако, объ этой программѣ слѣдующее: "Рядомъ съ безспорно идейными стремленіями секуляризаціоннаго и соціалистическаго характера, мы встрѣчаемъ здѣсь чисто-антисоціальное намѣреніе разграбить Лондонъ".
   Несмотря, однако, на эту "мозаичность исповѣди", которая объясняется имъ тѣмъ, что въ ней изложены всѣ крайнія тенденціи разныхъ группъ, г. Петрушевскій берется выдѣлить изъ нея: "элементы, которые представляютъ собою части нѣкотораго цѣлаго, можетъ быть, и не вполнѣ опредѣленнаго въ своихъ подробностяхъ, но все же достаточно яснаго по своимъ основнымъ очертаніямъ, въ особенности при томъ свѣтѣ, какой бросаетъ на него ученіе Джона Боля" (стр. 354).
   Послѣдуемъ за нимъ въ этомъ, по меньшей мѣрѣ смѣломъ, предпріятіи. Объявивши, что источники не поскупились сообщить намъ цѣлый рядъ крайне интересныхъ данныхъ о Болѣ, г. Петрушевскій приводитъ затѣмъ на нѣсколькихъ страницахъ его біографію, если только этимъ именемъ можно назвать отрывочныя свѣдѣнія отъ 1366 и 1376 года; изъ нихъ оказывается, что Боль въ глазахъ церковнаго начальства былъ схизматикомъ и высказывалъ расколо-ученія и сѣялъ соблазны, произнося рѣчи, позорящія архіепископа кентерберійскаго, другихъ прелатовъ и церковниковъ и самого верховнаго первосвященника... и "уча другимъ несообразностямъ, которыя мы,-- говоритъ архіепископъ,-- считаемъ необходимымъ пройти молчаніемъ" (стр. 357). Вотъ и все, что мы узнали о религіозныхъ и соціальныхъ ученіяхъ Боля до его участія въ крестьянскомъ движеніи. Читатель согласится, что этого мало и что никакихъ выводовъ о томъ, въ какой мѣрѣ "несообразности, обходимыя молчаніемъ архіепископа", даютъ Волю право считаться предшественникомъ Виклефа, историкъ, заслуживающій этого имени, сдѣлать не можетъ; но г. Петрушевскому понравилось впервые употребленное лѣтописцемъ Кнайтономъ уподобленіе Боля Іоанну Предтечѣ, и онъ охотно повторяетъ этотъ эпитетъ и даже съ такимъ матеріаломъ, какъ только что приведенный, строить какую-то эволюцію взглядовъ Боля. Сперва, молъ, онъ только нападалъ на церковное неустройство, а впослѣдствіи училъ, что монастырскія владѣнія должны быть конфискованы. Изъ сопоставленія однако всѣхъ свидѣтельствъ, какъ и изъ собственныхъ показаній Боля, видно, что его расколо-ученія были тѣ же, что и Виклефа. Боль говорилъ: прихожанинъ, ведущій лучшую жизнь, чѣмъ священникъ, не долженъ давать ему десятины, ни другихъ приношеній. Но то же, какъ указано между прочимъ и мною, говорилъ и Виклефъ. Боль нападалъ на монастырское землевладѣніе,-- тоже и Виклефъ; Боль возставалъ противъ незаконнорожденныхъ и въ частности прижитыхъ духовными дѣтей, но никто больше Виклефа не бичевалъ блудъ священства.
   Эвезгамскій монахъ передаетъ слухъ, по которому Боль былъ ученикомъ Виклефа,-- сентъ-албанскій монахъ объясняетъ, что онъ училъ perversa dogmata Wyklife; Fasciculi Zizaniorum дѣлаютъ тоже; и такъ какъ ничего о его раннихъ доктринахъ мы опредѣленнаго не знаемъ, то весь вопросъ объ отношеніи Боля къ Виклефу только и можетъ быть резюмированъ такъ, какъ я его резюмирую на страницѣ 5 первой моей статьи. Будемъ ли мы смотрѣть на священника Джона Боля глазами Енайтона и говорить о немъ, какъ о своего рода Іоаннѣ Предтечѣ по отношенію къ Виклефу, или признаемъ въ немъ не болѣе какъ одного изъ тѣхъ деревенскихъ проповѣдниковъ, которыхъ великій англійскій реформаторъ, еще въ бытность свою въ Оксфордѣ, т.-е. въ концѣ царствованія Эдуарда III, призвалъ къ противодѣйствію нищенствующимъ монахамъ, намъ одинаково придется сказать, что его соціальныя ученія мало отличались по существу отъ взглядовъ Виклефа". Откуда г. Петрушевскій беретъ, что и до возстанія 1381 года Джонъ Боль повиненъ былъ въ "пропагандѣ христіанскаго соціализма" (стр. 369), мы сказать не беремся; такъ какъ изъ словъ архіепископа Симона Ислепа объ его "епогшіа", которыя лучше пройти молчаніемъ, ничего кромѣ молчанія вывести нельзя. Секуляризація монастырской собственности, лишеніе приходскаго священства десятины предлагались и проводились въ жизни людьми, которые, какъ, напримѣръ, Виклефъ, Лютеръ и Талейранъ едва ли могутъ быть названы соціалистами даже съ прибавкой эпитета христіанскій. Но встрѣчающееся рядомъ замѣчаніе г. Петрушевскаго, что Боль до революціи не былъ революціонеромъ" (стр. 368) и лолларды не вызвали возстанія 1381 года "что этого нельзя сказать даже о Болѣ" вѣрны, но цѣликомъ взяты у меня. Вѣдь заявленіе, что пропаганда лоллардовъ, если оказала какое-нибудь вліяніе, то только косвенное и второстепенное, вѣдь заявленіе {Статья II Англійской пугачевщины, стр. 27.}, что Боль не идетъ далѣе Виклефа, проповѣдуя секуляризацію одной церковной собственности, очевидно означаютъ то же самое. Изъ сказаннаго не слѣдуетъ, чтобы лолларды не содѣйствовали движенію сознательно или безсознательно въ такой мѣрѣ, въ какой энциклопедисты Руссо и Мабли содѣйствовали революціи 1789 года, а Лютеръ -- крестьянскимъ движеніямъ въ Германіи въ XVI. Аналогія съ послѣднимъ невольно бросается въ глаза. Подобно Виклефу, онъ нападаетъ послѣ пораженія на тѣхъ, кто неудовольствовался проведеннымъ имъ различіемъ между церковной и свѣтской собственностью и изъ отмѣны десятины и аннатъ сдѣлалъ выводъ о необходимости покончить съ барщиной и оброкомъ. Все, что извѣстно намъ о Болѣ съ момента возстанія, взято изъ свидѣтельствъ его враговъ и поносителей.
   Трудно ждать отъ Кнейтопа, а тѣмъ болѣе отъ Фруассара, для котораго народный проповѣдникъ не болѣе какъ "сумасшедшій попъ", объективнаго изложенія его роли въ событіяхъ. Но изъ устъ этихъ противниковъ мы слышимъ только, что Боль любилъ разсуждать на тему: "когда Адамъ копалъ, а Ева пряла, кто былъ дворяниномъ",-- и объявлялъ, что "дѣла не могутъ идти успѣшно до тѣхъ поръ, пока имущество не будетъ общимъ и не будетъ ни виллановъ, ни джентльменовъ, а всѣ будутъ едины". Въ устахъ феодальнаго аристократа, какимъ былъ Фруассаръ, отмѣна крѣпостного права очевидно могла прослыть за желаніе общности имуществъ; въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго, но что по-истинѣ непостижимо, это то, что историкъ XIX столѣтія, такъ много настаивающій на необходимости строгой научной критики источниковъ, на словахъ Фруассара опираетъ мнѣніе о "христіанскомъ соціализмѣ" Боля, не замѣчая даже, въ какомъ противорѣчіи стоитъ это утвержденіе о желаніи установить общность имущества, съ заявленіемъ того же Фрауссара, что Боль совѣтовалъ народу обратиться къ королю, который найдетъ способъ избавить его отъ угнетенія и рабства (стр. 367 и 368); трудно вѣдь предположить, что обращенная къ королю петиція въ глазахъ Боля должна была содержать въ себѣ приглашеніе провозгласить общность имуществъ. Да намъ и извѣстно въ подлинности все, что крестьяне просили отъ правительства, и ни въ чемъ этомъ нѣтъ и слѣда коммунизма, хотя бы и христіанскаго. Итакъ, изъ разбора того, что источники сообщаютъ о Болѣ, нѣтъ возможности прійти къ заключенію, чтобы программа придуманнаго г. Петрушевскимъ меньшинства существенно отличалась отъ программы крестьянскаго движенія 1381 года, если только не считать его разбойничьихъ намѣреній, вложенныхъ въ уста Джака Стро его палачами.
   Все это не мѣшаетъ г. Петрушевскому съ невозмутимою серьезностью говорить объ "идеологическомъ характерѣ радикальной программы, стремившейся къ разрушенію всѣхъ основъ стараго общества и къ созданію новаго порядка общественныхъ отношеній на принципахъ свободы, равенства политическаго самоопредѣленія" (стр. 377).
   Какъ ни изумительно все это, но слѣдующая страница еще превосходитъ все предыдущее неожиданностью заявленій и новизною взглядовъ. Признавъ программу единомышленниковъ Стро "абстрактной", (что же послѣ этого конкретно, если рѣзать и жечь не болѣе, какъ отвлеченіе?), авторъ договаривается до того, что пишетъ слѣдующее: "Связь радикальной программы съ дѣйствительностью несомнѣнна и станетъ еще яснѣе, если сопоставить ее... съ вполнѣ реальною программою громадной массы возставшаго народа: намѣреніе предать смерти всѣхъ свѣтскихъ и духовныхъ сеньоровъ находитъ себѣ параллель въ выраженномъ въ майльэндской петиціи требованіи уничтожить крѣпостную зависимость виллановъ" (стр. 378). Мы отказываемся понимать и только спрашиваемъ себя съ недоумѣніемъ: какъ могло все это появиться на страницахъ ученаго журнала?
   Дочитавшись до этого мѣста и вспомнивъ, что для автора христіанскимъ соціализмомъ является протестъ противъ феодальнаго строя "во имя свободы личности, свободы труда и земли, свободы торговли" (стр. 380), мы потеряли надежду на то, что въ обѣщанномъ намъ второмъ томѣ авторъ "дастъ ключъ къ выясненію генезиса возстанія Уота Тайлера съ его соціальной стороны".
   "Бросайся онъ,-- по собственному его картинному выраженію,-- въ самый водоворотъ быстро несущагося потока народной жизни средне-вѣковой Англіи", и "служи ему даже маякомъ кровавое зарево 1381 года", по его новому, не менѣе картинному выраженію, все же онъ не разберется въ основныхъ теченіяхъ этой жизни, пока не пріобрѣтетъ привычку согласовать свои мысли.

Максимъ Ковалевскій.

"Русская Мысль", кн.V, 1897

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru