Корженевский Борис
Забытая незабудка

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ЗАБЫТАЯ НЕЗАБУДКА.

Разсказъ.

(Посвящается другу-матери).

I.

   Въ старомъ молитвенникѣ моей бабушки между пожелтѣлыми отъ времени листами, отъ которыхъ такъ и вѣетъ запахомъ кипариса, сохраняется до сихъ поръ тщательно засушенная вѣточка незабудки.
   Еще ребенкомъ я зналъ этотъ молитвенникъ и каждое утро, прочитывая въ немъ назначенныя мнѣ страницы, всегда любовался темномалиновымъ бархатнымъ переплетомъ съ бронзовыми застежками по бокамъ и такимъ-же распятіемъ на верхней лицевой крышкѣ. Надо сознаться, что внѣшность молитвенника главнымъ образомъ привлекала мое дѣтское вниманіе, а вдохновенный языкъ псалмопѣвца Давида казался скучнымъ и утомлялъ мою память.
   Перелистывая знакомыя страницы, я слышалъ обыкновенно предостереженіе матери: "не вырони незабудку!" И эта фраза дала невольно засушенному цвѣтку особенное значеніе въ моихъ глазахъ, облекла его въ моемъ дѣтскомъ умѣ необъяснимой таинственностью. Помню, что я всегда осторожно придерживалъ вѣточку пальцами, стараясь уложить такъ, чтобы блѣдно-желтые лепестки не выглядывали изъ золотого обрѣза.
   Но мнѣ ни разу не пришло въ голову спросить, откуда взялся засушенный цвѣтокъ въ любимой книжкѣ бабушки и почему имъ такъ дорожатъ, такъ заботливо его сохраняютъ?..
   Только позднѣе, много лѣтъ спустя, когда самой бабушки уже не было въ живыхъ, мнѣ стала понятна заботливость моей матери, ея привязанность къ цвѣтку, и его почетное мѣсто въ страницахъ фамильнаго молитвенника...
   Я узналъ печальную повѣсть бабушкиной незабудки.
   Теплый майскій день клонился къ вечеру. Въ легкихъ пурпурныхъ облакахъ медленно тонуло яркое солнце, приближаясь къ тихому закату, подымая ночныя тѣни, навѣвая прохладу и свѣжесть надъ смолкавшей землею. Легкій вѣтерокъ слабо пробѣгалъ по трепещущей листвѣ сребристыхъ тополей, по блѣдной зелени дуплистыхъ березъ, окаймлявшихъ аллеи стараго, мѣстами заглохшаго парка. Послѣдніе косые, почти горизонтальные, лучи длинными свѣтлыми полосами ложились на траву, влажную и росистую, образуя на ней пестрый прихотливый переплетъ съ густыми тѣнями, падавшими отъ деревьевъ.
   Надъ землею разливалась какая-то особенная торжественная тишина, всегда предшествующая наступленію сумерекъ...
   Все смолкало; жизнь, шумъ и движеніе, рѣзко проявляемые при дневномъ свѣтѣ, стихали все болѣе, постепенно уступая мѣсто тишинѣ и безмолвію приближавшейся ночи... Только за садомъ, внизу подъ обрывомъ, гулче и звончѣе журчала теперь небольшая рѣчонка, торопливо перебираясь по мелкимъ камушкамъ.
   На террасѣ стараго помѣщичьяго дома, выходившаго въ садъ и обращеннаго окнами къ рѣчкѣ, на легкой складной кровати, весь обложенный подушками полулежалъ молодой человѣкъ. Вечернее солнце, пестрившее толстый цвѣтной пледъ, которымъ были закрыты ноги больного, освѣщало его желтое исхудалое лицо, не вызывая на немъ своей мягкой теплотой живительнаго румянца. Болѣзнь успѣла уже исказить красивыя черты молодого лица, оттѣнивъ синевой впадины слабыхъ глазъ, задумчивыхъ и глубокихъ, и подобравъ морщинистыми складками прозрачно-восковую кожу провалившихся щекъ, положила на нихъ печать тяжелаго неизлечимаго недуга. По временамъ слабыя вѣки больного смыкались, какъ будто ихъ одолѣвалъ сонъ или дремота, и онъ тихо поникалъ тогда головою на грудь, тщательно окутанную одѣяломъ.
   Молодой человѣкъ видимо угасалъ и ему не суждено было болѣе подняться...
   Рядомъ съ нимъ, откинувшись въ глубину мягкаго кресла, неподвижно сидѣла молодая дѣвушка. Тонкіе пальцы ея бѣлыхъ маленькихъ рукъ слабо сжимали батистовый платокъ, влажный и смятый. Полураскрывъ большіе каріе глаза, окаймленные длинными пушистыми рѣсницами, она глядѣла передъ собою, но взоръ ея видимо блуждалъ безъ цѣли... Казалось, мысли ея были далеко, другія картины рисовало ей воображеніе, и вся поглощенная ими дѣвушка видимо хотѣла забыть томительную дѣйствительность... Тронутая теплой струей воздуха прядь ея темныхъ, густыхъ волосъ спустилась на высокій лобъ, но она не отвела ея рукой; мѣрное и неожиданное раскачиваніе вѣтки подъ тяжестью сѣвшаго на нее вдругъ воробья, не привлекло ея задумчиваго сосредоточеннаго взгляда... Но она быстро встрепенулась, едва изъ глубины подушекъ послышался тихій вздохъ и блѣдныя губы больнаго слабо зашевелились... Она тотчасъ-же придала своему лицу покойное выраженіе и, пытаясь улыбнуться, поспѣшно наклонилась надъ его изголовьемъ...
   -- Леля!-- слабо произнесъ больной, какъ-бы въ забытьи.-- Леля!
   Она еще ближе приникла къ лицу молодаго человѣка, чутко прислушиваясь къ его слабому дыханію. Что съ нимъ? спитъ онъ или бредитъ?.. думаетъ она, и тоскливо-ноющее сердце замираетъ въ ея груди тревожнымъ ожиданіемъ... "Леля! моя Леля!.." лепечутъ блѣдныя губы и, нервно вздрагивая, произносятъ далѣе что-то безсвязное, неуловимое для человѣческаго уха. Молодая дѣвушка грустно поникаетъ головою и опять глубоко задумывается...
   А больной, неподвижно лежащій въ подушкахъ, продолжаетъ тихо шевелить губами... Спитъ или дремлетъ, онъ и самъ не отдаетъ себѣ отчета, но передъ его духовными очами, въ его слабой и утомленной головѣ встаютъ одна за другой разнообразныя картины недавняго прошлаго...

-----

   Больной видитъ себя здоровымъ, бодрымъ, и на лицѣ его мелькаетъ слабая улыбка... Да! теперь онъ здоровъ... Тупая боль, такъ долго щемившая его грудь, сухой томительный кашель,-- все это прошло, прекратилось, и онъ снова дышетъ свободно и легко, вдыхая теплый, живительный весенній воздухъ... Онъ съ прежней бодростью идетъ по знакомымъ аллеямъ, спокойно и твердо ступая окрѣпшими ногами... Ему легко, радостно, хорошо... Жизненная дорога пролегаетъ передъ нимъ ясно и прямо, и онъ безъ труда различаетъ на ней крупныя грани...
   Вотъ дѣтство шумное и шаловливое, запечатлѣнное въ его памяти нѣжною лаской заботливой матери и старшаго брата, въ мирной деревенской глуши, въ низенькихъ комнатахъ роднаго дома... Оно осталось далеко позади, и онъ едва различаетъ на границѣ, одѣляющей его юность, двѣ родныя, знакомыя могилы...
   Далѣе -- монотонная городская жизнь въ домѣ опекуна-дяди, скучная, томительно-однообразная, вся почти проведенная за школьной скамьей, надъ ворохомъ книгъ и тетрадей, съ слѣдами искренно-горькихъ слезъ, съ цѣлою вереницей юношескихъ страданій... На рубежѣ новой стадіи осмысленнаго существованія -- молодости маячитъ насмѣшливо брошенный гимназическій патентъ на ненужныя знанія и на разстроенное здоровье...
   Быстро мелькаютъ университетскіе годы -- пора надеждъ, свѣтлыхъ стремленій, пылкаго благороднаго энтузіазма; и отсюда, за этимъ рубежомъ -- свѣтлая картина безотчетно-сладостнаго существованія...
   Мирное родное гнѣздо, благородная дѣятельность, обширная нива, честное сѣмя, молодые всходы и наконецъ... наконецъ... она, эта свѣтлая, радостная встрѣча...
   Отсюда онъ помнитъ уже всѣ детали, каждую мелочь, брошенную на его жизненный путь прихотливой судьбой...

-----

   Вмѣстѣ со старикомъ дядей, посѣтившимъ его укромный уголокъ, появляется и она, очаровательная Леля, дочь умершаго въ далекихъ краяхъ дядина друга... Она появляется -- и вноситъ съ собою новый неожиданный лучъ счастья, озарившаго ярко и тепло всѣ темные уголки его одинокаго существованія... Сколько муки... и сколько блаженства, сколько надеждъ... сколько свѣтлой перспективы!..
   Онъ радостно поднимаетъ голову. Онъ слышитъ ея пѣвучій голосъ, ея звонкій, веселый, задорный смѣхъ, видитъ ея глубокіе глаза подъ красиво-изогнутыми бровями, ея насмѣшливыя губы... Видитъ онъ темную аллею, постепенно тонущую въ мягкомъ сумракѣ приближающагося вечера, видитъ знакомый обрывъ, подъ которымъ гулко бѣжитъ деревенская рѣчка...
   На травѣ разостланъ старенькій пледъ, раскрытая книга брошена на немъ вмѣстѣ съ букетомъ голубыхъ незабудокъ, любимыхъ цвѣтовъ веселой красавицы Лели... Она полулежитъ на травѣ, слегка откинувъ головку, и дразнитъ его шаловливой улыбкой, а онъ стоитъ передъ ней на колѣнахъ и чувствуетъ только, что у него кружится голова, спирается дыханіе... Онъ сознаетъ только что готовъ будетъ броситься съ кручи, если она того пожелаетъ... Старикъ-дядя давно уже спитъ беззаботно, прислонившись спиною къ дереву, на скамейкѣ въ глубинѣ аллеи... Первыя звѣзды вспыхиваютъ кое-гдѣ въ темной синевѣ неба, звонко поетъ подъ ногами журчащая рѣчка, и въ безмолвной, надвигающейся отовсюду тишинѣ слабо дрожатъ первыя соловьиныя трели... Леля! Леля! Сколько блаженства, сколько счастья!..
   Минуты проходятъ одна за другой, принося все новыя радости... Теперь онъ уже знаетъ, что любитъ ее страстно, что самъ онъ любимъ, что нѣжная ручка, порывисто сжимаемая его руками, никогда болѣе не покинетъ его на широкомъ жизненномъ пути, но послѣдуетъ рядомъ... Какъ хороша эта новая, открывающаяся предъ нимъ жизнь благороднаго совмѣстнаго труда, общихъ радостей, общихъ страстей!..
   И онъ широко открываетъ объятія на встрѣчу невѣдомымъ испытаніямъ, бодро и весело глядитъ въ туманную даль своей длинной еще, свѣтлой дороги... Леля! милая, чудная! моя красавица Леля!..
   -- "Я здѣсь!" -- слышится нѣжный голосъ, и онъ широко открываетъ глаза, изумленный быстрой, неожиданной перемѣной окружающей обстановки... Старая терраса... кровать... пузырьки и стклянки... въ рукахъ полу-завядшій букетъ незабудокъ...
   -- "Такъ быстро? такъ скоро?.." -- думаетъ онъ и старается повернуть голову въ сторону сада... А тамъ -- уже глубокій сумракъ разливается по безмолвнымъ аллеямъ, заволакивая все болѣе сгущающимися тѣнями причудливыя очертанія деревьевъ... Сыростью вѣетъ отъ берегового обрыва, глухо гудитъ рѣчная вода, сердито пробираясь по разбросаннымъ каменьямъ... Багровымъ, зловѣщимъ пламенемъ догораетъ вечерняя заря на далекомъ горизонтѣ, и какъ свинцовой крышкой давятъ ее отовсюду темныя фіолетовыя тучи...
   -- "Неужели... такъ скоро?.. такъ быстро?.." думаетъ онъ, и усталый, слабый взоръ его падаетъ на желтую высохшую руку, слабо сжимающую букетъ незабудокъ...-- "Поблекли!.. завяли!.." мелькаетъ въ его головѣ; "какъ скоро!.. какъ быстро!.."
   -- "Да гдѣ-жъ она жизнь?!.. Гдѣ молодыя силы, борьба и надежды?.. Такъ скоро?.. такъ внезапно?.. О Боже!.." -- думаетъ онъ, и тихія слезы медленно текутъ изъ его потухающихъ глазъ по холоднымъ щекамъ на поблекшій букетъ незабудокъ.-- "Тебѣ... на намятъ... Леля!..-- шепчетъ онъ, а та стоитъ передъ нимъ неподвижно, пораженная ужасомъ, безпомощно заломивъ свои руки...
   "На память... о другѣ... о женихѣ!.." шепчетъ больной еще тише,-- "на память о нашихъ свѣтлыхъ дняхъ... о быломъ счастьи, надеждахъ!.. Тебѣ... одной... не забудь меня... здѣсь!.. Незабудь... моя Леля!.. Вспомни... вотъ незабудка!.." и онъ, шевельнувъ слабо рукой, тихо поникъ головой на подушку...
   Его клонило уже ко сну -- тихому, непробудному, вѣчному...
   

II.

   Прошли годы... Старый господскій домъ осѣлъ еще болѣе, накренился на одинъ бокъ и, какъ безпомощный старецъ, глядѣлъ на совершенно заглохшій паркъ своими тусклыми окнами. Осеннія непогоды повалили вокругъ него много дуплистыхъ березъ, прогноили расшатанныя ступени покривившейся террасы... Никто не заботился объ ея поддержаніи. Разстроенное имѣніе было въ арендѣ и быстро клонилось къ полному упадку и раззоренію...
   "Красавица-Леля" вышла за-мужъ за браваго инженернаго полковника, переселилась въ Петербургъ и съ тѣхъ поръ никогда болѣе не посѣщала знакомыхъ мѣстъ, всецѣло отдавшись жизненной суетѣ и столичному шуму... Бережно уложенная ея рукою незабудка, послѣдній даръ разбитой любви, долго встрѣчала безмолвнымъ укоромъ бабушкинъ взглядъ, разсѣянно направленный на выцвѣтшія страницы молитвенника. Но пробудила-ль она въ сѣдой старческой головѣ грустное сознаніе на вѣки погибшаго счастья, сжала-ли въ груди болѣзненнымъ чувствомъ хотя разъ измѣнившее сердце? Бабушка ни однимъ словомъ никогда никому о томъ не обмолвилась.
   Забытый другъ ея минувшей юности мирно покоится на тихомъ сельскомъ кладбищѣ, вблизи роднаго имѣнья, въ одномъ изъ глухихъ уголковъ Россіи...
   Ни одна рука заботливо не оберегаетъ его заросшей могилы, осѣненной полу-сгнившимъ крестомъ, на которомъ дожди и время стерли даже имя "раба Божія", безвременно отошедшаго въ вѣчность...
   Только весной, когда яркіе лучи солнца пригрѣютъ холодную землю, и мутные ручьи побѣгутъ, журча и переливаясь, по песчаному скату къ деревенской рѣчкѣ, вокругъ одинокой могилы набухаетъ земля, и среди кустовъ ивняка, въ яркой зелени молодой мшистой травы появляются незабудки... Онѣ густымъ голубымъ ковромъ облегаютъ могильный холмикъ, но ничья рука не рветъ болѣе этихъ цвѣтовъ и не собираетъ на память въ букетъ...
   А ихъ забытый собратъ, высохшій и пожелтѣлый, по-прежнему лежитъ среди знакомыхъ страницъ молитвенника, тщательно сохраняемый теперь внукомъ вѣтренной бабушки Лели...

Борисъ Корженевскій.

"Сѣверный Вѣстникъ", No 9, 1893

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru