Корженевский Борис
На рубеже возрожденья

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

НА РУБЕЖѢ ВОЗРОЖДЕНЬЯ.

Этюдъ-монологъ.

2.-- "То было раннею весной....
романсъ на снова
А. Толстого.
исполнить г. Мравинъ
Программа.

   Надежда Александровна Субботина только что вернулась изъ шумнаго концерта. Блѣдная и взволнованная, она поспѣшно прошла въ свой будуаръ, разсѣянно простившись на его порогѣ съ мужемъ, дѣйствительнымъ статскимъ совѣтникомъ со звѣздой и положеніемъ. Отославъ горничную, не раздѣваясь, она безпомощно упала въ кресло, слабо едва замѣтно шевеля своими блѣдными холодными губами.-- "Боже мой! неужели, неужели?" повторяла она задумчиво и мечтательно, склоняя прелестную головку на бѣлыя, какъ алебастръ, руки.-- "Неужели?" И она вся сосредоточилась на занимавшемъ ее вопросѣ. И вотъ незамѣтно думы ея ушли назадъ къ только что видѣнному, перечувствованному, мимолетному; къ настроенію давно уже ей незнакомому и почти позабытому. А между тѣмъ, какъ ей стало вдругъ сладостно хорошо, какъ мучительно больно! Мысли ея сгруппировались и сосредоточились на одной точкѣ. Она вся застыла, замерла предъ дорогой ей картиной и вотъ незамѣтно для себя самой она стала разлагать ее въ яркую, свѣтлую, радостную перспективу...
   И ей уже видится только что оставленная огромная зала Московскаго Благороднаго собранія. Стройной колоннадой высятся массивныя мраморныя колонны. Ярко горятъ сотнями огней бронзовыя люстры; шумная, пестрая толпа движется вокругъ во всѣхъ направленіяхъ. На эстрадѣ, то замирая, то усиливаясь разнообразными тонами и аккордами настраивается оркестръ, приготовляясь къ первому номеру программы. Она заглядываетъ въ афишу и видитъ, что прежде всего стоитъ симфонія Бетховена. Надежда Александровна откидывается въ глубину кресла и, передавъ рядомъ сидящему съ нею мужу бинокль, обводитъ знакомую залу холоднымъ, апатичнымъ взглядомъ.
   "Боже мой!-- думается ей въ эту минуту -- какъ все это надоѣло, какъ старо и избито. Всѣ эти лица -- маски, всѣ эти люди -- куклы, вся эта суета отъ тоски, всѣ эти пошлые, давно затверженные пріемы! Неужели и впереди будетъ все то же, одно и то же?.. Хотя-бы на комъ-нибудь отдохнулъ взоръ, хотя-бы на минуту удалось отвести душу! А мужъ?" Она холодно скашиваетъ глаза на тщедушную, потасканную фигуру пожилого мужчины, сухопараго, болѣзненно-желтаго, съ полуплѣшивой головой, съ плоскимъ департаментскимъ лицомъ, вѣчно замаскированнымъ вялой, но джентельменски-вѣжливой улыбкой.-- "Какъ онъ неинтересенъ... и какъ быстро старѣется... Впрочемъ, ему уже сорокъ восемь, а ей... всего двадцать шесть! Но кругомъ кто же лучше? Такія же лица, тотъ же знакомый складъ, тѣ же затверженные пріемы... Молодежь? Блѣдна она стала, тоже безлична; часть ея глядитъ столоначальниками, другая какъ-то искусственно-сосредоточена, или несимпатично весела!.." И изъ пышной груди молодой, прелестной женщины слабо вырывается тихій подавленный вздохъ -- вздохъ тоски и разочарованій.

-----

   Но вдругъ грянулъ оркестръ. Могучими плавными аккордами полилась задушевная мелодія и Надежда Александровна вся отдалась ея обаянію: она хотѣла, она рада была забыться! Ея взоръ задумчиво слѣдитъ за движеніемъ руки капельмейстера, а душа уносится куда-то въ даль прочь отъ окружающей обстановки... Неожиданный взрывъ рукоплесканій ее отрезвляетъ. Она обводитъ толпу глазами, какъ-бы стараясь понять, зачѣмъ эта живая стѣна головъ, рукъ, бюстовъ и плечъ мѣрно колыхается вокругъ нея, сухимъ трескомъ своимъ нарушая сладкія грезы? Аплодисменты усиливаются, головы и шеи вытягиваются съ удвоеннымъ любопытствомъ по направленію къ эстрадѣ -- и она невольно устремляетъ свой взглядъ за другими.
   А тамъ, среди музыкантовъ, почти у самаго края подмостокъ спокойно стоитъ передъ восторженной толпою высокій стройный молодой человѣкъ во фракѣ и бѣлыхъ перчаткахъ. Его руки съ волненіемъ сжимаютъ свертокъ нотъ, большіе черные глаза горятъ лихорадочнымъ блескомъ, подъ тонко изогнутыми бровями; губы слегка полуоткрыты. Надежда Александровна едва не вскрикиваетъ и быстро подноситъ къ глазамъ афишу.-- "Мравинъ, Мравинъ исполнитъ"... читаетъ она съ нервной дрожью во всемъ тѣлѣ "романсъ на слова А. Толстого"... Мравинъ. Боже мой, что это? Неужели такое сходство, не можетъ быть"? мелькаетъ въ ея умѣ и она еще пристальнѣе вглядывается въ тонкія, правильныя, знакомыя ей черты молодого дебютанта.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   -- "То было раннею весной,
   Трава едва всходила,
   Ручьи текли, не парилъ зной
   И зелень рощъ сквозила;
   То было раннею весной
   Въ тѣни березъ то было,
   Когда съ улыбкой предо мной
   Ты очи опустила...
   То на любовь мою въ отвѣтъ
   Ты опустила вѣжды --
   О, жизнь! о лѣсъ! о солнца свѣтъ!
   О, юность! о, надежды!
   То было въ утро нашихъ лѣтъ --
   О, счастіе! о, слезы!
   О, лѣсъ! о, жизнь! о, солнца свѣтъ!
   О, свѣжій духъ березы!" *)
   *) Стих. гр. А. Толстого.
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   
   Арія кончена. Рукоплесканія встрѣчаютъ и провожаютъ исполнителя.-- "Нѣтъ сомнѣнія -- это онъ!" -- думается ей,-- "это его голосъ, его манеры... но какъ онъ самъ измѣнился, какъ возмужалъ?.. Но почему "Мравинъ" -- не понимаю"?.. Онъ поетъ на bis -- и она лорнируетъ пѣвца съ тайнымъ замираніемъ сердца. Съ болью щемящей ноетъ оно въ груди молодой женщины и полное внезапно охватившей его тоски не даетъ покоя пытливому уму, неотступно требуя объясненія... А объяснять нечего. Передъ Надеждой Александровной вдругъ всталъ во весь ростъ человѣкъ, лѣтъ около шести тому назадъ глубоко тронувшій ея душу...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

-----

   И вотъ теперь оставшись одна въ своемъ роскошномъ будуарѣ, Надежда Александровна все еще не можетъ придти въ себя, не можетъ дать себѣ отчета въ странномъ чувствѣ, внезапно охватившемъ ее въ концертѣ.-- "Какъ, неужели пережитое и перечувствованное, казалось давно заглохшее -- можетъ вновь возродиться? Неужели"?..
   И она заломивъ руки, тихо поднялась было, но опять безсильно опустилась въ кресло. Полурастегнувъ корсажъ своего бархатнаго платья, она неумѣло принялась выпутывать изъ пышныхъ черныхъ волосъ искусно сдѣланную вѣтку махровой сирени; стала снимать съ руки элегантную перчатку, уронила на коверъ цвѣты и, ничего не замѣчая, тихо поникла головой, подперла ее тонкими длинными пальцами, задумчиво прищуривъ глаза, и вся опять сосредоточилась на дорогой ей встрѣчѣ...

-----

   "Это онъ"! думаетъ она, "несомнѣнно! О Боже, какъ быстро летитъ время... А давно-ли, кажется, онъ цѣловалъ ея руки, а она -- уже жена другого, онъ -- пѣвецъ и царитъ надъ толпою! И ничего общаго... все порвано, разъединено, можетъ быть давно уже имъ позабыто?.. О нѣтъ... быть не можетъ! Онъ видѣлъ ее; онъ не разъ обмѣнялся съ ней жгучимъ взглядомъ, взглядомъ, страстью дышавшимъ... Да, видѣлъ... ей онъ пропѣлъ свою страстную пѣсню любви, къ ней обращался! О Боже -- сомнѣнія нѣтъ! Что съ ней будетъ теперь послѣ этой живительной встрѣчи? Три романса исполнилъ онъ. Жгучею нѣгой дышало въ нихъ каждое слово; звукъ каждый лился изъ груди, замирая, могучія ноты звучали прекрасно, онъ былъ вдохновленъ -- а глаза ихъ встрѣчались! Вотъ минуты блаженства, вотъ та вдохновенная страсть, что ждала она долго, которой боялась!..
   "Мужъ, кажется, видѣлъ... замѣтилъ... О нѣтъ! Онъ слишкомъ... покоенъ, тяжелъ и устойчивъ для бури! А буря близка -- будетъ буря! Каждый нервъ въ ней дрожитъ, она чувствуетъ сладостное замираніе сердца, уже слышитъ въ ушахъ тихій звонъ приближающагося головокруженія. Горячей волной бьетъ ей въ лицо возбужденная кровь, холодѣютъ изящныя руки.
   "Ахъ! что это съ ней? Она влюблена... полюбила быть можетъ? Ужасно! Кого же, кого? Кто молилъ ея ласки когда-то, кто звалъ ее страстно, манилъ за собой -- и она отказалась! Зачѣмъ же теперь испытанье и... гибель быть можетъ? Теперь она любитъ, да любитъ, а онъ? Можетъ быть онъ теперь отвернется? Съ холодной усмѣшкой пройдетъ передъ ней... Можетъ быть... онъ другую ужъ любитъ... Дру-гу-ю! О Боже!.."
   И она вдругъ съ отчаяніемъ, съ ужасомъ заломила руки, такъ что хрустнули тонкіе пальцы, порывисто поднялась съ кресла и шатаясь, блѣдная, вся охваченная ревностью и страстью, съ сладостной болью въ груди, съ блаженнѣйшей мукой въ ожившемъ сердцѣ ступила по мягкому бархатному ковру своего роскошнаго будуара...

-----

   "Онъ видѣлъ ее... что же дальше? Ихъ взоры встрѣчались -- лишь взоры! Какъ быть? Что ей дѣлать? Писать ему -- что написать и куда? Можно-ль выразить словомъ -- что сердце ея говоритъ, что въ груди закипѣло?! О, нѣтъ... видѣть, видѣть его, говорить -- вотъ что надо! Всю душу въ него перелить въ поцѣлуѣ горячемъ и страстномъ... Обнять... задушить... съ нимъ погибнуть иль жить, чистой страстно восторга насладиться; всю чашу блаженства до дна осушить и тогда умереть! Да... и смерть, если надо! Но взять его, взять и во что бы ни стало... Замереть въ его нѣжныхъ объятьяхъ, въ нихъ забыться отъ страшной тоски, слышать голосъ и рѣчь молодую, кипящую жизнью!.. Прильнуть къ его тонкимъ губамъ, сжечь, спалить ихъ дыханіемъ жгучимъ, взволновать его грудь страстной лаской любви, и прильнувъ къ нему жаркой щекою -- скрыть лицо его въ мягкихъ, пахучихъ волнахъ, распустившихся косъ ея пышныхъ... О, какое блаженство! Что съ нею? Она бредитъ, горитъ... Гдѣ-же силъ ей найти для борьбы съ искушеньемъ?!..
   "Но жить такъ, какъ теперь -- невозможно! Холодныя рѣчи, пустыя слова -- прозябанье, не жизнь! Этикетъ, пошлость, тоны, манеры и ложь... ложь на каждомъ шагу, въ каждомъ жестѣ и взглядѣ -- ужасно! Нѣтъ, нельзя это вынесть такъ долго... Нѣтъ, нельзя подавить тотъ приливъ, что въ груди закипаетъ съ могучею силой все сильнѣй и сильнѣй, что въ ней душу и сердце и умъ наполняетъ невѣдомой жаждой желанья... Что ей дѣлать? Какъ быть? Кто помочь ей возьмется? Кто устроитъ ихъ встрѣчу -- свиданье? Нѣтъ у ней никого; нѣтъ людей подлѣ... Куклы, лишь куклы бездушныя, черствые люди кругомъ. О, какое мученье... Вотъ пытка, вотъ страсти кипѣнье!.. Она захлебнется... Не вынесетъ этой внезапной волны, нахлынувшей въ сердце; дрожитъ оно, кажется вотъ разорвется. Въ груди подымаются слезы, готовы рыданья и просятся вновь на уста тѣ слова дорогого признанья, что давно въ ней слагались...
   "О, знаетъ-ли, знаетъ-ли онъ, какъ теперь она гордая львица, страдаетъ? О подскажетъ-ли сердце ему что вдали отъ него происходитъ! Слезы, слезы дрожатъ ужъ на чудныхъ очахъ, льются слезы -- душа въ нихъ исходитъ... О Боже, за что же такое Ты женщинѣ слабой даешь испытанье? Такую тоску и любовь... такую вдругъ страсть и страданье?..

-----

   И вся она, вся замерла въ этомъ страстномъ экстазѣ... Не слышитъ она ничего и не видитъ: ни стѣнъ, что ей стали вдругъ душной темницей, ни роскоши этой, плѣнившей когда-то, сманившей ее отъ другого, кто сердцемъ любилъ ея душу, кого она такъ обманула.
   Что ей брилліанты теперь? Эти камни горятъ передъ ней, жгутъ ея воспаленную душу и холодно смотрятъ, какъ будто въ упоръ, какъ тѣ люди, что ихъ подарили... Кто дороже за нихъ всѣ они -- иль она заплатили? Прочь... ихъ блескъ не согрѣетъ! Цвѣты, кружева -- мишура эта, тряпки -- миражи пустыни. Ихъ она ненавидитъ отнынѣ. Все бархатъ -- на ней, на стѣнахъ на козеткахъ, у ногъ даже бархатъ. Все мягко, изящно, тепло -- и увы... все не грѣетъ! Да, не грѣетъ того, что дороже всего, что живетъ и что жить заставляетъ... Что зоветъ и звучитъ, что въ ней бьется, дрожитъ, замирая не радостью -- болью! Сердце, сердце! Тебя не согрѣть никакими шелками, не зажечь никакими камнями!..
   "Дайте воздуха мнѣ, дайте жизни, простора и свѣта! Все возьмите взамѣнъ, все что только хотите -- лишь на волю пустите. Дайте жить и страдать, дайте мыслить о высшемъ мечтая, какъ томится и проситъ измученный умъ, наболѣвшее сердце... Отъ тягостныхъ думъ нѣтъ покоя и счастья не зная, изнываетъ душа. Цѣли радостной нѣтъ -- жизнь проходитъ пустая...
   "Неужель за миражи дѣвическихъ лѣтъ и погоню за призрачнымъ счастьемъ -- не дано здѣсь прощенья, недостаточно лѣтъ искупленья? Неужели никто мнѣ съ участьемъ не протянетъ руки благородной? Свѣтъ встрѣчаетъ улыбкой холодной всякій проблескъ сознанья. Лица-маски привыкли къ приливамъ любви, нѣги, ласки... Они не узнаютъ, "божественныхъ" чертъ, искаженныхъ страданьемъ! Слѣдъ нравственной муки, порожденной сознаньемъ, озарившимъ всю бездну паденья -- не ужасъ въ нихъ вызоветъ, нѣтъ, а гримасу сомнѣнья!-- "Это -- нервы шалятъ!" скажетъ мужъ, скажетъ докторъ, родные... О, вы люди -- вы куклы пустыя!
   "Да, нервы! пусть нервы, пусть каждая жила, такъ бьется и въ вашей груди, какъ въ моей! Пусть со стономъ въ ушахъ отдается ропотъ жизни загубленной даромъ! Пусть упрекомъ звучитъ онъ сильнѣй, и всѣхъ васъ, какъ меня -- возрожденья охватитъ пожаромъ... Жить и "тлѣть", какъ теперь -- ужъ не въ силахъ... Я готова скорѣй умереть -- чѣмъ задохнуться чадомъ -- вашихъ тусклыхъ, дымящихъ огней... Въ ихъ мерцаньѣ холодномъ, какъ отъ вашихъ камней, нѣтъ тепла! Нѣтъ... лучемъ благотворнымъ не согрѣютъ они мою душу!
   "Въ темныхъ, мутныхъ волнахъ погибая -- я увидѣла сушу... Порываю я все -- все бросая, уйду -- лучше въ бѣдность, въ убогія стѣны. Нужду, даже голодъ терпѣть я готова -- за участье, за чистый святой поцѣлуй, за единое слово любви молодой -- за стремленья иныя, за счастье! Пусть борьба благородная полную силъ мою грудь молодую согрѣетъ... Пусть тотъ образъ, что къ жизни иной пробудилъ, что мнѣ въ душу иныя стремленья вложилъ -- въ сердцѣ женскомъ слагается, зрѣетъ... Въ сердцѣ слабомъ, больномъ, въ отунѣлой груди переломъ совершился. Просвѣтъ впереди заслоняетъ мнѣ эта темница! Прочь отсюда скорѣй! А... вы здѣсь? Вы опять предо мною тѣ же пошлыя лица съ улыбкой нѣмой сожалѣнья? Вы смѣетесь? Съ испугомъ попятились... да? Вы боитесь... полны изумленья? Стыдитесь! Прочь отсюда -- вамъ ясенъ, надѣюсь, отвѣтъ? Постылая жизнь меня давитъ... постылыя стѣны! Нѣтъ! Нѣтъ -- невозможно для насъ примиренье! Лучше смерть... впереди обновленье! Лучше душу возьмите...
   Прочь! Мнѣ душно... душно! Пустите!..

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

-----

   И она вдругъ рванулась къ дверямъ... Въ этотъ мигъ никого не видали прелестныя очи. Между тѣмъ за портьерой давно наблюдали за ней удивленные взоры супруга. Онъ въ халатѣ, обрюзгшій, стоялъ передъ ней, расплываясь въ циничной улыбкѣ; онъ протягивалъ руки, онъ имя шепталъ, повторяя жеманно "подруга". Было, двинулся къ ней и почти подошелъ -- но она откачнулась, едва устояла. Руки къ ней протянулъ онъ, за талію взялъ и привлекъ къ себѣ тихо...
   Она вскрикнула вдругъ -- отпихнула отъ себя ненавистную грудь, застонала (поняла его пошлость желанья), пошатнулась, упала и... лишилась сознанья...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Что это? Что съ ней? Миражи? Порывы, иль бредъ увлеченья?.. Нѣтъ, это первый достойнѣйшій шагъ возрожденья.

Борисъ Корженевскій.

"Сѣверный Вѣстникъ", No 12, 1893

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru