Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
В былые времена
Весна там, у нас, в России. Покой. Тишина. Обилие. Ни волнений, ни войн. Малые огорчения, впрочем воспринимавшиеся моей теткой как некие бедствия. Серый день, идет дождь -- и уж тетка моя, Василиса Михайловна, покачивает головой и со слезою в голосе говорит:
-- Ну, что уж... Дождик!.. А я-то хотела сегодня в Кусково съездить, дачу проветрить... Да настурции надо сажать, куртины обравнять. Все заботы, заботы... Ох-хо-хо.
У тетки моей, Василисы Михайловны, были черные сердитые глазки. И были глазки эти у нее на мокром месте. Бывало, как что не по ней -- то она и в слезы. Ну, тогда все кругом приходят в волнение -- Василиса Михайловна не в духах... В доме все оробело, притихло. Говорят шепотом...
А какое горе? Узнала Василиса Михайловна, что племянник Миша в карты играл. В трынку! И где это он выучился?!
А тут еще Дуняшка забыла Василисе Михайловне вату подать. А нынче Сергей Тимофеич должен приехать. А когда он приезжает -- Василиса Михайловна уши ватой затыкает, чтоб его не слушать. Потому что Сергей Тимофеич, хотя и миллионер, но говорит слишком много. Сядет перед ней и начнет: "ту-ту-ту-ту..." без остановки. И то не так, и это не так -- голова кругом идет. А сам всех невест прогулял -- дурак! Хоть и богач, но никчемушный.
А то приедут дочери. Василиса Михайловна их без памяти любит, и потому они ее тоже всегда до слез доводят. Вот внучат не привезли. А Василиса Михайловна внучат любит еще больше, чем дочерей... А когда привезут -- снова нагоняй выходит: и почему одеты внучата не так, и обуты не так, и почему Коля в носу пальцем ковыряет -- платка нет... И снова слезы.
А муж дочери Александры, инспектор гимназии,-- "высокий, на козла похож", как явится к Василисе Михайловне, так за портсигар, и закурит. Это что же такое! А у ней во всем доме пепельницы нет!.. И так папиросу за папиросой курит, ничего не говоря. А папиросу тушит в горшке с геранями и окурки торчком ставит... Ну как тут не заплакать! Тетка тоже молчит -- только слезы на глазах. А как уйдет -- истерика. Отворяются форточки, курятся "монашки", в висках стучит, и голова разламывается от этого противного табачища...
* * *
В доме у Василисы Михайловны -- чисто. Пузатые комодики красного дерева, кресла, у окон цветы, на подставках в корзинах, ковры. На стене портреты супруга ее, Никиты Иваныча. Большой портрет -- Никита Иванович в сюртуке, большой палец правой руки на пуговице держит. Лицо серьезное, несколько испуганное,-- художник глаза подчернил слишком.
Никита Иванович -- не кто-нибудь был, а потомственный почетный гражданин! И в Пенделке имел шерстомойку и щетинное заведение. На людях никогда Никита Иванович рюмки не выпил. Но в конторе дома его на Рогожской улице -- у него был шкапик. А в шкапике бутылки разные -- вино и прочие напитки -- от простуды, для здоровья...
* * *
И дядя, Никита Иванович, и тетка Василиса Михайловна меня любили. И уж на праздниках я обязательно бывал у них утром.
Впрочем, когда речь заходила о моей живописи, они помалкивали. Вроде как бы не слышали. Это меня обижало, и разговор у нас не клеился. Но спасибо приятелю по школе мастерской Саврасова, Мельникову, сыну писателя,-- он меня надоумил: "Скажи им, что ты на архитектуру перешел".
Я и сказал. Сказал на Пасхе, когда христосовался. Тетка пристально посмотрела на меня и расцвела.
-- Вот это дело!
И спросила:
-- А мать-то согласна?
-- Согласна,-- говорю я.
-- То-то,-- одобрила тетка.-- А то она все музыку любит и рисование. Несерьезное все...
* * *
Боже! Какое покойное бытие.
Помню -- разразилась война болгар с турками. Какой она казалась мне далекой.
Правда, газеты писали -- жаркие бои, победы, Осман-паша, а в Школе преподаватель истории говорил про турецкие зверства; мы ужасалась, но тотчас же как-то забывали -- горе как-то не овладевало тогда нашими юными душами...
Разумеется, тетка Василиса Михайловна не могла читать газет! И уж если попадется ей -- то уж глаза у нее на целый день от слез красные, распухшие.
* * *
И вдруг брат мой, Сергей, уехал, никому не сказав, на войну волонтером. Вот взбудоражились все родные и тетка!
Сергею было восемнадцать лет -- он купил пистолет, патроны и уехал.
Все же у матери разрешения спросил; она ответила, как всегда: "Как хочешь".
* * *
Впрочем, повоевать Сергею не удалось. Ген. Рейенг {Правильно: Рейсиг.} в солдаты его не взял и просил рисовать в альбом войну. Сергей рисовал кавалерию, выступающую в бой, погребение убитых, солдат -- пехотинцев в кепках, а впереди -- песенники.
И вернулся с войны, получив за свое художество сто рублей и привезя с собой много альбомов с рисунками карандашом...
Куда девались эти альбомы с прекрасными рисунками -- я не помню.
Удивил меня несколько брат тем, что сказал как-то, что на войне гораздо лучше, чем здесь, среди нас. Я этому удивился и понять не мог.
* * *
А как хороша была природа наша!
Летом я часто уезжал из Москвы и бродил по окрестным лесам. Какие утра и зори вечерние, реки, ручьи, холмы!.. Мне казалось, что я нахожусь в раю.
И люди, которых я встречал, крестьяне,-- были простые, добрые и гостеприимные... Было -- или мнилось?
* * *
Все мы, ученики Школы живописи, ваяния и зодчества мастерской профессора Саврасова, нуждались. Денег было мало. Но, помню, это не огорчало нас, хоть мы почему-то и стремились писать тогда грустные места. А наши приятели-жанристы -- Волохов, Яковлев, Мельников, Янов -- картины на мрачные сюжеты...
Один только я пробовал писать свет солнца, сильные краски, бодрые сюжеты природы. Да и то уже перед окончанием Школы, т.е. девятнадцати лет. А раньше -- тоже писал печальные картины.
С братом Сергеем случилась даже неприятность: он написал крестьянина -- просто мужика в тулупе. Мужик в волостном правлении раздевается, снимает тулуп. А сбоку двое режут прутья. Картина называлась -- "Перед поркой"...
Жандармский полковник вызывал Сергея к себе и сказал: "Хорошо пишете, молодой человек, но полегче, а то вам попадет..."
После того -- стоило Сергею показаться у тетки, чтобы у нее тотчас же появлялись на глазах слезы.
ПРИМЕЧАНИЯ
В былые времена -- Впервые: Возрождение. 1939. 21 апреля. Печатается по газетному тексту.
...разразилась война болгар с турками -- болгары, сербы, румыны, черногорцы и македонские греки издавна находились под турецким владычеством. В 1876 г. болгары, сербы и черногорцы восстали против турок. Возмущение было жестоко подавлено. На помощь братьям-славянам пришла Россия. 12 апреля 1877 г., после неудачных переговоров с турецким султаном, император Александр II объявил войну Турции.
Осман-паша -- см. выше, прим. к с. 352.
Генерал Рейенг -- имеется в виду генерал Рейсиг А.К.