Коровин Константин Алексеевич
Серов и Врубель. Мастерская в доме Червенко

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В сокращении.

ВАЛЕНТИН СЕРОВ В ВОСПОМИНАНИЯХ, ДНЕВНИКАХ И ПЕРЕПИСКЕ СОВРЕМЕННИКОВ

1

К. А. КОРОВИН

   Константин Алексеевич Коровин (1861--1939) -- живописец, один из близких друзей Серова.
   Свое понимание задач искусства Коровин неоднократно высказывал в статьях, литературных произведениях и беседах с представителями печати. Вот, например, что было сказано им в день его пятидесятилетия во время беседы с одним журналистом: "Моей главной, единственной, непрестанно преследуемой целью в искусстве живописи всегда служила красота, эстетическое воздействие на зрителя, очарование красками и формой. Никогда никому никакого поучения, никогда никакой тенденции, никакого протоколизма. Живопись, как музыка, как стих поэта, всегда должна вызывать в зрителе наслаждение, чувство прекрасного. Именно чувство, именно высокое, чистое наслаждение. Художник дарит зрителя только прекрасным". И далее: "К искусству живописи я вижу в обществе пробуждение интереса. Интереса этого и не может не быть. Потому что ничто так не волнует человека, как это искание вечной красоты и справедливости! Россия всегда была большой выразительницей искусства. Народ ее -- народ огромного вкуса. Взять хотя бы храмы, иконы или головной убор русской женщины доброго старого времени. Все это полно высоких образцов, очаровательных форм, большой затейливости. Скажу даже: произведения нашей древней архитектуры и живопись северных икон по своей ценности нисколько не уступят итальянскому Ренессансу" (Художник и критики. К 50-летию К. А. Коровина.-- "Русское слово", 1911, 23 ноября, No 269).
   Картины Коровина производили на современников сильное впечатление. Вот что, например, говорил его сверстник А. Я. Головин, несмотря на существовавшую между ними, по словам Грабаря, "знаменитую неприязнь": Коровин был "тончайшим пейзажистом <...> Не будучи профессиональным портретистом, Коровин брался, однако, и за портреты,-- порою весьма удачно" (Головин, стр. 25, 26). Коровин оказал влияние на творчество многих русских художников (см. вступительную статью И. С. Зильберштейна к публикации воспоминаний Коровина "Из моих встреч с А. П. Чеховым".-- "Литературное наследство". Т. 68. А. П. Чехов. М., 1960, стр. 547, 548).
   Коровин блестяще проявил себя в театрально-декорационном искусстве, которому отдал около пятидесяти лет жизни. Всего для императорских театров и Частной оперы Мамонтова Коровин написал декорации и костюмы к шестидесяти четырем балетам и восьмидесяти четырем операм (Георгий Немирович-Данченко. К. А. Коровин. К 75-летию со дня рождения.-- "Иллюстрированная Россия", Париж, 1936, No 50, 5 декабря, стр. 9). То, что Коровин создал в театре, является значительнейшим явлением русского театрально-декорационного искусства. А. М. Герасимов, сам одно время пробовавший силы в театре, писал: "Много возможностей дает сцена художнику. Я шесть лет пробыл в мастерской К. Коровина, пристально изучал его живописные приемы и нахожу, что равного ему нет в театрально-декорационном искусстве, хотя в то же время работали такие блестящие мастера театральной декорации, как Головин, Добу-жинский" (Александр Герасимов. Жизнь художника. М., 1963, стр. 119). В одном современном французском издании о Коровине говорится следующее: "Более ста декораций к операм и балетам Москвы и Петербурга свидетельствуют с несомненной очевидностью о его качествах и делают из него одного из творцов новой театральной эстетики в России<...> его имя останется связанным с открытием искусства одновременно варварского и утонченного, которое так глубоко сказалось на вкусах европейской публики 1910-х гг." (имеются в виду "русские сезоны" С. П. Дягилева, в которых принимал участие Коровин; Dictionnaire du ballet moderne. Paris, 1957, p. 196).
   Общительный, легко увлекающийся, Коровин отличался редким постоянством в своих дружеских привязанностях к Врубелю, Левитану, Серову и Шаляпину. Они отвечали ему тем же. Шаляпин неоднократно писал ему в таком духе: "Ты знаешь, милый Костя, как я тебя люблю и уважаю, значит, смею надеяться, что ты со мной церемониться и стесняться не станешь" (Шаляпин, т. 1, стр. 456). А. Я. Головин, сам близко знавший Шаляпина, писал в своих воспоминаниях: "Федор Иванович очень ценил Коровина как художника и любил его как человека, хотя нередко у них происходили маленькие ссоры по незначительным поводам. Их сближало влечение к природе, к рыбной ловле, а также к коллекционерству" (Головин, стр. 26).
   Серов был очень близок с Коровиным почти с начала знакомства (в 1886 г.) и до конца дней своих. Их жизнь и творчество неотделимы: они создавали совместные произведения ("Хождение по водам" -- 1890 г., декорации к "Юдифи" в постановках 1898 и 1908 гг., портрет Ф. И. Шаляпина --1904 г.), вдвоем ездили на этюды во Владимирскую губернию в 1891 г., имели в те же годы общую мастерскую, в 1894 г. совершили поездку на Север, преподавали в одном классе в студии Званцевой и в Училище живописи.
   Серов неоднократно портретировал Коровина. Наибольшей известностью пользуются портрет 1891 г. и полотно "Рассуждение о рыбе и прочем" (1905).
   С. А. Щербатов, хорошо знавший обоих художников, отвечая на вопрос "как могут два человека, столь разные во всех отношениях, дружить и было ли это подлинной дружбой", писал: "Трем предметам глубокой искренней своей любви Коровин оставался верен всю свою жизнь <...>-- А именно родине -- России, искусству и природе. Эта верная любовь к этим трем предметам любви и связывала Коровина с Серовым, этих двух людей, столь разных по природе и темпераменту -- этого весельчака и меланхолика, этого шармера Костю, которым так легко было увлечься, и замкнутого в себе, обычно хмурого Серова, которого можно было любить или не любить, но на которого можно было положиться и которому до дна можно было поверить" (Сергей Щербатов. Художник в ушедшей России. Нью-Йорк, 1955, стр. 269). Имеется много свидетельств современников о дружбе этих выдающихся мастеров живописи. Приведем одно из них, имеющее особое значение, так как оно записано И. Э. Грабарем со слов самого Серова: "Серов не раз признавался мне,-- сообщает Грабарь,-- что никто из его сверстников не производил на него столь обаятельного впечатления, как именно Коровин. Он любил его особенно нежно, любил и ценил его исключительное живописное дарование" (Грабарь. Серов. "Искусство", стр. 138).
   Будучи глубоко русским человеком, Коровин не мыслил существования вне родины "Красавица Россия, никогда не умирающая, нетленная, вечная!" -- говорил он сыновне-любовно о своей отчизне ("Иллюстрированная Россия", Париж, 1933, No 18, 29 апреля, стр. 12). И какой подлинной трагедией в личном и художническом плане оказалось для него то, что последние годы жизни (с 1923 г.) он находился во Франции, Больной художник, не всегда имевший силы писать картины, которые к тому же подчас не находили покупателей, занялся литературным трудом. Ему тогда было около семидесяти лет. Так в зарубежной печати появились фрагменты воспоминаний Коровина о его встречах с интересными людьми, о прожитой им жизни. Переосмысливание того, что ему довелось увидеть в России, еще большей тоской наполняло его душу. "Эх, как видно, хорошо было в России и за Полярным кругом...",-- писал он в одном из своих рассказов (На Севере диком.-- "Возрождение", Париж, 1932, 10 мая, No 2534).
   За двенадцать лет -- с 1928 по 1939 год -- в зарубежных русских газетах и журналах было напечатано более трехсот шестидесяти литературных произведений художника.
   К сожалению, это огромное мемуарное наследие Коровина у нас до сих пор почти неизвестно не только широким кругам советских читателей, но и исследователям жизни и творчества художника. (В сб. Коровин, выпущенном в 1963 г., ни одним словом не упоминается литературный труд Коровина; Д. Коган, автор монографии о художнике, называет лишь около семидесяти произведений). Между тем в истории русского изобразительного искусства и литературы это один из весьма редких случаев, когда художник такого большого диапазона и дарования меняет кисть на перо, создавая не менее талантливые произведения.
   В настоящее время готовится к изданию книга "Константин Коровин вспоминает...", куда войдет свыше семидесяти его мемуарных произведений.
   Случилось так, что подробных воспоминаний о Серове Коровин не написал. Однако в его мемуарных рассказах встречаются многочисленные упоминания о Серове, которые представляют безусловный интерес.
   
   Собранные нами воспоминания Коровина о Серове распределены по пяти разделам. В первый раздел входит сделанная бывшим приват-доцентом Московского университета Б. П. Вышеславцевым запись воспоминаний Коровина "Серов и Врубель. Мастерская в доме Червенко" (Б. П. Вышеславцев. Мои дни с К. А. Коровиным.-- "Новый журнал", Нью-Йорк, 1955, No40, стр. 158, 159); во втором разделе -- воспоминания, появившиеся в печати в дни похорон Серова ("Русские ведомости", 1911, 23 ноября, No 269; "Русское слово", 1911, 23 ноября, No 269); третий -- сохранившиеся в записных книжках Коровина высказывания Серова и мысли, им навеянные (Коровин, стр. 260, 261, 464, 465, напечатаны с пропусками и искажениями; приводятся по автографам отдела рукописей ГТГ); четвертый раздел составляют отрывки из мемуарных рассказов Коровина, появившихся в зарубежной печати (газеты "Возрождение" за 1930, 1932, 1933 и 1935 гг. и "Россия и славянство" за 1930 г.) и здесь перепечатываемых впервые; пятый раздел -- рассказы о Серове, извлеченные из книги Коровина "Шаляпин. Встречи и совместная жизнь" (Париж, 1939).
   

Серов и Врубель. Мастерская в доме Червенко

(ЗАПИСЬ Б. П. ВЫШЕСЛАВЦЕВА1 БЕСЕДЫ С КОРОВИНЫМ)

   Эти три художника -- Коровин, Серов, Врубель -- были друзьями, вместе боролись за жизнь, за свое искусство, вместе прокладывали новые пути.
   С Серовым Коровин познакомился у Мамонтова. В это время Остроухов, Серов и Михаил Мамонтов (который тоже хотел быть художником) занимали в Москве отдельную мастерскую, где писали модели2. Коровин никогда не был туда приглашаем, так как считался декоратором, а не художником. К его живописи относились отрицательно, не признавая ее серьезной. Коровин тоже не придавал молодому Серову большого значения. "Видя его еще ребячьи наброски и большую трудоспособность, я сначала не заметил в нем ничего интересного",-- говорил Коровин. Но понемногу отношения изменились. Серов сам стал искать сближения с Коровиным. В это время Коровин жил на Долгоруковской улице в доме Червенко3, где у него была мастерская. И вот Серов, который тоже имел мастерскую, предложил Коровину построить отдельную комнату для него при коровинской мастерской. Так и было сделано. Серов переехал к нему, и началась их совместная дружеская жизнь и работа4. Материально художники вели довольно трудную жизнь, но их индивидуальности раскрывались и расцветали. Насколько зависть убивает дух, настолько же дружба окрыляет. Постоянные беседы о живописи давали импульс к работе. Живопись Серова в это время изменилась -- сделалась более сильной и темпераментной. Портрет, который он сделал с Коровина в это время, представляет живое воплощение этого периода его творчества. Коровин изображен молодым, полным радости и юмора; изображена знаменитая мастерская в доме Червенко и наконец воплощены колоритные искания Серова -- результат его художественного общения с Коровиным. Серов писал этот портрет очень долго, и все же он остался незаконченным, эскизным5.
   <...> Замечательна та характеристика, какую Коровин, редкий мастер замечать существенное в человеке, дал Серову того времени: "Серов был человек мрачный, глубоко тоскующий. Он говорил: жизнь просто ненужная, невольная проволочка и тоска... Серов был брюзглив, ничто ему не нравилось. Вообще он производил впечатление человека, совершенно упавшего духом. Он очень любил Веласкеса, ценил Репина и как-то не мог сделать ничего своего, словно не зная, что делать. Юморист и насмешник, по характеру скептик, никогда никем и ничем не довольный, он долгое время собирался писать картину: привоз Иверской в публичный дом. Чем увлекла его такая тема, для меня было не совсем понятно.
   Он обнаруживал еще необыкновенный интерес к стоящим на бирже извозчикам. Однако он недостаточно писал типичное и смешное, хотя и был юморист. И только в своих карикатурах он вполне проявлял себя, в них он был для меня настоящим художником... "Опять надо писать противные морды",-- говорил он, отправляясь на портретные сеансы; казалось, он пишет их только из нужды. Возвращаясь с этих сеансов, он рассказывал: "Пришел, брат, я писать А<брикосова>, старика. Поздоровались, меня пригласили присесть в гостиной и подождать, покуда позавтракают. В открытую дверь виден завтрак -- папаша, мамаша, дети, стук тарелок... Долго завтракали. Наконец, вытирая рот, вышел папаша: ну, теперь, господин художник, займемтесь делом. И вот, я занимался делом за 500 рублей" -- и Серов качал головой и смотрел мне в глаза. Так Серов "занимался делом", а я -- своими декорациями. Мне все хотелось написать русские большие симфонии в пейзажах с людьми, а Серову Иверскую. Но это так и не вышло".
   Вскоре в мастерской Червенко произошло одно важное событие: к Коровину и Серову примкнул Врубель6.
   <...> Интересно проследить, как отразилась совместная дружеская жизнь всех трех художников на их творчестве. Серов здесь получил больше всего для своей живописи. Он находился под влиянием Коровина. Будучи талантливым рисовальщиком и человеком редкой трудоспособности и упорства, он старался освоить живописную насыщенность и пышность коровинских колоритов. Достигнуть этого он никогда не мог, так как был человеком совсем иного жизнечувствования, но все же живопись его стала сильнее.
   Напротив, Врубель ничего не мог заимствовать у Коровина, так же, как и Коровин у Врубеля. Это были мощные художественные индивидуальности, и каждая шла своим путем.
   

КОММЕНТАРИИ

   1 Борис Петрович Вышеславцев (1877--1954) -- философ, приват-доцент Московского университета, после Октябрьской революции -- эмигрант.
   Вышеславцев знал Коровина в течение многих лет. Считая Коровина "одним из замечательных русских людей", он, по его словам, "в долгие осенние и зимние вечера в русской деревне<...> записал, по возможности в собственных выражениях К. А. Коровина", то, что художник ему рассказал ("Новый журнал", Нью-Йорк, 1955, No 40, стр. 153).
   По-видимому, Коровин вывел Вышеславцева в образе профессора эстетики в некоторых своих литературных произведениях.
   2 Имеется в виду мастерская на Ленивке (см. т. 1 настоящего изд., прим. 10, стр. 157).
   Сам Коровин сообщает в своих воспоминаниях "Памяти друга", что впервые увидел Серова в Училище живописи (см. т. 1 настоящего изд., стр. 310).
   3 Иван Федорович Червенко (1838--1903) -- художник-архитектор, ученик Училища живописи в 1878--1884 гг., домовладелец.
   4 О пристройке для Серова в доме Червенко, которая упоминается в записи Б. П. Вышеславцева, идет речь, очевидно, и в письме В. М. Васнецова к Е. Г. Мамонтовой от 22 октября 1891 г.: "В другой раз был у Серова и Коровина. Серовы праздновали открытие мастерской (Серова). Пир по мне удался блестяще и даже с оригинальностью художественной -- было много знакомого народа -- Вас на пиру недоставало, и это не только чувствовалось. Были танцы, были споры, угощение на широкую ногу... Угощения составлены были на прилавках (как в магазине) целыми ящиками и бочонками -- оригинально!" (Коровин, стр. 218.-- Печатается с исправлениями по автографу ЦГАЛИ). Совместная работа Серова и Коровина в доме Червенко продолжалась около трех-четырех лет. К началу 1894 г. их там уже не было, и когда художнику Н. Н. Ге понадобилось помещение, он просил Л. Н. Толстого помочь получить одну из двух мастерских с верхним светом, которые "занимали Коровин и Серов" (письмо от 4 января 1894 г.-- Л. Н. Толстой и Н. Н. Г е. Переписка. М.-- Л., 1930, стр. 176).
   5 Портрет Коровина Серов исполнил в 1891 г.
   Один из рецензентов писал об этом произведении Серова: "В небрежно написанной фигуре К. Коровина никто не угадает банкира или ростовщика. Конечно, художника выдают аксессуары, в виде палитры, этюдов, но и без них вы узнаете жреца искусства, ленивого, беспечного, великого в минуты вдохновения и неустойчивого в обычных отношениях жизни" (А. Ф -- в. "Мир искусства".-- "Искусство строительное и декоративное", 1903, No 1--2, стр. 17). Ныне портрет находится в ГТГ.
   6 К этому периоду жизни друзей относится письмо отца Врубеля к А. А. Врубель от 23 декабря 1889 г., в котором говорилось: "...Миша здрав, невредим и весел<...> Сошелся с прежними своими товарищами-художниками: Серовым и Коровиным, и на днях сообща открывают мастерскую (Сущевская часть, по Долгоруковской улице, в доме Червенко)" (Врубель, стр. 144). В. С. Серова тоже отмечала это в письме к М. Я. Симонович-Львовой: "Ты вероятно слышала также, что Тоша снова с Врубелем вступил в компанию и ателье вместе держат с Коровиным" (Серова, стр. 133).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru