Коровин Константин Алексеевич
Из ранних лет

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
   М.: Русский путь, 2010.
   

Из ранних лет

   Да неужели это было! Да, было давно. Может быть, я умер, и это все, что теперь,-- наказание?
   Тата зашла к нам из гимназии. На ней синее пальто с пелеринкой и весенняя темная шляпа. Руки в перчатках держат стянутые ремнем книжки.
   Я ее встретил в коридоре деревянного дома у Харитония в Огородниках. Она жила по соседству.
   -- Костю,-- сказала мне Тата,-- на Чистых прудах вода, и кататься на коньках больше нельзя.
   До чего прекрасна Тата. Ресницы у ней все отдельно. Большие ресницы. В крыльце, через цветные окошечки стекол, лицо Таты освещается -- то все розовое, то голубое.
   -- Тата, как я вас рад видеть. Можно вас поцеловать?
   -- Нет,-- сказала Тата,-- я сначала спрошу у мамы.
   -- Тата, ведь вы уже спрашивали, и мама сказала, что если у него усы еще не выросли, то можно поцеловать...
   И я целую Тату в щеку.
   Непонятно, но как замечательно. И отчего это? Какая красивая Тата. Когда я ее целую -- она так часто, часто мигает.
   Слышу голос отца -- он говорит выходящему от него высокого роста человеку, вроде купца: "Это нечестно..."
   -- Эх,-- отвечает выходящий,-- так-то оно так, дак не обманешь -- не продашь... Верно, Алексей Михайлович, верно -- да по закону ходить, навоз топтать...
   Грузный и большой, купец прошел мимо нас, посмотрев на меня и на Тату. Мы оробели.
   Тата вышла и крикнула:
   -- Костю, приходите вечером пить шоколад.
   Я вернулся домой, в свою комнату, и принялся со съемкой "точить" темный фон с нарисованной на большой бумаге головы Аполлона.
   Я был в головном классе Училища живописи, ваяния и зодчества. Надо было фон, сзади головы, делать ровно, поэтому, за недостатком времени в классе, брал на дом. Это и называлось "точить фон".
   Точу фон, а сам думаю:
   "Какие у Таты ресницы..."
   Беру другую бумагу и рисую Тату тушевальным карандашом. Не выходит Тата. У ней такое матовое лицо -- как это сделать?..
   Вошел отец и стал смотреть на мой рисунок.
   -- Кто это,-- говорю я отцу,-- был у тебя, "не обманешь -- не продашь"?
   -- Лабазник. Плут -- ну и попался, пришел у меня просить юридического совета. Смотри, Костя, весна, солнце, иди гулять, что в доме все сидишь.
   Я надеваю пальтишко, шапку и иду гулять.
   На дворе ростепель, весна. У забора соседнего дома -- кусты бузины. И я вижу едва распустившиеся зеленые почки. Как бисером, покрыта ими бузина. Все блестит на солнце.
   За забором красная железная крыша дома, где живет Тата. Беседка, в которой я учил уроки, и бочка под желобом, полная воды, в которую я любил смотреть с Татой, как в зеркало.
   Рядом с церковью Св. Харитония -- большие березы, на которых, у гнезда, кричали кучами грачи.
   С большой папкой под мышкой я иду на Мясницкую, в Школу, на вечеровой класс.
   В передней, у буфета, на лестнице, ученики поют:
   
   Хас-Булат удалой!
   Бедна сакля твоя...
   
   Солдат Плаксин отворяет дверь. Толпой бежим в класс. Садимся за высокие парты.
   Голова Аполлона перед нами освещена ярким светом.
   Рядом со мной архитектор Мазырин, по прозвищу Анчутка -- за свой женственный вид.
   Слева от меня -- Курчевский. Здоровенный парень, гимназист, с толстой круглой рожей,-- смеется и говорит:
   -- Смотри-ка, Анчутка какую Сандракунию из Аполлона делает...
   -- Ступай к черту!-- отвечает Анчутка.
   Он достает тихонько из кармана отвес -- гирьку на веревке -- и держит рукой между собой и Аполлоном, чтобы не нарисовать косо.
   -- Дай-ка отвес,-- просит Курчевский.
   -- Постой, успеешь,-- отвечает Анчутка.
   Входит профессор Е.С. Сорокин. Худой, лысый, с длинной ровной бородой. В классе наступает тишина.
   Он идет к нам. Анчутка подвигается ко мне, Сорокин кладет себе на колени его папку с рисунками и говорит, вздохнув:
   -- О Господи, Господи...
   Встает. Я отодвигаюсь. Он берет мою папку и, смотря рисунок, говорит:
   -- Фон-то, что такой грязный?
   -- Не успел,-- отвечаю я.
   -- Да, все некогда вам, должно быть...
   Е.С. Сорокин передвигается к Курчевскому.
   -- Табачищем-то от вас несет -- не продохнешь... Там-то гипс, а у вас-то Аполлон кожаный. Эх-ма... вам бы чемоданы шить...
   И профессор продвигается по очереди дальше, к каждому ученику.
   И все время слышны его вздохи. Никого никогда не похвалит. Строго держит нас.

* * *

   До чего хорошо вечером у Таты. Мать ее, вдова, и брат-студент. Тата играет на рояле и поет:
   
   Для тебя б я пела
   Под твоим окошком,
   На крылечке,
   Но не для леса,
   Но не для речки.
   
   -- Тата,-- сказал я,-- в воскресенье я пойду в Перервы на охоту. Там разлив Москва-реки. В роще уже поют птицы.
   -- И я пойду с вами. Только пустит ли мама?..
   И тихо:
   -- Вы скажите маме.
   Прощаясь, я сказал ее матери:
   -- Я пойду на охоту, отпустите Тату со мной.
   Мать Таты так добро посмотрела на меня и сказала:
   -- Костя, разве это можно?..
   -- Отчего же нельзя?
   -- Нет, нельзя. Как же девочка может ходить на охоту. И какой же ты охотник? Ты же еще мальчик, тебе всего пятнадцать лет. Я не понимаю, как тебе позволяют родители ходить на охоту...

* * *

   Дома я все не спал и думал: "Как же не охотник?.. Я уже одиннадцати лет убил сразу в Мытищах трех уток. Я же под Перервой стрелял бекасов... Вот не верят... Как это несправедливо".

* * *

   Пришло лето.
   Я жил с матерью в Медведкове под Москвой. А в Останкине, у Панина Луга, жил Левитан. Он приходил ко мне. Подолгу смотрел мои этюды и говорил:
   -- Отчего ты избегаешь зелени? Отчего у тебя нет зеленой краски? А может быть, ты и прав... она очень трудна и груба.
   Левитан, видя, что я хожу на охоту, тоже завел себе одностволку.
   Однажды приехал отец и сказал, что брата Таты, студента, арестовали. Мать его говорила, что его запутали в какое-то политическое дело.
   На меня это произвело ужасное впечатление.
   Через две недели я пошел в Москву из Медведкова. Тата и мать ее из квартиры уехали. Я спросил хозяина дома -- где они. Он, пристально посмотрев на меня, ответил:
   -- Ничего не знаю-с!

* * *

   А в августе, в Медведкове, когда я вернулся с охоты,-- неожиданная радость: я увидел Тату с братом у нас, на террасе деревенской дачи. Мать угощала их. Брат Таты рассказал мне, что его подвела одна женщина на студенческом балу, сунув ему, при выходе, в карман прокламацию. Потом все выяснилось. Он просидел только две недели.
   "Как странно... и зачем это делается на свете?.." -- подумал я.
   И в первый раз ощутил, что в человеческой жизни что-то неблагополучно.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Из ранних лет -- Впервые: Возрождение. 1939. 17 марта. Печатается по газетному тексту.
   Хас-Булат удалой!.. -- слова из песни О.Х. Агреневой-Славянской на основе стихотворения А.Н. Аммосова "Элегия" (1858).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru