Коровин Константин Алексеевич
У Харитония в Огородниках

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
   М.: Русский путь, 2010.
   

У Харитония в Огородниках

   Была весна, и жил я у Харитония в Огородниках, в Москве, поблизости от церковного двора, в небольшом одноэтажном деревянном доме. При доме был большой двор. Забор отделял другой двор. У забора росла бузина, березы. На дворе был деревянный погреб, сарай, и крылечко у дома, тоже деревянное. Когда входили в крылечко, то разноцветные стекла окошек освещали лицо вошедшего то розовым, то зеленым цветом.
   Через улицу был виден за забором большой сад высоких лип, и у церкви Харитония были тоже большие липы. На церковном дворе стояли лужи тающего снега, и я мальчиком услышал крик прилетевших грачей.
   Они летали над липами садов у больших гнезд, которые выделялись темными пятнами на весеннем небе. Что-то было несказанно отрадное в этом крике прилетавших грачей.
   Весна. Солнце.
   Какою радостью жила она в моем детском сердце!
   И я, уча уроки, с отвращением смотрел на тетрадки, учебники и часто выбегал на двор к забору, где стояла старая беседка. А за забором жил мой приятель Лева Хорват, у которого мать была Мария Тихоновна, которая так хорошо пела с гитарой цыганские романсы.
   Скучно было дома в комнате. Я перетащил свои учебники, пенал, чернила, маленький стол в беседку.
   В беседке -- свежо, зелено. Как неприятно заглядывать в учебник и долбить, долбить...
   "Зачем это нужно?-- думал я. -- Я совсем не хочу быть архитектором, инженером. У меня -- одноствольное ружье. Я уж застрелил двух уток, дупеля, бекасов и пойду опять в Перерву, когда куплю пистонницу и пистоны. Жаль -- денег нет... Буду я охотником, а потом -- что будет, то будет".
   Вот когда растает снег, я уйду в Медведково к Игнашке. Там у него собака. Замечательная собака. Вроде как настоящая охотничья. Называется Дианка.
   Но почему я должен быть архитектором -- не понимаю!
   Мне совсем не нравятся дома и Кузнецкий Мост. А в деревне мне все нравится. Бревенчатые избы, отец и мать Игнашки. Они такие добрые. Лучше их нет.
   Как приду, мать Игнашки мне рада. Касатиком меня зовет. "Что ты похудел так, касатик, поешь, садись". И сейчас мне хлеб и молоко в крынке ставит, меду дает, кашу с маслом...
   Похудеешь от долбежки -- не знаешь ты мучителя Добрынского! Зверь!..
   А брат мой, Сережа,-- художник, "мучится" у Саврасова. Не бросить ли и мне архитектуру и не пойти ли тоже к Саврасову? Я тоже тихонько рисовал. Как красками хорошо пахнет! Буду художником...
   До чего хорошо в Перерве! Москва-река разлилась, чайки летают. Там бы и остаться, никогда бы в Москву не вернулся. Отчего нельзя поступить в крестьяне? Самое лучшее быть крестьянином. Пашня, лошадь, огороды. Сажать горох. В телеге ехать -- вот радость! Васильки во ржи, колокольчики голубые у дороги и поля, поля...
   А лес. До чего в лесу хорошо! Трава, мох. Ночью жутко. Так и кажется, что кто-то на тебя глядит, подстерегает... Почему жутко?..
   Я спрашивал у учителя Петра Афанасьевича, а он говорит: "Неизвестно. Люди,-- говорит,-- ничего не знают..."
   А Игнашка говорил -- люди вперед ничего не знают. Не знают, что будет впереди. А отец Игнашки говорил: "А крысы знают все, сам,-- говорит,-- я видел в молодые годы раз, как крысы гуртом из деревни ушли! И -- их ты, так и бегут. Я думаю -- чего это? А мне кузнец Семен говорит: "Крысы бегут, и тараканы черные ушли... пропали! Нехорошо это, не к добру". Верно, глядь, через неделю вся деревня ночью в один час сгорела. И старуха Марфа сгорела, и детей двое".

* * *

   Отворилась дверь беседки, и ко мне вошла соседка Тата. -- Пойдемте к нам, Костю,-- сказала она весело. -- Вас мама зовет.
   -- Тата, знаете,-- говорю я,-- мне не хочется учиться, я не хочу быть архитектором. Я пойду в крестьяне. Мне не нравится город.
   Тата смотрит на меня.
   -- Зачем, Костю, в крестьяне? Они все грубо так говорят. Какой же вы крестьянин, вам тринадцать лет? Как же вы будете косить? Вас не возьмут в крестьяне.
   -- Ну, тогда я пойду в художники.
   Когда я пришел от Хорват домой, то сказал своей матери, что я хочу быть художником, как Сережа.
   Мать пристально и добро посмотрела на меня.
   -- Как хочешь, Костя,-- сказала она,-- только это трудно и одиноко. Художник мало кому нужен, и тернист его путь. Но я все же рада, что ты хочешь быть художником.
   Растаяли снега, и позеленели леса. Я на большом холсте писал красками дом у Харитония в Огородниках, кусты сирени у крыльца, капельную бочку, в которую мы оба с Татой любили смотреть на свои отражения.
   И какие красивые, живые, веселые были лица наши с Татой! И как мы смеялись.
   Приятель отца моего Латышев, смотря на нас, сказал:
   -- Все весело, все смешно. Мальчишеский возраст.
   И, подняв палец, сказал:
   -- Ну, смешно?!
   Мы расхохотались.
   -- Михаил Петрович,-- сказал я Латышеву,-- ау, я больше не архитектор, а художник.
   -- Ну и обалдуй... -- сказал с постным лицом бледный и болезненный Латышев. -- Будешь не жравши ходить и сопьешься...

* * *

   Этюды свои -- дома с сиренью и бочкой, сад с забором -- я выставил на третьной экзамен в Училище живописи на Мясницкой, где учился и мой старший брат Сережа.
   Преподаватели на этюдах моих написали мелом:
   "Похвала и благодарность преподавателей. И награда -- 25 рублей, на краски".
   Это удивило меня и обрадовало мать. Сколько, я помню, купил красок, кистей в магазине Дациаро на Кузнецком Мосту.
   Гостя летом у своей бабушки в Вышнем Волочке, я целые дни писал этюды. Уходил очень далеко, потому что в самом Вышнем Волочке, мне казалось, писать нечего.
   Соборы, каменные дома -- неинтересно.
   Уходил в леса, на реку Тверцу -- там природа. Писал избушку в лесу, сломанное дерево, дорогу с верстовым столбом, пойманного налима, охотника Дубинина с ружьем.
   Все это нравилось...
   А осенью так не хотелось ехать в Москву, так не нравилась Москва после деревни!..
   Когда я ехал с вокзала на извозчике, то, помню, загораживал ладонями глаза и смотрел в спину извозчика, так мне были неприятны улицы Москвы...
   А приехав домой -- даже заплакал...
   Счастливое, райское время...
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   У Харитония в Огородниках -- Впервые: Возрождение. 1938. 1 апреля. Печатается по газетному тексту.
   ...не знаешь ты мучителя Добрынского -- Добрынский -- товарищ К.А. Коровина по Училищу живописи, ваяния и зодчества.
   третьной экзамен -- см. прим. к с. 516 кн. 1 наст. изд.
   магазин Дациаро -- здесь и далее, фирма Дациаро существовала в Москве и Петербурге с 1830 г. Основана итальянцем Джузеппе Дациаро (в Москве он звался Иосифом Христофоровичем, 1806-1865). Прославилась изданиями видовой графики. Фирма выпускала преимущественно литографированные виды двух российских столиц, уже в начале своего существования стала лучшей в России благодаря высочайшему качеству литографии и печати. Такой она оставалась и в последующие годы, приобретя высший коммерческий статус Поставщиков Двора Его Императорского Величества. В Москве художественный магазин Дациаро располагался на Кузнецком Мосту. После смерти основателя дело возглавил его сын Иосиф Иосифович. Фирма Дациаро активно использовала новые технологии; в частности, она одной из первых начала печатать серии видовых фотографий Санкт-Петербурга и Москвы.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru