Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
Слуховая галлюцинация
Накануне Петрова дня мои приятели-охотники решили с вечера ехать на Иваново озеро, которое расстилалось среди обширного болота.
Деревенский охотник Герасим Дементьич отговаривал охотников ехать, так как к Иванову озеру-де подступа нет: трясина, ходить нельзя -- провалишься. Но приятелям моим хотелось на новые места, где еще не бывали. И решили ехать по совету Герасима -- в Ловцы. Там тоже озеро есть, и место раздольное.
Но лучше ехать с раннего утра, а на ночь не стоит, ночью там "попуговат", сказал Герасим.
-- Это кто же попугивает?-- спросил Василий Сергеевич.
-- Какой вздор,-- сказал Павел Александрович. -- И чему ты веришь, Герасим!
-- Как -- чему веришь? Был я там. Речки такие зарослые. Настрелял я утей изрядно, ну и повернул от болотины по лесному овражку, а уж сумерело. Иду это я и вдруг слышу, сзади кто-то говорит: "Вот сукин сын..." Я обернулся -- никого. Присел на бугорке у елочки закусить и выпить малость. Устал. Налил стаканчик, выпил, ничком закусываю. А за елкой кто-то и говорит: "Ну и сукин сын". Думаю -- чего это; чудно больно. Собака со мной -- не лает. Я пошел за елку поглядеть. Гляжу кругом -- никого нет. Вернулся, опять сел. Налил второй стаканчик. Выпил. Пирогом закусываю. Слышу, опять за елкой кто-то говорит: "Вот сукин сын".
"Что такое?" -- думаю. Прямо вскочил, за елку, гляжу -- опять никого. "Что за диво?" Собрался, пошел. "Чего это,-- думаю,-- пугает, знать, кто". Вышел из овражка и вижу: с края, у леска, стоит избушка. Бедная. В одно окно. А у крыльца старичок сидит, лысый, и щучицу здоровую ножом чистит. Я говорю ему:
-- Бог на помощь. Щука-то гожа.
Он чистит рыбину, смотрит на меня, молчит. Я спрашиваю:
-- Нет ли кваску испить?
Он как воды в рот набрал.
Думаю -- глухой, знать,-- и пошел. А сзади меня опять кто-то сказал: "Вот сукин сын".
"Батюшки, чего это?-- думаю. -- Дай дознаюсь".
Вернулся. Нет избушки! Хожу -- ищу, нет! Вот меня страх взял... Вот вы что скажете, Павел Лександрыч, чего это?
Доктор Иван Иванович, серьезно выпив рюмку водки и закусив беловской колбасой, сказал:
-- Слуховая галлюцинация.
-- Да ведь чего хочешь, Иван Иваныч,-- сказал Герасим,-- а этакое есть. Потом рассказывали, что там, в Ловцах, бывает, и заводит тоже. Допрежь там деревня была, скопцы жили, так начальство на них рассерчало, и сожгли: и деревню, и народ этакий, чтобы его боле вовсе не было.
Приятели не обратили внимания на рассказ Герасима, думали только об охоте. Конечно, Петров день. И с вечера двинулись на подводах из моего дома.
В одиннадцать часов ночи ехали большим еловым лесом. Дорога была колдобистая. Стучали колеса о корни деревьев. Тарантас кренило то на одну, то на другую сторону. Я ехал с доктором, который кряхтел, жалуясь на дорогу.
-- Чего слышали?-- смеялся Караулов. -- Ничего не слыхали.
Дорога спускалась вниз. Справа на краю леса показался огонек.
-- К леснику приехали,-- сказал Герасим. -- Отселева до охоты полверсты. Здесь станем...
Подъезжая к дому лесника, мы услышали лай собак.
У крыльца нас встретил лесник с большой бородой, лохматый, и приветливо сказал, что охота есть тут понизу, в болоте,-- "Утей массая...".
-- Павел,-- спросил я,-- ты слышал, дорогой, в лесу, кто-то сказал: "Вот сукины дети"?
-- Какой вздор,-- закричал Павел. -- Довольно пошлостей.
Жена лесника и дочь хлопотали, ставя самовар. На столе появились ватрушки, вареные яйца, сливки. А Василий Княжев и Герасим разбирали нашу закуску, вино и ставили на стол.
Лесничиха, разливая чай, говорила:
-- Прошлым летом тоже охотники приезжали. Так долгоносиков настреляли что... И вот привередные! Говорили: "Мы утей не стреляем". А какая в этих долгоносиках еда? Нет же -- нравятся.
-- Скажите, пожалуйста, вот вы -- лесник здесь,-- сказал Иван Иванович. -- Вот Герасим говорит, что здесь у вас пугает кто-то.
-- Это бывает,-- ответил лесничий. -- Я сам диву давался. Понять невозможно. Вот как перехожу овражину здесь, к речке,-- язы посмотреть, не попало ли в вершу, рыбки взять,-- так каждый раз кто-то меня матерно ругает. Гляжу -- а кто ругает, не видно. Ну, думаю, конечно, я ведь лесной объездчик, не больно нравлюсь тому, кто лесину украсть хочет. Но все же чудно. Ругает -- а не видать кто...
-- Ну, и что же?-- спросил Иван Иванович. -- Кто же это лается-то?
-- А вот,-- ответил лесник,-- с краю оврага живет, здесь, в замойке малой, рыбак-старик, глухой -- а зоркий. Он из избушки-то видит, кто идет,-- охотник ли аль по рыбе кто. Ругается, а по оврагу отдает. Вот чисто рядом ругают тебя. У него, знать, карахтер такой. Да ведь и правда -- один живет, ну и серчает на всех...
Стлали нам в горницу сено на ночлег. Юрий Сергеевич вышел на крыльцо. Ночь была темная. Скоро вернулся. Лицо у него было испуганное.
-- Это черт знает что! Только вышел, а у крыльца мне кто-то говорит: "Ты это куда, сукин сын?.." Что за безобразие! Я в первый раз в жизни встречаю такое место. Это возмутительно и непонятно.
Юрий Сергеевич сел за стол и сердито водил глазами во все стороны.
-- Постой, постой, это действительно странно,-- сказал Павел Александрович.
Он налил Юрию Сергеевичу рюмку коньяку для успокоения, кстати выпил и сам, и встал из-за стола.
-- Постой, я узнаю, в чем дело. И всегда эти истории выходят! Места, что ли, здесь такие! Я узнаю.
И Павел Александрович вышел в дверь на крыльцо. Не успел он выйти, как до нас донесся его гневный крик.
-- Молчать, негодяй! Под суд тебя, каналья, молчать!
Лесник сказал:
-- Батюшки, что такое?..
Вошел Павел Александрович, рассерженный.
-- Барин,-- говорит лесник,-- чего серчать, мало ли что бывает...
-- Довольно,-- сказал Павел Александрович,-- все вздор, твои выдумки.
И он поглядел на меня.
-- Я-то при чем тут? Что ты, Павел?
-- А на кого ты, Павел, кричал там, на крыльце?-- спросил Василий Сергеевич.
-- Как -- на кого? На этого скота! Но только темно -- никого не видно...
-- Чего, барин, серчать,-- успокаивал его лесник. -- Человек он старый, да, говорят, скопец, чего еще. Тут допрежь деревня их была. Ну, батюшка-царь Петр Великий деревню и их всех сжег огнем за дело такое. А вот он-то остался, знать... Теперь всех и поругивает через это самое. Какая жисть скопцу?..
Тут в боковую дверь вошел Караулов с огромной охапкой сена. Бросив ее на пол, он захохотал.
-- Вижу я из сенника, что Юрий с крыльца вышел прогуляться, я и скажи: "Ты куда, сукин сын?" Он и пустился бегом домой.
-- Вот смотрите, какая скотина... -- сказал Юрий. -- Так слагаются легенды.
-- Нет, постой, а как ты побежал, еле дверь нашел... -- смеялся Караулов...
Приятели мои все успокоились и заснули, а рано утром мы уже шли к речке и болоту.
Проходя таинственный лесной овраг, Герасим остановил нас и сказал:
-- Вот это самое место. Тут ругает, послухаем.
Мы все остановились и слушали... Тишина, ни звука.
Когда мы проходили у бедной избушки старика-рыбака, дверь в нее была открыта.
Василий Княжев зашел в избу и, вернувшись, сказал:
-- Никого нет. Ругатель-то ушел по рыбу, знать.
Из-за леса выглянуло солнце. Мы увидели летящую стаю уток. Собаки радостно побежали к болоту.