Коровин Константин Алексеевич
Штрихи из прошлого

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
   М.: Русский путь, 2010.
   

Штрихи из прошлого

   Главная из особенностей многочисленных русских городов, раскинутых по бесконечной России, описанных многими даровитыми писателями, была скука жизни и быта. Но особенность, о которой я хочу сказать, несколько иная. В городах этих были театры.
   Театры были потребностью жизни. И если в этих театрах не всегда были гастролеры и приезжающие труппы оперного или драматического состава, то находились в этих городах любители, которые справлялись с трудными задачами исполнения, и проходили прекрасные любительские спектакли.
   Это не так просто. Значит, находились люди, относившиеся с любовью к искусству, что говорит о душевных намерениях высшего порядка.
   Великий Гоголь родился в украинской глухой провинции и восхищенно написал свои чудные произведения.
   А вот Ф.И. Шаляпин -- величайший русский артист из города Вятки -- провел свою юность в Казани, в суконной слободе, и сохранил в себе сердце с великой любовью к искусству.
   Не потому ли, что у нас в каждом городе был театр? Не будь его -- не было бы Шаляпина. И остался бы он типом суконной слободы.
   Какое надо иметь постижение и какими законами воли или чуда артист этот в совершенстве овладел созданием образов, подаренных нам великими композиторами земли русской!
   Русский народ любил театр и восхищался исполнениями произведений иностранных и своих авторов. "Кина", "Кориолана" смотрели в Иркутске и в Ростове.
   "Лес" Островского знали во всех городах. Аркашку и монолог Несчастливцева: "Я говорю и думаю, как Шиллер, а не как подьячий" -- знали все и восхищались.
   Театр воспитывал и возвышал душу. Встречая артистов смолоду, я всегда восхищался ими, почитая этих особенных людей. Часто чудаков, но большей частью незаурядных.
   Странно -- они были как бы вне жизни, и странно, что они почти всегда подсмеивались над собой. Были невзыскательны в жизни. Мирились со всякими обстоятельствами и не роптали.
   Романы этих людей были особенными и не всегда удачными. В душе их было какое-то одиночество.
   Их любили слушать в театре, восхищались талантом, а в жизни они были непонимаемы и осуждаемы.
   Было время, когда артисты были все же простаком не понимаемы, но все же они были.
   Нужны, но с ними поступали строго. За пустяшный проступок сажали в карцер. А вот Волкова похоронили с почетом на Волковом кладбище. Может быть, и кладбище названо его именем.
   Любили в России артистов, и у них всегда было много друзей. И у Шаляпина были друзья и поклонники. Шаляпина любили за прекрасное исполнение и за голос. Но характер Ф.И. имел своенравный. Московский театрал Бахрушин, страстный поклонник артисток и артистов, создавший в своем доме в Москве театральный музей, огорчился и плакал, говоря:
   -- Что же это такое! Мне, когда бенефис Ленского, Садовского, Барцала, Южина, сами билет-то на дом привозят, а Шаляпин! Что же это такое! У кассы в хвосте стоять должен. Послал в кассу, так не дают. Не записан, говорят. Что это такое! Так ведь и не дали. У барышника ложу-то насилу достали. А ведь в гостях у меня был. На "ты" выпили! Вот он какой. Невиданное дело. Всех под себя гнет. Уж всегда я ужинаю после бенефиса, "Эрмитажный" зал берем или "Яр" забираем. А тут и знать не знает. Заважничал -- "кто я!".
   Именитые купцы недолюбливали Шаляпина.
   -- В Сандуновских встретили его, здорово парится,-- говорит Бахрушин. -- Слез с полки, ну, его банщик из шайки обливает. Рядом сел. Не узнает. Голову ему мылят, поливают из шайки. Глядит на меня. А я виду не даю, что знаю. Он на меня смотрит.
   -- Ты что ж, Бахрушин,-- говорит,-- меня голого не узнаешь? (Значит, обиделся, что я первый ему не поклонился.)
   -- Не узнал,-- говорю.
   -- Врешь,-- говорит,-- нельзя меня не узнать. И ушел в предбанник.
   Значит, я тоже сажусь на диван в предбаннике ногти стричь. Ему тоже стригут. Банщик ему веник принес.
   -- С легким паром,-- говорит,-- Федор Иваныч.
   -- Видишь, меня банщик знает, а ты меня не узнаешь.
   -- Постой,-- сказал он банщику,-- ты меня в театре-то не слыхал?
   -- Где ж,-- говорит,-- Федор Иваныч нам слышать вас.
   -- Да вот эти-то слушают меня,-- показал он на Бахрушина.
   И Федор Иваныч из своего сюртука вынул книжечку и написал: "Выдать в кассе театра ложу Макару Васильеву. Ложу 3-го яруса".
   -- Вот тебе -- послушаешь.
   -- Э... -- думает Бахрушин,-- к народу подвертывается.
   И говорит Шаляпину:
   -- Зря это ты, Федор Иваныч, чего он поймет. Дал бы лучше трешницу.
   После бани Шаляпин ехал домой. Заезжал к Филиппову и покупал баранки, калачи, а у Белова два фунта икры салфеточной. Сидел за чаем в халате. Калачи, баранки клал на конфорку самовара, пил чай, выпивал весь самовар и съедал всю икру.
   Мы с Серовым удивлялись, как это он мог съесть один два фунта икры.
   -- Знаешь ли что, люблю я баню. Ты бы, Константин, сделал бы мне проект бани. Я бы здесь построил в саду. Полок нужно высокий. В Сандуновских банях не жарко. В Казани были бани, у Веревкина. Деревянные, понимаешь. Там, бывало, как поддашь, так пар-то во всю баню, так прямо жжет. А здесь и пару нет. Люблю я баню. Замечательная штука. Все из тебя выходит. И вино, и всякая тяжесть. Ведь как себя чувствуешь легко. Во всем какая-то лень отрадная. Если б я не пел, то пошел бы в банщики.
   Шаляпин и здесь, в Париже, говорил мне:
   -- Вот хочу у себя в доме здесь, на дворе, баню сделать. Да как? Здесь ведь бревен-то нету, а надо деревянную. Каменная -- это не баня. Нет сосны-то нашей.
   -- Можно из Латвии привезти,-- сказал я.
   -- Привезти, а что это будет стоить? Нет уж, должно быть, без бани придется жить, а баня ведь необходима. Здесь ведь вино очень хорошо. Постой, вот сейчас попробуй.
   И Федор Иванович вынул из кармана ключик и принес две бутылки красного вина. Бутылки были старые, покрытые пылью времени.
   -- Вот постой, узнаешь ли.
   И он откупорил бутылку, налил мне стакан. Откупорив другую -- налил другой стакан. Налил и себе.
   -- Пей это сначала.
   Я попробовал вино -- вино было замечательное.
   -- Попробуй второе.
   А второе было тоже замечательное.
   И он, выпив вино, как-то задумался и озабоченно сказал:
   -- Постой, я что-то перепутал.
   Встал из-за стола и ушел.
   Вернулся он с каким-то солидным человеком средних лет, с большими карими глазами, бритым, с торчащими вперед усами.
   Шаляпин сел, поставил перед ним стакан и налил немного вина. Человек с усами поднял стакан и, попробовав, сказал:
   -- Бордо 1883 года, Шато Лароз.
   Шаляпин, вынув из кармана бумажку, следил по ней и сказал:
   -- Верно. Это же черт знает что такое. Я понимаешь ли, вот уж второй месяц, как его хочу поймать на вине. Я покупаю в разных магазинах самые дорогие бутылки. С паспортами. А вот он взял каплю в рот и сразу определяет год и землю. Вот и возьми его. Ты пил вино -- какое лучше?
   -- По-моему, вторая бутылка лучше,-- говорю.
   -- Вот и неверно. Первая стоит 400, а вторая 250 франков. Я, брат, себе погреб составил. Погоди, через два года брошу петь и буду на удочку с тобой ловить рыбу, где-нибудь река, и вот винцо это захватывать с собой.
   А вот и не пришлось.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Штрихи из прошлого -- Впервые: Иллюстрированная Россия. 1938. 4 июня. Входит в издание "Константин Коровин вспоминает...". Рассказ имеет подзаголовок: О Шаляпине. Печатается по журнальному тексту.
   ...Гоголь родился в украинской... провинции... -- Н.В. Гоголь (1809-1852) родился в местечке Великие Сорочинцы Миргородского уезда Полтавской губернии.
   "Лес" -- драма А.Н. Островского (1870).
   "Я говорю и думаю, как Шиллер, а не как подьячий" -- фраза из монолога Несчастливцева (пьеса "Лес") звучит иначе: "Я чувствую и говорю, как Шиллер, а ты -- как подьячий".
   ...Волкова похоронили с почетом на Волковом кладбище -- актер, театральный деятель и основатель первого русского театра Федор Григорьевич Волков (1729-1763) на самом деле был похоронен не на Волковом кладбище в Петербурге, а в Спасо-Андрониковом монастыре в Москве.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru