Коровин Константин Алексеевич
Пасха

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
   М.: Русский путь, 2010.
   

Пасха

   Хороша весна и Пасха в деревне. Канун великого праздника. Приятели мои достают из парника свежие огурчики, разрезают вдоль ножом, солят и едят с черным хлебом у парника.
   Тетушка Афросинья, серьезная такая, молча вынимает из деревянной формы большую пасху. На ней узоры. Кругом пасхи на блюдо кладет красные яйца. А на другом блюде кулич. С вечера поедут к Покрову святить пасху. Замазанный тестом окорок сажают в печку. Завтра светлое Христово Воскресение.
   Приятели мои на лужке перед домом глядят кверху, и в синеве неба летят треугольником журавли и поют жаворонки. Уже немножечко зеленеет сад мой, а в низине, у реки, под горой, лежат тающие снега. Блистают среди серого ольшаника.
   Широко разлилась река. Лес отражается в воде. Весеннее солнце ярко светит. На душе какая-то лень, и голубая даль весенняя несказанно ласкает душу.
   Василий Сергеевич качает в ведро воду у колодца и умывается холодной водой, вытирает красную физиономию мохнатым полотенцем и говорит Коле Курину:
   -- И все ты врешь. Никогда ты журавля не ел. Журавлей не едят.
   -- Мало ли, что не едят, а я, брат, ел.
   -- Это когда же ты ел?
   -- Когда в гимназии учился.
   -- Что же ты, в гимназии там ел?
   -- Да, в гимназии. Там эконом был, так он нас журавлями кормил.
   -- Ну, ерунда,-- сказал охотник Караулов. -- Журавель жесткий, как дерево,-- не прожуешь. Да он и лягушками пахнет, оттого его и не едят.
   -- Замечательный ты человек, Коля,-- сказал Василий Сергеевич. -- Все врет, и ведь задаром врет.
   -- Позвольте, позвольте,-- обиделся Коля,-- позвольте. В Париже я в лучших ресторанах ел лягушек.
   -- Это верно,-- подтвердил доктор Иван Иванович.-- Я читал про это. Лягушек там едят. Это верно.
   -- Да неужто вправду,-- засмеялся Герасим Дементьевич, охотник-крестьянин, мой приятель.
   Ленька с ведром подошел за водой к колодцу и так медленно и серьезно сказал:
   -- Афросинья просит не ходить сквозь кухню, а то, говорит, "мешают мне стряпать".
   У Леньки руки ярко-пунцовые, и на лбу у него тоже пунцовые пятна. Василий Сергеевич пристально смотрит на него.
   -- Это яйца,-- говорит Ленька, качая воду,-- надо лимоном, а то не отмоешь, а Варвара Петровна лимон заперла. Не дает. А мне в церковь ехать. Все глядеть будут.
   Мимо идет из деревни Феоктист, что-то несет в горшке. Проходит мимо нас молча, серьезно на кухню. И с крыльца кухни вытаскивает моего ручного барана, привязанного за рога веревкой. Тащит к сараю. Конец веревки привязывает к березе.
   Смотрит на него и, как бы про себя, говорит:
   -- Сладу с ним нет.
   В ворота въезжает тарантас. Едет сестрица моя двоюродная. За сахаром ездила и за разной мелочью к станции в лавку. Едет мимо нас. Сердито так смотрит на нас черными глазами.
   Уже пожилая девица. Я говорю ей:
   -- Не боишься одна-то ездить, как бы чего не вышло. Не сохранишь,-- говорю,-- себя.
   -- Какой ты был дурак, такой и остался,-- говорит сердито сестра, вылезая из тарантаса.
   С крыльца из кухни Ленька кричит:
   -- Иван Иванович, идите смотреть, поспел ли окорок.
   Доктор Иван Иванович быстро пошел на кухню.
   Мы тоже хотим посмотреть, поспел ли окорок. Так нас и не пустили. На кухне тетенька Афросинья кричит на Леньку:
   -- Уходи! Неча зря лясы точить.
   И до чего все серьезно готовится к светлому дню праздника. И ничего не подали к чаю. Один черный хлеб. Больше ничего.
   -- Правильно,-- говорит доктор Иван Иванович,-- надо пост соблюдать.
   -- Вам-то хорошо. Вы уж, поди, там попробовали ветчинки,-- сказал ядовито Караулов.
   -- Так ведь невозможно -- целый день хлеб один,-- сердился Коля Курин.
   В белых салфетках, на подносе, выносили пасху и кулич. В тарантас садился Ленька в новом картузе. В голубом галстуке бабочкой. И сестрица моя. Феоктист тоже в новом картузе залез на облучок. Поехали в Покров святить пасху и кулич.
   Тетушка Афросинья ушла к себе в деревню рядом.
   Коля, жалея барана, освободил его от веревки. Пустил гулять. А тот в благодарность боднул его в ноги.
   -- Ты что бодаешься, сукин сын,-- кричал ему Коля.
   Василий Сергеевич, засмеявшись, сказал:
   -- Университет кончил. Баран не может быть сукиным сыном. Естественную историю не знаешь.
   -- До чего глупо, до чего глупо,-- говорил Коля.
   Из деревни пришла Дарья -- высокая и серьезная. С ней дочь Анна. С вениками. Подметать горницы.
   -- Уходите,-- сказала нам Дарья. Мы пошли на речку.
   Разлилась речка Hepль в широкую реку. Залила луга. Кое-где выглядывали кусты ивняка, и быстро неслись осенние воды туда, туда, в голубую даль. Утки вереницей летят над водой. Сегодня охотники, мои друзья, не стреляют дичь и не идут на тягу.
   -- Потому под праздник этакий,-- говорит Герасим,-- не годится -- грех.
   Наутро из деревни пришли мальчики и девчата, принесли крашеные яйца -- христосоваться.
   Пили мед, ели пасху и кулич. Тетенька Афросинья нарядилась, как павлин,-- в шелковый платок, бархатную кацавейку, темное платье в голубых цветочках. Сестрица Варя в кружевной накидке, на руках митенки.
   На столе пасхи, куличи, ветчина, индейка, крашеные яйца, пироги с грибками, с капустой, с мясом, творожники.
   -- Вы объедитесь яиц, Николай Васильевич,-- говорит доктор Иван Иванович.
   -- От крутых яиц в желудке образуется янтарь,-- сказал Василий Сергеевич и стукнул Колю по руке. Яйцо упало на пол.
   -- Что ты, взбесился, что ли, черт,-- второй десяток ешь. Покойник будешь. С живым с тобой не сговоришь, чертова оппозиция.
   -- В чем дело,-- говорит Коля,-- яйца-то не вредны, а питательны.
   -- Нельзя, нельзя,-- сказал доктор Иван Иванович и погрозил пальцем.
   В гости ко мне пришли мельник, лесничий с объездником из казенного бора.
   -- Ночью сегодня, слышу, рубят. Эка, думаю, под праздник. Ну, думаю, пускай, нужда, знать, велика. А все ж пошел посмотреть. Смотрю, Горохов рубит. Пьяней вина. Думаю, повалит сосну -- убьет себя. Подошел к нему, говорю: "Брось, дам тебе лесу", а он говорит: "Побожись, скажи: ей-ей". Ну ладно, я сказал: "Ей-ей". Снял шапку и кланялся, говорил: "С праздником тебя. Эх,-- говорит,-- выпил я, да ведь как нешто на такое дело тверезый пойдешь -- лес воровать". Он хороший мужик, да ведь десять детев у него. Бедность заела.
   А вечером мы пошли на тягу.
   Розовой весенней мглой покрылись леса и постепенно синели.
   Коркая, пролетали вальдшнепы, и изредка, таинственно, в мелколесье свистел дрозд.
   Я стоял у небольшой ели, и собака Польтрон ласкалась около ног, смотря на меня, как бы говоря: "Ну пойдем, чего ты стоишь".
   Весна. Россия. Какая красота!
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Пасха -- Впервые: Иллюстрированная Россия. 1938. 23 апреля. Печатается по журнальному тексту.
   митенки -- см. прим. к с. 644 кн. 1 наст. изд.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru