Коровин Константин Алексеевич
Осенний вечер

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
   М.: Русский путь, 2010.
   

Осенний вечер

   Ну и скучное же время ноябрь месяц. Вчера выпал снег, как-то обновил землю. Вроде как повеселела природа. А когда растаял -- опять темно, серые тучи нависли, скучная осенняя заря догорает с краю леса. Дорога грязная, у крыльца лужи. Тоскливо мычит корова у сарая. Потемнели сырые крыши. Вороны летают стаями, каркая, садятся на березы.
   Приятели мои заскучали дома. Пошли на реку. Она такая полная, мутно отражаются ольховые кусты в воде. И на реке -- неприветливо.
   Неужели сад мой и все кругом было еще недавно покрыто свежей зеленью? Как-то и не веришь. Осенняя мгла. Дома-то хорошо -- горит лампа с красным абажуром, теплится камин.
   Доктор Иван Иванович сидит у камина и, подбрасывая сырой хворост, говорит:
   -- Вот наука. Конечно, наука многое объясняет. В науке есть несомненная истина, но определить всего не может. Хотя бы вот, к чему это нелады в жизни разные -- то так, то этак. Погода тоже не веселит... Заметьте -- вот в окружающей нас жизни, у всех приятелей наших, все как-то боком выходит. Вот хотя бы с женщинами. Вначале, конечно, все казалась в розовом свете. Женился. Доктор я. Ну, вижу, нравлюсь. Во мне участие принимает, рада. Черт меня дернул в театр поехать. А она раньше актрисой была. Что ни скажу, похвалю: "Вот хорошо играет "Бесприданницу"", а она: "Ужас, что с вами, вы ничего не понимаете. Нравится она вам, потому что смазлива..."
   -- Нет,-- говорю,-- позвольте, я-то понимаю. Я сам в любительских спектаклях, когда студентом был, так в Вологде, хотите знать, Чацкого играл...
   А она как расхохочется:
   -- Вы,-- говорит,-- утюг! Какой вы Чацкий!..
   Не угодно ли? Вот что я ни скажу -- все не так. Ну и пошла ерунда. Вышло так, года через полтора, что рад был, когда из дому уходил. Получалось так, что я как бы враг ее, что ни на есть злейший враг. И каково же ей жить приходится со мной!
   -- Вот это верно,-- сказал Коля,-- до чего верно. Я тоже чувствую с утра, чувствую, что я самый последний человек. И Анфиса тоже страдает. Все от меня, и почему от меня -- я не понимаю.
   -- Постой,-- сказал приятель Вася,-- что же тут непонятного? Страдает. Вероятно, от глупости твоей страдает.
   -- То есть как это, от глупости?-- удивился приятель Коля. -- От какой же это моей глупости, позвольте?
   -- Да,-- вступился доктор Иван Иванович,-- по-вашему, и моя жена тоже от моей глупости страдает? Как это вы легко, господин архитектор, дурачков раздаете. А вы тоже ведь, кажется, изволили с супругой вашей разойтись? Это, должно быть, от ума большого.
   -- Довольно,-- вдруг сказал Павел Александрович. -- Что же это такое за разговор начинается. Про женщин вообще так говорить нельзя. Женщина -- существо прекрасное, нежное и хрупкое. Да-с. Вы, конечно, люди штатские. Не понимаете. А вот когда ехал наш 6-й драгунский кавалерийский эскадрон и заехал в Зарайск, так там знаете что с женщинами случилось? Нет, вы не знаете, что случилось...
   -- Что же такое случилось?-- спрашивали все.
   -- Не поймете... Что вам ни говори -- не поймете. Это понять надо, а вам трудно.
   -- Что же такое?-- удивлялись приятели.
   -- А такое -- рыдали, понимаете, рыдали. Женщины рыдали... Город Зарайск рыдал...
   -- Постой, Павел Александрович, почему же рыдали, город рыдал?
   -- Странный вопрос. Эскадрон ушел.
   Коля Курин смотрел, мигая, на Павла Александровича, высоко подняв брови, а у доктора Ивана Ивановича как-то сам собой открылся рот, и выражение лица у него было удивленное и виноватое.
   -- Это у вас,-- продолжал серьезно и строго Павел Александрович,-- у штафирок, разные там анализы, переживания, извращенные чувства, разные вообще пошлости, а у нас -- нет-с. Женщин вообще понять надо и преклоняться. Преклоняться, и никаких.
   Павел Александрович сердился и говорил резко.
   А охотник Герасим Дементьевич, который раньше был солдатом и был на войне, сказал:
   -- Все правильно. У штатских в голове завсегда бусырь заводится. Ну, их в тоску и вгоняет. И где ж, в походе, с лошадью, да в службе, в слабость вдаваться...
   -- Константин Лисеич,-- сказал, входя, Ленька,-- тетенька Афросинья гуся резать не хочет. "Это мне,-- говорит,-- не подходит, и гуся жалко".
   -- Ну вот,-- встрепенулся Юрий Сергеевич,-- а обещали гуся с капустой. Значит, ау!..
   -- Так ты ступай и режь гуся,-- сказал Василий Сергеевич.
   -- Ну нет, увольте.
   -- Иван Иванович, ты ведь тоже и хирург, ты и займись,-- сказал Сахновский.
   -- Хирург. Вот я твое толстое брюхо, в случае болезни, разрежу не моргнув, а гуся резать отказываюсь.
   -- Ну, Павел Александрович, покажи нам свою храбрость,-- сказал Юрий Сахновский.
   -- Вот если бы ты не был штафиркой, то за слова такие стоял бы передо мной у барьера.
   Все приятели наотрез отказались резать гуся. А Ленька сказал:
   -- Жалко гуся-то домашнего резать. Вот застрелить ежели...
   Но и стрелять домашнего гуся никто не хотел.
   Пошли смотреть на гуся.
   -- Тега, тега,-- позвал гуся Ленька.
   Большой жирный белый гусь шел по лужам от сарая, переваливаясь на желтых лапах.
   -- Хорош был бы с капустой... -- задумчиво сказал Сахновский.
   Гусь боком, подняв голову, осматривал приятеля. Потом, опустив голову, зашипел, когда Юрий хотел его погладить.
   -- Вот и охотники... -- сказала тетенька Афросинья.
   -- Ш-ш... ш-ш... -- махнула она фартуком на гуся. -- Иди, а то и впрямь бы не съели.
   -- Его, конечно, зарезать можно,-- сказал Герасим,-- только такого гуся лучше на племя оставить. Ведь у нас зайцы на жаркое есть, чего еще...
   -- Заяц-то лучше гуся,-- согласился Василий Сергеевич.
   -- И ладно,-- сказал Герасим, неся из погреба зайца. -- На войне человек человека не жалеет, а вот перед гусем все штафирками сделались. Куда! На баб жалуются!-- засмеялся Герасим. -- С бабой сладить не могут. А от бабы тоже польза и радость бывает. У нас угольщик Серега ослеп. Ну, значит, уголь жжет, смолье,-- знать, от дыму-то и ослеп. В больнице полгода был. Ослеп -- шабаш. Домой отправили. И вот сердит он стал. Цельный день ругается с женой, делать-то нечего. И то не так, и это не так, а в драку лезет. Авдотья-то, жена, не выдержала, его по башке вальком-то и ахнула. А он, как она его по башке-то ударила, сразу и прозрел. Вот ведь что. Вот, доктор Иван Иванович, вы слепых-то лечите ли так?
   -- Ну и лекарство... -- засмеялся Василий Сергеевич.
   -- Таким средством радикальным вас бы попользовать не мешало,-- сказал Иван Иванович. -- Дурь-то из головы у вас бы повышибло.
   -- Эх,-- вздохнул сторож моего дома, дедушка, покачав головой. -- Все это через ненастье. Время скушное -- дождь и дождь...
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Осенний вечер -- Впервые: Возрождение. 1938. 25 ноября. Печатается по газетному тексту.
   штафирка -- подкладка или борт подкладки в ботинках, обшлагах рукавов, юбках и т.п., а также презрительное прозвище штатского человека.
   бусырь -- то же, что бусарь; см. прим. к с. 189 кн. 2 наст. изд.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru