Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
Недоразумение
Я долго хворал и не выходил. Доктор говорит:
-- С правой стороны у вас уплотненьице в легком, выходить нельзя. Небольшая температура.
Тоска. Ночью не спится. Почитаешь газету -- еще хуже. Получил письмо. Читает его мне мой приятель Коля Петушков:
Многоуважаемый и дорогой. Я еще из Москвы помню вас. Помню, восхищался картинами, и была у меня ваша картина "Розы в Крыму" -- синее море и розы. А по морю несется парус одинокий. Мятежный, ищет бури. Ну, я в самую бурю и уехал. А теперь -- ура -- вы писатель. И мы все читаем -- как вы описываете природу, охоту, тетушку Афросинью... А я охотник. И вот что -- если у вас в воскресенье есть свободный денек, приходите ко мне отдохнуть. Буду рад; расскажу вам про охоту, и я уверен, что вы все опишете. В убытке не будете. Все мы -- я, жена и две дочери мои взрослые, будем вам рады. Посажу вас на диване, дочери мои музыкантши: одна на рояле, другая на скрипке. Послушаете -- утешитесь. Забудем, что мы в изгнании, и будете себя чувствовать как в Москве.
Прочитав мне это письмо, мой приятель Коля Петушков, тоже москвич, сказал:
-- Вот хороший человек тебе пишет. Видно, что москвич. Широкая душа. Надо, знаешь, ответить. Живет как раз на той же улице, где и я. Здесь, у Порт Сен-Клу.
-- Ну что писать,-- говорю я,-- раз поблизости, зайди. Скажи, что я болен, а если к весне поправлюсь -- зайду.
-- Ну что ж, хорошо,-- согласился приятель,-- зайду. Пойду, дочери-то у него здесь кончили консерваторию. Я-то ведь музыкант. Может быть, послушаю, как играют.
-- Вот и хорошо,-- соглашаюсь я.
* * *
Через неделю пришел опять меня навестить мой приятель Коля Петушков, и между прочим поведал мне, что был он у этого москвича, и вышла такая история, что он и не знает, как мне ее объяснить:
-- Иду это я и вижу -- No 31... Постой. Тридцать первый -- это тот самый, где живет этот москвич, который писал тебе письмо. Думаю -- дай зайду. Скажу, что ты болен. Неловко как-то -- уж половина восьмого -- обед.
Поднялся по лифту -- звоню. Отворяет дверь полный человек. Говорю:
-- Вот письмо ваше, вы писали Коровину...
-- Дорогой!-- закричал полный человек. -- Дети! Вот он! Показались девицы, жена, гости.
-- Вот он!
И, схватив меня за шею, стал обнимать и целовать, говоря:
-- Вот пришел, вот утеха, вот он -- двойной талант. Россия дышит. Читаем, дорогой, читаем. Рады, пришел. Раздевайте его.
Дочери, ласково улыбаясь, стягивали с меня пальто.
-- Вот, позвольте, должен вам сказать, объяснить, что болен...
-- Раздевайтесь, раздевайтесь, мы вас вылечим,-- кричат кругом. И какой-то веселый гость тащит меня за руку в столовую.
-- У нас разговоры короткие... Алексей Константинович сейчас специальную достанет бутылку. Секретная. Вино первый сорт. Реймс. Старая бутылка. Покоряйтесь, дорогой, а то обидите.
Полон стол. Чего только нет: пироги, пулярки, икра. И гости за столом.
-- После, после. Вот он написал -- была у него собака Феб. У меня тоже: был Феб. От Томов -- английские собаки. Так когда я читал, как хоронили собаку, Наташа плакала,-- он показал на жену.
Наташа встала и подала мне руку. Очень почтенная особа. Я поцеловал у нее руку. Выпив рюмку водки, хозяин мне налил другую и возгласил:
-- Надо равняться, потому Наташа именинница, и как хорошо, что пришли.
Хлопнув пробкой из бутылки, он налил всем вина и сказал гостям:
-- Должен сказать, что не только он художник и писатель русский, но еще человек, который уважает москвичей. Знает календарь. Наталья именинница, вот чем уважил -- пришел.
И опять хлопнула пробка, и опять полилось вино.
-- Говорили -- старик. Совсем не старик,-- он показал на меня гостям,-- моих лет.
-- Позвольте,-- говорю,-- дело в том...
-- Бросьте,-- говорит хозяин,-- вам шестьдесят есть?
-- Мне пятьдесят четыре...
-- А мне шестьдесят стукнет,-- говорит хозяин,-- разница небольшая. Вы садитесь к ней и кушайте,-- показал он на жену. -- Вот, попробуйте, карп замечательный. Версальский. Знай, Наташа, ведь он рыболов. Мы с вами поедем ловить карпов. Хотя я не рыболов, я охотник. Когда читаю про охоту -- плачу. И она плачет.
-- Правда,-- сказала хозяйка,-- хоть вы и веселое пишете, а я плачу. Вспоминаешь нашу Россию.
Ем я карпа, а сам думаю: как быть? За тебя принимают. А они все подливают. Говорю ему:
-- Вот я попал в неопределенное положение.
-- Наплевать,-- говорит хозяин, наливая. -- Мы все в неопределенном положении. Вы пейте. День прошел, и хорошо. Чувство, чувство надо. А вы-то кто? Вы человек чувства. Выпьем за чувство.
-- И я пью за чувство,-- воскликнула хозяйка, и на глазах ее показались слезы.
...И каждый гость нам послан Богом... --
запел какой-то брюнет. Все подхватили.
-- "Чарочку"!-- закричали кругом.
Запели "Чарочку", а дочери и их подруги подносили каждому чарочку. И мне. Пели:
Выпьем мы за Костю. Костю дорого...
-- Позвольте,-- сказал я растерянно, выпивая чарочку.
Пей до дна, пей до дна... --
пели вокруг меня.
И тут я почувствовал, что я "ураавнялся", и подумал, что теперь уж ничего не объяснишь. Уж надо держаться до конца. Хорошо, что никто не знает. Все больше молодежь. Раздались звуки рояля и скрипки.
-- Позвольте,-- говорю я,-- ведь это в миноре, а не в мажоре, диезов не надо,-- и я, забыв свою роль, сел за рояль.
-- Что за черт!-- крикнул хозяин,-- он еще и музыкант.
Вдруг я слышу, сзади меня кто-то говорит:
-- Это не Коровин! Коровин -- старик. Это не Коровин.
-- Как -- не Коровин? Ты всегда делаешь истории. Всегда все портишь. Надоело!-- отмахнулся хозяин...
-- Скандал,-- подумал я,-- скандал. Пора домой.
Встал из-за рояля, отозвал хозяина в другую комнату и говорю ему:
-- Я ведь нездоров. Мне пить нельзя. Я должен уходить, а то буду завтра болен.
-- Вздор! Ничего не будет, потому -- радость. Начало всех болезней -- тоска. Это мне сказал великий Потэн. Вино необходимо здесь. Климат! Понимаете? Климат! Разлагает сталь. А вино -- иммунитет. Понимаете?
Он потащил меня опять к столу пить.
-- Довезем,-- говорит хозяин,-- не бойся. Понимаешь, дорогой, ты не думай. Тут брат, есть такие... -- и он как-то мигнул глазом,-- которые против тебя. Вот он,-- показал он в сторону. -- Он такой, знаешь, сомневается.
Я, прощаясь, одевался в прихожей. Уже светало. Все провожали. Спускаясь по лестнице, я остановился и крикнул, что я не Коровин, что ты лежишь больной и выбежал на улицу.
-- Вот попал в какой переплет, и все из-за тебя,-- закончил приятель,-- положение мое ведь было пиковое, подумай!
-- Пиковое? Почему пиковое? Тебя угощали, пил хорошее вино, веселился...
-- Да, вино. Ну, а если б узнали? Неизвестно, что бы было. Хорошо веселье! Тебе что! Пишешь разную ерунду, а я должен страдать.