Коровин Константин Алексеевич
Крик в ночи

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
   М.: Русский путь, 2010.
   

Крик в ночи

   Темная октябрьская ночь. Приятели мои все вышли на крыльцо моего деревянного дома. Тишина. Пахнет землей, сыростью и опавшими листьями.
   -- Ну и темь,-- сказал приятель Вася. -- Вот только там, далеко, в избе огонек отрадно светит.
   -- Как Ленька теперь со станции поедет?.. И поделом, сам виноват. Керосину в доме ни капли, лампу нельзя зажечь. Хорошо, что камин горит, а то сиди в темноте -- жуть берет!..
   -- Ну и обалдуй же у вас этот Ленька,-- сказал Караулов. -- Я б его умыл как надо.
   -- Вот кто-то с фонарем идет,-- заметил Юрий Сахновский.
   Огонек приближался от ворот к дому и вдруг потух. Слышно было, как кто-то сказал в темноте: "Тьфу, мать честная, потухла..."
   -- Это, должно быть, Ленька,-- сказал Караулов.
   И опять наступила тишина. Слышно было, как чиркали вдали спичкой, и опять засветился огонек.
   -- Кто идет?-- крикнул Василий Сергеевич.
   -- Я-то кто?
   -- Ты-то.
   -- Уа-а-а... -- ответил воем идущий. "Это не Ленька,-- Герасим",-- подумал я.
   И вдруг сразу, в ответ на его вой, далеко, за моховым болотом, волки подхватили его звук и дружно завыли, все повышая и повышая, и сразу оборвали. Это было таинственно и жутко.
   И опять потух огонек. Человек уже подходил к дому,-- сапоги хлюпали по лужам.
   У самого крыльца человек опять завыл, и дружно вдали ответили ему волки.
   -- Герасим, это ты?-- позвал я.
   Герасим подошел к нам, смеясь.
   -- Слыхали, молодые-то, как подвоешь, сразу отзываются. А ведь далече.
   -- Герасим, это ты, значит, огонек-то зажигал?
   -- Да как же. У Афросиньи лампочку взял. Говорят -- вы без свету сидите.
   -- Что делать, сидим без света. Керосин вышел,-- все Ленька.
   -- Постой, я сейчас самовар подбодрю. Как теперь Ленька-то с Феоктистом приедут, в этакую-то ночь? Афросинья сказала, что не поедут до утра. Воробьиная ночь. Беда ведь, как застанет ночь такая,-- заблудишься... Да ежели еще ненастье, так прямо пропадай.
   Вошли в дом. В камине трещал хворост. Освещал потолок и стены моей большой деревенской мастерской.
   -- Верно говорят,-- сказал Сахновский,-- с волками жить -- по-волчьи выть.
   -- Неверно, вздор,-- не соглашался Павел Александрович. -- Прекрасно, душевно. Живем мы неплохо.
   -- Слышьте-ка,-- сказал, входя, Герасим. -- Чу! В кухне слышно в окно -- кто-то у Некрасихи, знать, кричит. Это не Ленька ли?..
   Опять мы вышли на крыльцо. Тишина, и вдруг вдали, под Ратухином, кто-то закричал... Протяжно и громко...
   -- Надо помочь... -- заволновался Павел Александрович.
   -- А как помочь-то?-- сказал Герасим. -- Хорошо у вас тут -- самовар поспел, лампочка есть. А поди-ка наружу, до деревни не дойдешь... Как тут поможешь?
   Вдали опять раздался крик.
   -- Это, должно быть, Леньку режут... -- меланхолически сказал приятель Коля и пошел в дом.
   Сели пить чай. А Коля Курин встал из-за стола и с необычайной серьезностью начал говорить:
   -- Знаете, мы не сознаем, в какой стихии мы живем: среди непроглядной ночи, без керосину. А попав этим волкам в зубы, мы можем быть разорваны в клочки. Мы не сознаем, а это ведь вот здесь. Это нас окружает. Мы как бы брошены в первобытный мир для борьбы с окружающей стихией. И мы не знаем, не чувствуем, кто победит,-- ночь без керосину или волки.
   Василий Сергеевич встал из-за стола, пристально смотрел на приятеля Колю Курина, потом на нас и сказал:
   -- Слышите, Николай до чего разговорился. Хорошо говорит. Ну, вали, вали дальше.
   -- Что "вали, вали"... -- обиделся Коля. -- Что же вам говорить, вы как будто в каменном веке -- без керосину, ничего не сознаете, не чувствуете...
   -- Чего это ты, правда, так разговорился,-- спросил Юрий Сергеевич. -- С чего вдруг?
   -- Я констатирую момент жизни.
   -- Умно говорит!-- сказал Караулов.
   -- А к чему вы все это говорите?-- спросил Павел Александрович.
   -- Как -- к чему? К тому, что ведь это не то, что певица поет в театре арию или еще что-нибудь такое... А ведь это волки воют...
   -- Это верно,-- согласился я,-- волки -- это совсем другое...
   -- Я ведь не сравниваю,-- продолжал Коля,-- я говорю лишь о том, что нас окружают стихии...
   -- Слышите,-- войдя к нам, сказал Герасим. -- Тетка Афросинья пришла, говорит -- там, у Некрасихи, непутем кричат.
   -- Позови-ка ее.
   Вошла тетушка Афросинья, вытирая ладонью рот и качая головой.
   -- У Некрасихи вот кричат, вот кричат!.. Думаю -- Господи, знать, в реку свалились в темь такую -- топятся, знать... Не Феоктист ли мой? Только он смирный, никады не кричит...
   -- А что же они кричат?-- спросил Василий Сергеевич.
   -- Все матерно кричат, далече -- не разберешь.
   -- Может, разбойники напали?.. -- сказал Коля.
   -- Кто знает... Ночь-то этая неподходящая. Разбойникам-то не видать. Грабить-то несподручно.
   -- Надо пойти,-- решительно заявил Павел Александрович.
   -- Как пойдешь-то, Павел Александрыч?-- сомневался Герасим. -- В фонаре-то один огарочек остался, не дойдешь.
   Павел Александрович молча положил спички в карман -- одну, другую коробку -- и сказал:
   -- Довольно странно с вашей стороны. Вы как хотите, а я, как офицер, обязан. Он взял ружье, фонарь, зажег в нем огарок и вышел.

* * *

   Вскоре к кухне подъехала телега. Ленька и Феоктист.
   -- Это вы орали, что ли, на Некрасихе?
   -- Нет, какой тут орали, мы на Некрасиху не поехали, а вот у моста нам кричит кто-то: "Стой!" -- и из ружья -- раз! раз!.. Мы, Господи спаси, лошадь-то хлестнули -- она дорогу знает, да прямо целиной к дому. Добрый человек не выстрелит. Не иначе, как Левка Кольцов.
   -- Какой Левка!-- сказала Афросинья. -- Он давно в остроге помер.

* * *

   Не дождавшись Павла Александровича, мы легли спать. Он явился на рассвете, весь в грязи.
   -- Хороша местность здесь у вас!-- сказал он, раздеваясь и ставя ружье в угол. -- Тут пошаливают.
   -- Что ты, Павел, кто тут пошаливает?-- удивился я.
   -- Постой, постой... Иду в темноте, фонарь потух, чиркнул спичкой -- по мосту кто-то едет. Я крикнул: "Стой, кто едет?" Они молчат, да как хлестнут лошадь, да вскачь. Я им вдогонку ахнул дуплетом. Не остановились. А ты говоришь... Конечно, жулье!.. Кто-то ведь кричал! Кого-то ограбили. Грабители и ехали.
   -- Ну, брат, это же Феоктист с Ленькой ехали. Они тоже теперь рассказывают, что на мосту в них разбойники стреляли.
   Павел Александрович только с досады махнул рукой.
   И сколько Феоктист и Ленька ни объясняли ему, как было дело,-- разубедить его было невозможно. Он упорно твердил:
   -- А кого же грабили, кто кричал?.. Что же, я зря ходил?.. Вы-то все струсили, а я-то пошел... Нет, бросьте ваши штучки. Довольно.

* * *

   Утро было серое. Моросил мелкий дождь.
   За чаем приятели мои были угрюмы. Помалкивали. Недоумевали, кто же это кричал вчера в темной ночи.
   -- Заблудился кто-нибудь,-- сказал Ленька,-- и орал от страху.
   -- Чего от страху, совсем другое,-- засмеялся вошедший Герасим Дементьевич. -- Мне лесник говорил: ежели в лесу орет кто лесовым чертом -- знай, что дерево пилят, чтоб не слышно было. Воруют. Эх, нужда все велит... Бедность-то изловчается... Да в темь такую тоже и черт работает...
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Крик в ночи -- Впервые: Возрождение. 1938. 4 ноября. Печатается по газетному тексту.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru