Коровин Константин Алексеевич
Арманьяк

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
   М.: Русский путь, 2010.
   

Арманьяк

   Вспоминая весну в России, я вижу себя в деревне -- там, где у меня был мой деревянный дом у леса и у речки. Помню, весной на Пасхе, когда к вечеру заря розовела и дали лесов синели в вечерней мгле, я брал ружье и уходил на тягу.
   Собака моя Феб в радости прыгала около меня.
   Пройдя старый мостик через канаву, я шел около мохового болота. С краю, у мелколесья, у ивняка, блестели весенние лужи и отражали свет дальней вечерней зари.
   Подойдя к серому осиновому лесу, где, как часовые, стояли темные ели, я поднимался в горку. Седые кусты орешника спускались к весеннему ручью. Глухое место. Передо мной на большое пространство тянулись холмы, покрытые мелколесьем.
   Тут на неровном пригорке я становился на тягу.
   Тишина. Слышно лишь пение птиц. Заря постепенно потухает, и с ней замолкает пение.
   Только изредка таинственно и печально щелкал дрозд, и в его щелканье была печаль разлуки. И в самом лесу, в заре вечерней, была грусть. Неразгаданная, несказанная.
   А там далеко, за лесом, за этими холмами, там, где Москва, где шла жизнь моя, как будто вся прошедшая, ненужная,-- все не то, что так ждало сердце.
   Какая пустыня кругом! Я чувствовал, что слезы родятся в глазах и тоска в душе о чем-то дорогом, отрадном, не сбывшемся в жизни...

* * *

   Тишина. Стемнела земля...
   Вдруг я слышу: "Хра-хра-хра, тсс, тсс..." Ближе, ближе, и большая птица летит прямо на меня на сумрачном небе. "Хра-а, хра-а..."
   Феб приносит убитого вальдшнепа и с восторгом ходит кругом меня, держа птицу во рту.
   Опять вдали, в кустах, защелкал дрозд. И опять печаль.
   "Умрешь, умрешь... И нет того, что ждала душа. Была надежда. Мелькала любовь, и пропадала... Что-то обманное, болтливое, скучное, жадное. Все не то, чего ждало сердце..."

* * *

   Потухла заря. Засинели небеса. Средь ветвей оголенного леса блестит вечерняя звезда. По потемневшей земле я возвращаюсь с тяги. Феб бежит впереди, возвращается ко мне и опять убегает.
   Иду я тропкой у края болота. Пахнет сыростью и землей. Туман густой, длинной пеленой покрыл болото. А за ним, во мгле ночи, среди деревьев сада, темнеет силуэт моего дома, и в окнах мерцает огонек.
   Поднимаясь от болота, иду по пашне прямо к дому. Сапоги вязнут в тонкой земле. В темноте слышу у дома моего зычный голос:
   -- Арманьяк-то ты, чертова кукла, на станции забыл. Подумал: "Это кричит приятель Вася".
   -- Посылай верхового, скотина...
   -- Верхом! Что вы, идиоты! А реку-то забыли?
   -- Посылай -- найдет брод...
   Идя через аллейку к дому, я увидел на ступеньках крыльца Колю -- в пенсне и котелке. Опустив голову, он говорил:
   -- Ну я сторож, что ли, ваш?
   А сверху, с площадки, Василий Сергеевич кричал:
   -- Тебе дали арманьяк! Растяпа.
   -- Забыл...
   -- Арманьяк от простуды верное средство,-- сурово заметил доктор Иван Иванович.
   -- Вот видишь,-- зудил Василий Сергеевич,-- вот теперь простудишься и сдохнешь!..
   Коля молчал.
   -- Это верно,-- сказал доктор.
   Приятели мои так увлечены были спором, что на мой приход и на меня не обратили никакого внимания.
   Я стал подниматься к себе в дом, в мастерскую. У крыльца все слышались раздраженные голоса:
   -- Сардинки дорогой сожрал, а арманьяк забыл! Потому что не пьет!.. И все так... Эгоист!..
   -- Я, брат, алкоголиком не буду, уж это вы подождете!-- цедил медленно Коля, входя за мной в мастерскую.
   Странно: когда я вошел в свою мастерскую -- в ней горела лампа, а за столом сидел совершенно посторонний человек, грузный и большой.
   Он смотрел на меня и мигал черными глазами. У него был большой рот и наголо остриженная седая голова.
   -- Вот он тоже приехал,-- сказал вошедший вслед за нами Василий Сергеевич,-- тоже охотник. Арманьяк -- его. Он из-за границы привез. Да, кстати...
   Василий Сергеевич, взяв меня за руку, увел в коридор:
   -- Он хороший парень. Зовут его Николаем Васильевичем. Мой знакомый. Я ему в Томилине дачу строил.
   -- А все-таки, кто же он такой?-- спросил я.
   -- Чиновник, опекун какой-то. Не дурак выпить. И гурман: пельмени делает по-сибирски -- объедение. Я его нарочно взял, чтобы пельмени нам сделал. Вообще, ученый парень. Историю знает и по-татарски говорит...
   Тетушка Афросинья и сторож дома, дедушка, ставили на стол ужин. Я сказал новому знакомому:
   -- Очень рад,-- говорю я,-- вы ведь охотник, а здесь у нас охота хорошая.
   -- Ничего подобного,-- ответил мне новый знакомый.
   -- Охотник!-- побагровев, сказал Василий Сергеевич.
   -- Что ты! С чего ты взял? Я ни разу в жизни из ружья-то не выстрелил и ужасно боюсь стрельбы.
   Он налил рюмку водки и залпом выпил, посмотрев на меня томными глазами. Василий Сергеевич залился смехом и, закрыв глаза, сказал:
   -- Верно, ведь я его с Веревкиным смешал, тот -- охотник. Похожи, и смешал. Оба на утюги похожи.
   Знакомый посмотрел на меня и недоуменно спросил:
   -- Какие утюги? Что он говорит?
   В коридоре послышался стук в дверь. Кто-то, войдя в кухню, сказал:
   -- Нашел, нашел...
   Отворилась дверь в комнату, и в ней показался Герасим Дементьич, крестьянин-охотник. Глаза его лукаво смеялись.
   -- Шурка на станции вот велел отдать. В Петрове нашли в вагоне бутыль. Вы забыли.
   Он поставил на стол большую темную бутыль с иностранным ярлыком. Новый знакомый встал из-за стола, взял бутылку и, смеясь, сказал:
   -- Магнус. Это лекарственная вещь. К пельменям хороша.
   Когда откупорили бутылку, то Коля первый попросил:
   -- Налейте-ка мне, а то что-то у меня зубы ноют. И, выпив рюмку, сказал:
   -- Вот замечательно, всю боль как рукой сняло...
   -- Да ведь вы знаете, я его из Парижа вез, утешительное средство.
   -- Ну и винишко,-- сказал Юрий,-- аромат-то какой.
   -- Ох, и крепко же!-- выпив, крякнул Герасим.
   Вошел сторож-дедушка.
   -- Простите, господа хорошие. Выйдите, послушайте, соловей в первый раз у нас в черемухе запел. И-их, голосистый.
   Среди тишины весенней ночи, над рекой в черемухе, заливался соловей. И в песне его была несказанная хвала чему-то настоящему, чистому, глубокому, какому-то счастью... Настоящему счастью...
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Арманьяк -- Впервые: Возрождение. 1938. 29 апреля. Печатается по газетному тексту.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru