Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
Жена
Ранее утро перед рассветом. В окно видны темные ели сада. Я и приятели мои проснулись чем свет. Одеваются, умываются. Заспанный мой слуга, Ленька, подает самовар.
-- Попьем чаю, закусим и пойдем на реку смотреть поставленные на рыбу сети.
Доктор Иван Иванович, уплетая пирог, смотрит в окно и говорит:
-- Светает. Земля к солнцу поворачивает. Вертится. Ишь, медленно вертится.
-- Как -- медленно?-- заметил Коля. -- Более ста верст в час, по-нашему.
-- Это кто тебе сказал?-- спросил Василий Сергеевич. -- Тогда бы на ногах не устоять.
-- "Кто сказал"... Это, брат, астрономия говорит.
-- А Земля наша не очень большая,-- продолжал Иван Иванович. -- Вращается в пространстве бесконечном. Без начала, без конца. И вот не падает.
-- Куда ж ей упасть?-- сказал Коля. -- Некуда ей упасть, неизвестно, где верх, где низ.
-- Вот! Опять с утра начинают завираться! Это как же это, нет ни верху, ни низу?-- удивился приятель Вася.
-- Очень просто. Ночью мы внизу -- вот Москва, а Америка наверху. Ночью кверху ногами ходим, а сейчас вот чуть свет -- мы боком. А днем американцы кверху ногами. Ты хотя и старшина, а из кружка ночью кверху ногами идешь...
-- Ты это свою астрономию брось. Дурака не ломай. Что я, муха, что ли, чтобы по потолку ходить...
-- Вы вашу философию бросьте,-- сказал Василий Сергеевич. -- Вот взойдет солнце, пойдем к Феклину бору, на Глубокие Ямы сети смотреть. До чего я не люблю, когда завираются. Вот Колька, когда заврется, так я беру ведро воды -- брызну на него, он неделю человеком ходит. Сразу начинает понимать что надо... К вам как-то приезжали эти философы, про право все спорили. Чуть не подрались.... Так Муся -- ваша натурщица -- от них в деревню убежала. И что говорить -- уши вянут. Ерунда...
-- Вот именно -- ерунда!-- сказал Коля. -- Вроде жены моей Анфисы. Как-то она говорит: "Каракуль искусственный стали делать лучше настоящего, а стоит много дешевле". -- "Вот и хорошо,-- говорю,-- сшей шубу из искусственного". -- "Как так?-- говорит. -- Вот ты всегда скажешь ерунду,-- слушать тебя противно! Чтоб я носила подделку, вот ты как! У меня даже голова заболела!" -- "Да ведь ты сама сказала, что лучше". -- "Оставь, дурак, я никогда этого не говорила". Никакого резона. Ходишь потом весь день как очумелый -- свет не мил. Зайдешь куда-нибудь в кружок -- там актеры, жрут, хохочут, а ты какой-то чужой, обалделый...
* * *
Только мы оделись и собрались пойти на Глубокие Ямы, как увидели в окно, что от ворот едет тарантас и в нем сидит дама в шляпе, густо покрытая голубой вуалью.
-- Жена!-- сказал, побледнев, Коля.
-- Спасайся,-- крикнул Юрий.
Коля бросился в сени.
-- Беги на чердак!-- крикнул кто-то.
Слышно было, как приятель Коля бежит вверх по лестнице. В сени вошла дама и сухо сказала:
-- Николай Васильевич у вас?
-- Николай? Нет, его здесь нету. Он был вчера, а куда делся -- неизвестно. Вот мы на реку идем -- на Глубокие Ямы, посмотреть: черт его знает, может, он утопился....
-- Глупая шутка. Мне нужно его видеть. Послушайте,-- обратилась она к слуге моему Леньке,-- скажите Николаю Васильевичу, что я приехала. Он, конечно, спит... -- добавила она капризно.
-- Чего спит,-- сказал Ленька,-- он ушел.
-- Куда ушел?
Ленька смотрел на нас растерянно.
-- Вчера еще утром ушел,-- сказал Караулов. -- Он, должно быть, уехал в Москву...
-- Или утонул,-- не унимался Юрий.
-- Я не шучу,-- рассердилась дама,-- я вас спрашиваю -- где мой муж? Глупо говорить -- утонул. Я сейчас велю позвать полицию. Утонул -- это не шутки! Это мой муж! Вы можете топиться сами, а я не позволю... Он не посмеет! Я покажу ему -- топиться! Он не смеет забывать, что у него есть жена.
-- Простите, сударыня, если б я был женат, то уж наверно бы утопился,-- сказал Василий Сергеевич и, зажмурив глаза, расхохотался.
Жена Николая презрительно взглянула на него и крикнула:
-- Николай! Где вы?
Ответа не было...
Дама сняла шляпу и села к столу, сердито оглядывая нас. Мы предложили ей чаю, пирога. Она от всего отказалась и опять крикнула:
-- Николай Васильевич, я приехала!
На чердаке что-то упало.
-- Что это?-- спросила дама.
-- Это у нас там ручной барсук живет,-- процедил Ленька.
-- Я пойду посмотрю,-- сказала жена Николая.
-- Не ходите, он вас кусанет,-- сказал Василий Сергеевич. -- Я его кормлю, а он так и норовит цапнуть... Не подойдешь!
Пока шел разговор наш с супругой, Коля не ко времени закашлялся -- на чердаке было пыльно.
-- Да это настоящий комплот {От фр. complot -- заговор.}!-- взвизгнула жена Николая. -- Это он кашляет, я узнаю -- он.
И она, взяв зонтик, стала стучать в стену, приговаривая:
-- Идите сейчас же сюда! Я приехала... Впрочем, я сама подымусь.
Она быстро вышла в сени, и слышно было, как она поднималась по лестнице. Через мгновение мы услышали голос Коли:
-- Дорогая! Это ты, приехала наконец!...
-- Что это вы на чердаке делаете?-- раздраженно перебила его жена.
-- Знаешь... поверь... я ушел от них сюда почитать. Так надоело там... Все споры, философия...
-- Пойдемте,-- строго сказала жена,-- сейчас же едем домой.
-- Хорошо... Только я прощусь с ними... Неловко же так уехать...
-- Ни под каким видом. Это не ваше общество...
Через несколько минут мы видели в окно, как Коля оробело и кротко садился в тарантас и, выехав за ворота, оглянулся в нашу сторону...
* * *
На Глубоких Ямах, где лес отражался в тихой воде реки, мы вытаскивали на берег сети и выбирали пойманную рыбу -- щук, налимов, линей. Вечером тетушка Афросинья сварила дивную жирную уху, и мы за ужином не раз вспоминали приятеля Колю...
* * *
Ночь... Мы ложились спать. Вдруг открылась дверь, и в комнату вошел Коля. Мы удивились:
-- Откуда?
-- Ух,-- вздохнул Коля,-- что было! Но на вокзале подвезло: один поезд подошел на Москву, а другой на Ярославль. Остановка пять минут. Я сам не свой, себя не помню, сажусь в вагон, она кричит: "Сюда! сюда!" -- а поезд и пошел. Кондуктор подходит, спрашивает: "Вы куда едете-то?" -- "В Москву". -- "Как -- в Москву, поезд-то в Ярославль идет, билет ваш не годится!" Я говорю: "Батюшки, я так расстроен..." А он: "Это нас не касается, вылезайте сейчас же в Петрове, штраф заплатите". Вот я из Петрова опять сюда приехал, телеграмму ей дал: "Дорогая, вспомнил дорогой, уехал по важному делу"...
ПРИМЕЧАНИЯ
Жена -- Впервые: Возрождение. 1937. 12 ноября. Печатается по газетному тексту.