Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
Зазуля
Был у меня приятель, милейший человек, но настолько женской любовью испуганный, что лицо имел с выражением недоумения и испуга. У него как-то поднимались брови на лбу так высоко, что подходили к самому пробору вьющихся волос. И все это от любовных происшествий...
Каждый человек, как и этот приятель мой, в женщине, которая понравится, видит свой идеал. И вот, к пятидесяти своим годам, приятель мой приехал однажды ко мне в деревню, таинственно настроенный, какой-то особенно возвышенный, и постепенно мне и другим приятелям, гостившим у меня, поведал, что влюблен. В Зазулю.
Конечно, приятели мои, охотники, народ легкомысленный, когда услыхали слово "Зазуля", удивились и рассмеялись. Что за Зазуля? Такого и имени нет.
Кто говорил -- это иностранка, кто говорил -- гречанка, но приятель мой сказал, что она русская, но зовут ее Зазуля.
-- Такого русского имени нет,-- сказал ему Вася Кузнецов.
-- Нет, есть,-- утверждал влюбленный приятель.
-- Нет, нет,-- говорили все. -- Посмотри Святцы.
Взяли Святцы, оказалось -- такого имени нет.
-- Нарицательное имя!-- кричал влюбленный.
-- Ерунда!-- говорили приятели.
-- Нет, не ерунда, вы ничего не понимаете... -- не соглашался влюбленный. -- Она -- Зазуля. И если хотите знать, она не просто Зазуля, а фон Зазуля...
-- Что за черт?-- смеялись приятели. -- Что ты путаешь...
-- А вот увидите, она сегодня приедет в шесть часов. Вот тогда посмотрите.
-- Постой все же,-- сказал ему Павел Сучков. -- Странно и пошло. У нее же есть отец. Как же ее по отчеству зовут?
-- Ее зовут Зазуля, а больше я ничего не знаю. Но она мой идеал и влюблена в меня. И это все.
* * *
Был жаркий день лета. В синеве неба ни облачка. В окне блестели березы. Ворона сидела на сарае, открыв от жары рот. На террасе, на столе, стояла клубника, покрытая сеткой от мух. Ласточки летали высоко в небе. В саду звенела малиновка.
Охотники сидели дома, расстегнув рубахи. Перед тем ходили купаться на речку, но, сколько ни купались, еще хуже берет жара. Постоянно пили кто квас, кто разводил черничное варенье в воде. Безмятежное житье в деревне летом. На охоту в такую жару ходить нельзя.
Собаки лежали, растянувшись в тени, или лениво бродили, высунув языки.
В воротах сада показался тарантас. В нем сидела женщина в соломенной шляпе, покрытой белой вуалью. У крыльца она быстро выпрыгнула из тарантаса на землю. Высокая красивая женщина с бирюзовыми глазами, блондинка. Изящная и стройная.
Она любезно поздоровалась со всеми нами. Лицо ее было как будто из фарфора. Во всей ней была какая-то особенная кротость.
Влюбленный приятель восторженно глядел на нее, подняв брови кверху, до самого пробора.
Она прошла на террасу и села у стола, сказав приятелю, нельзя ли чего-нибудь выпить. Тот быстро принес ей стакан воды.
-- Принеси коньяку,-- сказал Сучков.
-- Благодарю,-- сказала дама. -- Хорошо, коньяку.
Коньяк налили в стакан с водой, положили сахару. Павел Сучков, отведя меня в сторону, сказал на ухо:
-- Она мила. Но нельзя же называть ее Зазулей.
-- А баба ничего,-- сказал мне тихо и Вася Кузнецов. -- И откуда это только Колька достал. Зазуля.
И Кузнецов рассмеялся.
Тихая Зазуля, с бирюзовыми глазами, мигая ресницами, кротко ела клубнику. Каждую ягоду обмакивала в сахар, брала в рот и, кушая, смотрела бирюзовыми глазами, мигая, в небеса.
Влюбленный приятель старался ей услужить, говоря в повышенном тоне самые простые вещи.
-- Прекрасная погода, феноменально какое лето. Вот этот лес большой, тянется на две тысячи верст.
-- Ну и врешь,-- сказал ему Кузнецов.
-- То есть как это, врешь?
-- Всего на двести.
-- Ну и на двести достаточно,-- согласился влюбленный.
Зазуля слушала, кушала ягоды и молчала. Так и не разговорилась ни с кем из моих приятелей Зазуля.
* * *
Поздно вечером, когда я пошел с Васей Кузнецовым на речку поставить на ночь донные удочки с живцами, Вася Кузнецов, человек огромного роста, но к ночи какой-то трусоватый, закидывая удочки, сказал:
-- А знаете, Зазуля -- это штучка... Тут надо посматривать...
-- Ничего не штучка, просто баба. Колька -- человек занятный, говорливый, бабам нравится своей искренностью.
-- Ну нет-с,-- не соглашался Вася. -- Знаете, это не так. Это подозрительная штучка. Какой черт ей нужен Колька. И потом -- Зазуля. Что это такое-с? В Святцах нет-с... Имени не говорит, скрывает.
-- Черт с ней,-- говорю я. -- Может быть, не хочет сказать.
-- Не хочет-с. Тут-то все и спрятано... Зазуля... Это еще неизвестно, что такое. Знаете-с, это псевдоним, инкогнито. Если она в него влюблена, почему имени не говорит... Помните черного рыцаря в "Лоэнгрине"? Эльзе говорили: спроси у него имя. Так Эльза сдуру и спросила, а тот позвал лебедей, сел на них да и прощай. Тоже, знаете ли, была штучка... Нет, я сам спрошу ее имя. Она у меня не увернется. Жили мы здесь спокойно, а теперь, знаете, опасно: Зазуля...
* * *
Василий Сергеевич, вернувшись, когда уже взошла луна, долго ходил с приятелем Колей по саду, что-то ему говорил, а тот с ним горячо спорил.
Охотник Караулов тоже взял меня под руку:
-- А не кажется вам что-то странное в этой Зазуле. Самое название -- Зазуля... Тут что-то есть...
И Павел Сучков -- он сидел на террасе, пил коньяк, осовел,-- тоже тихо сказал мне:
-- Да... странно-с, непонятно-с... Зазуля... В первый раз в жизни. В чем дело?.. Зазуля... Стоит подумать.
Была прекрасная летняя ночь. На столе на террасе накрывали ужин. Сквозь ветви заросшего сада мерцал огонек в большой старой беседке. Там, в беседке, сидела с Колей Зазуля.
Когда подали ужин, я сказал моему слуге Леньке:
-- Поди в беседку, позови Колю и Зазулю ужинать.
Ленька скоро вернулся и медленно процедил:
-- Они не идут. Я стучал в дверь -- ничего не слышат. Посмотрел в окно. Они сидят на кушетке и целуются. Я и в окно стучал -- ничего не слышат.
-- Что за черт,-- сказал Вася,
-- Да... -- засмеялся Павел Александрович. -- Это, господа, любовь.
Громовым голосом Василий Сергеевич крикнул с террасы:
-- Колька, Зазуля -- ужинать!
Освещенная луной, у беседки показалась Зазуля и нежно крикнула:
-- Мы не хотим кушать.
* * *
А утром к чаю на террасу не пришли ни Коля, ни Зазуля.
Я подошел к беседке, дверь была открыта.
На крыльце стоял возчик Батранов, и, когда я уходил от беседки, Батранов сказал:
-- Николай-то Василич с барыней в три часа ночи уехали. Велели вам заплатить, потому денег у них только на билеты, на машину, остались. Они всю дорогу о деньгах говорили -- что денег нет.
-- Вот это настоящая любовь,-- сказал я приятелям.
-- Любовь? Нет, врете-с... Непонятная штучка, а не любовь,-- прищурив один глаз, сказал Вася. -- Ночью увозит Николая. Как хотите, тут что-то есть подозрительное. Если хотите знать-с, то я на нее, знаете, смотрел-с, она глазки отводит в небо, в глаза не смотрит-с. Совесть нечиста. В Святцах имени такого нет-с... Это тоже что-нибудь!
-- А все-таки женщина-класс,-- сказал бывший военный, Павел.
-- У Николая,-- говорю я,-- денег ни копейки, а повез... Вот это и есть настоящая любовь.
-- Да, странно,-- сказал охотник Караулов. -- И что она в нем нашла? Обезьяна он и дурак. И пятьдесят лет.
-- И я говорю -- что она в Кольке нашла: шкелет и шкелет,-- соглашался Вася.
Тетенька Афросинья, подавая к чаю оладьи, посмотрела на нас, покачала головой и сказала:
-- Ну и барыня приезжая. Вот хороша. Чисто ангел шелковый. И-их, и ласкова, видать, что барыня. А он... удивленье. Прямо верно, что шкелет. И-их, любовь зла -- полюбишь не то что козла, а и Зазулю.
Так мы и не узнали, какое же имя, не птичье, а человеческое, было у этой нежной Зазули с бирюзовыми глазами.