Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
Встречи с А.А. Пушкиным
Москва, зима... Много раз, после работ, я заходил на Тверскую в Английский клуб обедать... Каменная ограда и ворота с забавными по форме львами, которые отметил Пушкин. Большой мощеный двор и прекрасное, старинное здание.
Потолки в залах Английского клуба были украшены прекрасными плафонами французских художников. Они были темные, теплого цвета, глубокие и прекрасные по тону.
Лакеи, старые люди, одетые в ливреи времен Александра I, дополняли характер эпохи.
Народу за обедом в Английском клубе бывало мало. Однажды, заехав в клуб, я никого не встретил. В большой столовой, за большим столом, мне поставили один прибор. Когда я сел за стол, вошел пожилой генерал, высокого роста, лет семидесяти, с лицом восточного типа. Мы поздоровались. В Английском клубе, по обычаю, все члены должны были быть знакомы, но я не знал, кто этот генерал. Наклонив голову, он ел суп. Я заметил, что когда его большие глаза смотрели в тарелку -- белки их отливали синевой. Я подумал: если бы на него надеть чалму, он был бы похож на дервиша.
-- Как я люблю Английский клуб, ваше превосходительство,-- сказал я. -- Здесь ощущаешь историю. Все дышит прошедшим: сколько впечатлений, волнений, разговоров, дум прошло здесь. Что-то родное чувствуешь в этих стенах. Я слышу здесь шаги Александра Сергеевича Пушкина.
Генерал почему-то пристально посмотрел мне в глаза и сказал:
-- Да, отец мой очень любил этот клуб.
Я удивился и спросил:
-- Как, отец ваш?
-- Да, я Пушкин. Поэт Александр Сергеевич был мой отец. Я -- Александр, значит, Александрович.
Я встрепенулся и как-то нескладно сказал:
-- Как, неужели? Как я рад.
-- Я живу больше в Петербурге,-- сказал генерал,-- но люблю этот клуб. Тут тихо. Москву я люблю тоже. В Москве у вас мороз крепкий, зима настоящая. Отец мой тоже любил Москву, зиму любил. У вас в Москве еще в домах лежанки топятся. Кот у меня тут, приятель, мурлыкает. В окно сад виден в инее.
-- Ваше превосходительство,-- сказал я,-- когда вы вошли, я подумал, глядя на ваше лицо,-- какого вы племени. Вы не похожи на русского, в вас чувствуется арабская кровь.
-- Да что вы, батюшка, какой я араб! В отце было что-то. Курчавый был. Тоже русский -- какой араб... Я и жары-то не люблю. Вот на станциях -- в буфетах, в ресторанах -- всюду на столах пальмы ставят -- терпеть не могу. Елка лучше. А береза, а лес наш...
-- А вы хорошо помните отца?
-- Помню мало. Помню, что брюки у него были темные, в клетку, фрак желтоватый, глаза голубые. Помню, игрушки мне какие-то привез с матерью. Платье на матери было тот день широкое, шляпа большая с лентами, нарядная. На коленях у отца сидеть любил. Он мне пел: "Во саду ли, в огороде..." Волком меня стращал... Конечно, отец хорошо писал стихи, глубоко. Щекотливые сюжеты он брал -- про любовь,-- опасно. Не надо бы было. Ведь я помню, потом, после смерти, его все осуждали, и дома у нас осуждали... Помню, раз -- зеркало стояло у нас, к стене внизу, новое. Я смотрел в него да качал да на себя и уронил -- на голову. Оно и треснуло. Отец испугался, рассердился и закричал: "Я тебя вот высеку!.." Высечь он меня не высек, но в угол носом поставил... Ездить любил с ним в санях. Он к себе меня в шубу сажал...
Однажды летом на открытой террасе Английского клуба, которая выходила в большой густой сад, после обеда с Александром Александровичем, я нарисовал его лицо в альбом. Он взял рисунок, вошел в клуб, посмотрел на себя в зеркало и сказал:
-- Похоже, только мрачно. Неужели я такой сердитый? Знаете, я на отца здесь больше похож.
-- А разве он был сердитый?
-- Бывал сердитый. Задумчивый. Один в комнате, бывало, все ходит, думает. Войти нельзя, не пускали к нему никого. Кто громко говорит, он крикнет, чтоб не мешали.
-- Александр Александрович,-- спросил я однажды. -- А вы не пробовали сами писать стихи?
-- Что вы, батюшка, это ведь трудно... Какой я поэт!..
Александр Александрович был скромный, простой, русский. На руке у него было кольцо отца, а ногти у него были темного цвета. Однажды, перехватив мой взгляд, он сказал:
-- Вот ногти, это оттуда, от Ганнибалов... У отца, говорили мне, было другое хорошее кольцо, да украли, во время похорон...
Он застенчиво улыбнулся.
-- Вот все спрашивают про отца, а я -- что помню?.. Мало, мало помню...
ПРИМЕЧАНИЯ
Встречи с А.А. Пушкиным -- Впервые: Возрождение. 1937. 6 февраля. Печатается по газетному тексту.