Коровин Константин Алексеевич
Весной

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
   М.: Русский путь, 2010.
   

Весной

   За далекими лесами расстилалась утренняя заря. У мелколесья, по проселку дороги, виднелись весенние лужи, и в лесу кое-где лежал еще талый снег.
   Охотник Герасим, с которым мы возвращались с глухариного тока, показал мне в высоту глубокого неба, сказав:
   -- Глядь-ка, вона лебеди летят!
   Посмотрев над собой, я увидел высоко стаю летящих торжественно птиц. Освещеные солнцем, они блестели белизной.
   Как таинственен и прекрасен был их быстрый полет! Стаи, одни за другими, проносились в высоте и пропадали, теряясь в лазоревом эфире небес.
   Долго я смотрел на стремительный полет могучих птиц. И, посмотрев на землю, дорогу, где вдали возвышался как бы оазисом мой небольшой сад и крыша моего деревянного дома, я ощутил какую-то грусть.
   В душу проник тревожным чувством мой земной удел. Я взглянул опять на небо -- лебедей уже не было.
   Какой красой, свободой и волей восхитил меня лебединый полет!
   И какой заботой, тревогой показалось мне бегущее время моей жизни.
   -- Лисеич,-- сказал Герасим,-- хорошо лебедям жить -- лети, куда хочешь. Дружно живут -- вольно. Нет у них войны, а ворог, поди, и у их есть. А вот кто?.. Охоты на них не ведут, не едят их, а все уж они человека опасаются. Почто бы? У них тоже сторожевой есть -- на страже стоит. Помнишь, когда мы с тобой на Кубине-озере были у Северной Двины? Так на отлогах песчаных чтб их было -- массая, чисто берег снегом крыт, а подойти нельзя. Помнишь! Человек -- ворог, значит, опасаются. Да, человек -- ворог. Ворог и есть. А ведь к нему все в дружбу идут. Мириться хотят, а лебедь -- нет. Заметь: у тебя иволга в саду. Ты ее любишь и хвалишь. Она знает.
   -- Почему знает?-- удивился я.
   -- А вот ты заметь -- сейчас, по весне, у тебя в осиннике в саду шесть гнезд они свили. Я иду к тебе утром вчерась, а они на террасе на столе сидят. Ничего не боятся, что пымаешь, в клетку посадишь. И горлинка у тебя гнездо вьет. Я дивился. А почему? Ты в саду стрелять не велишь. Они знают. Ты заметь: сколько у тебя в саду птицы поет. И дрозды, и скворцы, соловьи в черемухе,-- не боятся.
   "А верно",-- подумал я.
   -- Ужи тоже под домом живут. Прямо ручные. Знают, что ты не ворог.
   -- Ну, а как же,-- говорю я. -- А вот убитого глухаря тащим. Тетка Афросинья жарить будет.
   -- Ну, это ведь так Богом положено,-- сказал Герасим.
   "Положено ли?" -- подумал я.
   -- А вот лебедя, журавля -- я не стрелял. Невесть почему. А сдается, что грех. А ведь дайся он -- из-за пуха, пера всех их перебьют. Вот сойки, деряба -- крылья красивые! Так платили по двадцать копеек за пару крыльев. Мода была -- барыни на шляпках носили, а потом бросили. Вот лебеди-то и знают. Может статься, всех птиц перебьют люди-человеки. И вот тоска будет в жисти!
   -- Леса тоже порубят,-- сказал я.
   -- Верно,-- согласился Герасим. -- Человек -- ворог. А ежели выгода, то все и друг друга без жалости передушат.
   Подходя к дому, я увидел у сарая -- тетушка Афросинья выпускала корову. Та, подняв голову, освещенная солнцем, протяжно мычала, как бы приветствуя весеннее утро, и, подняв хвост, как-то дуром, неуклюже побежала в ворота, где проходило стадо.
   Весело звучала свирель пастуха. Солнце освещало сад и дом мой.
   -- Ну вот,-- сказала тетенька Афросинья,-- самовар кипит.
   Я вошел в дом. Слуга мой Ленька спал, открыв рот.
   Хоть ночь я не спал, но утро такое бодрое и светлое, что ложиться не хотелось.
   -- Ленька!-- крикнул я. -- Фрося пришла!
   Ленька опрометью вскочил и глянул кругом.
   Скоро Вербное воскресенье. Около огорода белым бисером пуховок покрылись розовые ветви вербы.
   Тетенька Афросинья внесла самовар, поставила на стол и сказала:
   -- Вот он, самовар-то, поет, гляньте-ка в окошко, вона к вам гости едут.
   К крыльцу подъехал тарантас. Весело смеясь, вошли приятели-охотники.
   -- Вот рад,-- сказал я,-- я что-то здесь приуныл. Сейчас шли с Герасимом с охоты, так сколько лебедей летело высоко-высоко. Позавидовал я им -- какая красота!
   -- Мы видели их, когда со станции ехали. На кой черт они нужны?-- сказал Василий Сергеевич. -- Это вот Иван Иванович,-- показал он на доктора,-- когда женился, я шафером был, так жену звал -- "лебедь белая". А вот шесть лет прошло -- вороной называет.
   Иван Иванович, умываясь в коридоре с дороги у рукомойника, услышал и вошел. Вытирая лицо полотенцем, посмотрев на Василия Сергеевича, обиженно сказал:
   -- Я бы попросил вас жену мою оставить в покое. Лебедь она или ворона, вас не касается! Вот вы можете над ним смеяться,-- показал он на Колю Петушкова,-- он все прощает.
   -- Постой, что ты,-- сказал приятель Вася,-- ты сам ее вороной называл.
   -- Да, называл. Я -- муж, а ты права не имеешь. Если б я твою Ольгу индюшкой бы назвал, что бы ты сказал?
   -- Ах ты, черт,-- засмеялся Вася,-- а ведь правда, я-то думал, на кого Ольга похожа,-- индюшка, это верно!
   -- Ну, какая ерунда,-- сказал я,-- что ссориться, обижаться? Верно, супруга Ивана Ивановича смахивает на лебедь.
   -- Тоже скажете, не лебедь -- ворона,-- сказал Иван Иванович,-- только он этого права говорить не имеет. А я могу.
   -- Ну ладно,-- сказал Василий Сергеевич,-- не буду. Ты не сердись. Да на ворону она и не похожа. А если сказать правду, то растолстела Анна Петровна не в меру и похожа просто на корову.
   -- Что на корову смахивает, это есть отчасти,-- согласился Иван Иванович.

* * *

   На лодке по разливу реки поехали мои приятели. Герасим с большим шестом правил лодкой, упираясь в дно рукой. Раздольно разлилась река. Быстро несла вода. Лодка села на мель. Над выглядывающими кустами, залитыми весенней водой, летели утки. Приятели присели. Утки, поднявшись, летели над ними.
   Раздался залп. И одна утка упала недалеко от лодки.
   Герасим влез в воду; было неглубоко, и он старался столкнуть лодку. Но это не удавалось.
   Вылезли все в высоких сапогах. Было мелко. Василий Сергеевич, идя по воде у лодки, зацепил шестом и, потянув, схватил утку. Взяв ее, закричал:
   -- Смотрите, что это такое делается: это курица!
   Действительно, утка как кряковая, лапы в перепонках, а нос куриный. Герасим смеялся.
   Василий Сергеевич бросил утку в лодку и сказал:
   -- Ну и местечко у вас здесь! Черт-те что за утки такие!
   И рассердился. Лодку толкали все, и она пошла вперед. Однако, когда стало глубоко, лодку подхватило течение и унесло. Все остались на мели.
   -- Эко дело,-- сказал Герасим,-- не удержали. Чего теперь делать?
   Лодку быстро уносило. Герасим нащупывал дно, шел впереди, стараясь попасть на берег, но становилось глубже. Пошли в другую сторону. Опять глубоко.
   -- Дело дрянь,-- сказал Коля.-- Здесь погибнем.
   Герасим озабоченно смотрел кругом.
   -- Вот оно, птичку-то какую застрелили. Это ее штучки. Утка -- куриный нос,-- беспокоился Вася.
   Молча стояли в раздумье. Берег был недалеко. Пробовали опять идти. Шли выше колена. В сапоги вливалась вода. Глубоко. Стали кричать. Далеко -- никто не слышит.
   -- Надо стрелять,-- сказал Василий Сергеевич. -- Может, кто покажется на берегу.
   Стреляли залпом. Никого.
   Пошли книзу по тихой воде, где были залитые кусты. Было мелко, но у кустов, когда подошли, стало глубже. За кустами увидели лодку.
   Герасим, взяв шест и сняв сапоги, повесил их себе на шею и на шесте прыгал по кустам в воде.
   -- Идите!-- крикнул нам. -- Здесь мели.
   На берегу показался мальчишка-подпасок и что-то кричал нам, показывая на лодку.
   -- Давай, давай,-- кричали мы,-- лодку!..
   Герасим бросился в кусты и схватил лодку. Мы обрадовались. Быстро Герасим привел лодку. Мы набились в нее и отталкивались сквозь кусты к берегу.
   Вылезая на берег, Василий Сергеевич вспомнил убитую утку, стал искать, но ее в лодке не было.
   Василий Сергеевич, прищурив один глаз, сказал:
   -- А птичка-то не простая!.. Хорошо, живы остались!..

* * *

   В Москве, в Литературном кружке, вечером за ужином с приятелями и друзьями, артистами Малого театра, Василий Сергеевич, который был в это время дежурным старшиной кружка, рассказал, когда подали на жаркое утку, что он на охоте у меня в деревне застрелил утку с куриным носом.
   Актеры как-то сразу все замолчали. А Юрий Сергеевич Сахновский сказал ему:
   -- Ты ведь старшина дежурный. И в должности такой ты врешь как сивый мерин.
   Василий Сергеевич обратился ко мне.
   -- Скажите же вы Юрию, чтоб поосторожней был. Вы ведь видели, что у ней куриная морда была?
   -- Верно. Честное слово даю,-- сказал я.
   Актеры засмеялись, и Сумбатов сказал:
   -- Ну, какой вздор!
   -- Охотники, конечно,-- сказал Юрий. Василий Сергеевич был вне себя.
   -- Может же быть,-- говорил он,-- что с курицей помесь! Допустим, утка с петухом связалась.
   -- Ну, довольно!-- сказал Юрий. Василий Сергеевич встал и сказал мне:
   -- Это с вашей стороны нечестно. Скажите же им! Ведь вы видели?..
   -- Вася,-- говорю я,-- я же дал честное слово. Послушайте, господа, клянусь вам, что видел утку, которую убил наш друг Вася, с куриным носом.
   Но ничего не помогало. Как я ни божился, актеры ржали как лошади.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Весной -- Впервые: Иллюстрированная Россия. 1937. 17 апреля. Рассказ имеет подзаголовок: Охотничий рассказ. Печатается по журнальному тексту.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru