Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
Новый год
Пришел ко мне приятель Василий Сергеевич, мрачный, лицо красное, рот дудкой, говорит:
-- Праздник... Невозможно жить! Куда ни пойдешь -- бутылки... ликеры. К Собинову -- пей, в кружок, обед -- пей, в Алатр -- пей. И Новый год на носу. Как жить? Был у Ваньки, говорю: "Справа у меня под ребром ноет". -- "Печень,-- говорит,-- не пей". А сам вполсвиста! Доктор, конечно... Вот и он, и я, мы подумали -- не поедете ли вы в деревню на Новый год -- подышать лесом... Лыжи, вина никакого. Отдохнем. Хорошо у вас там, просто.
-- Я рад, я и сам собрался на завтра, в одиннадцать утра, на Ярославку. Павел едет, Коля, Юрий и Караулов.
-- Вот спасибо -- спасение! Позвоню сейчас доктору Иван Иванычу. Вина только не берите...
* * *
Приехали. Доктор Иван Иванович достает письмо из кармана.
-- Вот ехал к вам из Москвы, захватил с собой письмо от пациента. Нарочно не читал. Прочтешь, знаете ли, в Москве, а он, скажем, пишет: болен, умираю. Изволь ехать с визитом... Знаем мы их!.. Есть у меня пациент, говоришь ему: "Пить нельзя". А он: "Какие нельзя -- короткие или вина?" Какие-то у них короткие есть! "Рябиновую,-- спрашивает,-- например, можно?" Ну, говорю ему: "Ни рябиновой нельзя, ни водки, ни ликеров, ни коньяку, ни вина, ни пива!" Ясно, кажется. Так нет же -- телеграмму дает: "Приезжайте, болен, умираю". Едешь -- лежит, орет! Камни у него. Жена мне говорит: "В сочельник зубровки целую бутылку выдул..." -- "Как же можно,-- говорю,-- ведь я запретил строго-настрого!" -- "Нет,-- говорит,-- постойте, доктор, я и думал, что больным можно... Скажи вы мне -- я бы не стал пить..." Еще меня винит!..
-- Новый год,-- испытующе глядя на Николая, говорит Василий Сергеевич,-- новое счастье... Наверно, уж у тебя на Новый год -- новая любовь?
-- Я не обязан тебе отчет давать. Ты циник и грубиян. Где тебе понять -- что такое любовь...
-- А ты понимаешь?-- перебил Юрий.
-- Я, брат, понимаю... Я раз двести влюблялся! Да как! Стрелялся, хотел в пустыню уйти, мучился. Да и как не потерять головы. Куда ни подашься -- везде пьют, и в голове бусарь у всех. На душе -- тьма, кошки скребут. А тут тебя и начнет завертывать какая-нибудь красавица. "Отчего вы грустны?.. Вы как Чацкий..." Дальше -- больше. "Проводите меня сегодня из кружка..." Ну, из вежливости соглашаешься, конечно,-- и опять в переплет попал!.. Выхода нет!.. Вот я рад, что в деревню сюда приехал, вот рад! Немножко отдохну... Подумаю... с мыслями соберусь. Никак не разберешь -- какая лучше... Извод! Я ведь не вы, я всю душу отдаю. Страдаю!..
-- Сам ты с бусарью в голове,-- сказал Юрий.-- Ты возьми красненькую и в руку ей дай дорогой. Возьмет сразу -- значит, настоящая женщина, а если скажет: "Как вы смеете, вы с ума сошли!.." -- слезай с извозчика и опрометью беги, не говоря ни слова: цел будешь! Понял, бусарь?
-- Черт знает что ты говоришь, Юрий!.. Я же идеалист, я люблю в женщине мечту! Какие пошлости -- красненькую!
-- Дурак ты, уши холодные,-- рассердился Юрий. -- Вот оттого-то они тебя и посылают в пустыню мечтать...
-- Это верно,-- с важным видом подтвердил Василий Сергеевич.
-- Вы знаете домик у меня в Печатниках, отцовский, где я живу в Москве? Так заложить пришлось: дамочке платить... Деньги не брала: "Ах вы, что вы!" А тридцать тысяч рубликов стоила мне. Да-с...
У подъезда послышался колокольчик.
-- Приехали, приехали,-- закричал Ленька.
Засыпанные снегом, в дохах, ружья в чехлах,-- приехали приятели. Раздеваются в передней. Павел Александрович Сучков, Караулов, с ним Герасим Дементьевич -- охотник, мой сосед. Озябли. На столе самовар. Подбросили в камин хворосту.
Входя в горницу, Павел сказал:
-- Пороша...
-- Здрасьте, Павел Лисандрович,-- приветствовала его тетушка Афросинья. -- Озябли, поди? Метель идет, чаю искушайте. А то мне стол накрывать пора, завтра год родится -- счастливый. Новый год.
-- Вот что,-- говорит Павел, прихлебывая чай и греясь у камина. -- Тащи-ка сюда кулек, посмотреть надо -- не лопнула ли вдова...
-- Какая вдова?-- спрашивает Коля.
-- Вдову Клико захватил сюда.
Из кульков вынимали бутылки и ставили на стол. Батарея...
-- Начинается... -- сказал доктор Иван Иванович.
-- А тебе-то что?-- заметил Юрий. -- Пациенты будем!
-- Бесплатные... -- засмеялся доктор.
-- Плати тебе -- еще уморишь!
* * *
Серьезно и деловито накрывают на столе. Феоктист и Ленька тащат из кухни и ставят на стол жареного гуся, тетеревей. На кухне Афросинья на них покрикивает:
-- Неси грибы, не пролей...
В конце входит и сама, одетая в новый большой платок, нарядная. Несет большой пирог. Все так важно, серьезно, деловито.
-- Ну вот, господа, готово, садитесь...
Юрий первый подходит к столу посередине.
-- Перекрести лоб-то сначала,-- осаживает его Вася.
Все крестятся и молча садятся за стол.
-- С какой начинать?-- спрашивает Павел.
-- С березовой,-- советует Юрий.
-- Ну, нет... -- не соглашается Караулов,-- полынная верней. Горькую надо сначала.
-- Простую,-- заметила Афросинья,-- потому опенки. Полынная запах тушит...
-- Верно, до чего верно!-- восторженно восклицает Павел Александрович. -- Тетенька Афросинья, будь здорова. Спасибо, спасибо тебе. А скажи-ка: повторить чем?
-- Ее же, чтоб груздь не обидеть, а опосля анисовую -- под пирог. А на гуся полынной можно -- гусь-то с яблоками, а тетерка с брусничным вареньем. Сразу, опосля горького-то, сласть дадут. В аппетит и войдете. А зря, без понятиев,-- что за еда.
-- Правильно, все правильно,-- сказал Павел Сучков.
"Правильно",-- кто-то глухо крикнул в камине.
Все оглянулись и вскочили из-за стола.
-- Что такое? Чудно.
"Кто ты там?" -- Молчание.
-- Опять ваши штучки... Новый год,-- горячится Василий Сергеевич.
-- Удивленье... -- говорит тетушка Афросинья.
-- Это бывает,-- объясняет Герасим. -- Мало на чай печникам дали, знать, когда печку клали. Они и заложили кирпичи-то нарочно -- оно и отдает в трубу. У соседа моего Афанасия -- он скупой, на чай не дал,-- печка говорила, хоть из дому беги.
-- Это верно, это бывает,-- подтверждает и Феоктист. -- У нас, у старшины, печка матерно говорила... Срамота! Перекладывали всю печь начисто.
Вдруг открылась дверь, и, весело смеясь, вошел приятель -- лесник Петр Захарыч.
-- С наступающим, с новым счастьем. Напужал я вас маненько. Отряхался от снегу в коридоре да и сказал в трубу, где вьюшку закрывают... Я к вам зашел на праздник, но и по делу. Слышь, охотники вы. На Ремже тута, где чаща в гору, к стогу ночью шесть лосев приходит. Ежели с вечеру засесть, напротив, где валежник, так их и стрельнуть можно, шагов триста, не боле. Чтой-то часы-то у вас показывают? Сейчас я со станции пришел, десять часов только, а у вас старше показывают.
-- Садись, Петр Захарыч,-- говорю.
-- Вот, не угодно ли... -- горячится Павел Александрович,-- хороши охотники: лоси тут рядом, а пули где -- нет, не взяли!
-- Вся надежда на Николая,-- смеясь, говорит Юрий. -- Он вам пуль сколько хочешь отольет.
-- Ну нет, уж увольте... -- отмахивается Коля.
-- Не бось,-- утешает Герасим,-- утро вечера мудреней. На кузнице отолью завтра, что надо. Только лесник-то, не льет ли пули? Где ж ночью лося убить, неслыханно дело. Да и неладно: ежели лосиху убьешь -- весь год каяться будешь, я знаю...
-- Это верно,-- говорит Павел. -- По этому случаю за женщин надо выпить.
-- Правильно,-- одобряет Герасима и тетушка Афросинья,-- чего еще убивать? Гляди-ка, на столе-то, чего-чего только нет. Кушайте! Николай Васильич, ешь пирог боле, худой какой.
-- Все из-за баб,-- говорит Юрий,-- от любви...
-- Это бывает,-- смеялась Афросинья. -- Любовь не картошка, не выбросишь в окошко... Я вот скажу -- когда мне шестнадцать лет было, так в деревню ундер приехал. Девчата говорят: вот ундер, вот красавец! А тоже Новый год был: меня мать гулять не пущает, я сижу в избе, гляжу в окошко, думаю: может, ундер пройдет, увидать бы... А ундер идет, прямо около. Я ему кланяюсь, прямо во мне все загорелось. А ундер меня рукой зовет: выходи... Ну, я накинула шубейку да в сени. А мать-то меня поперек и схватила, а у ей прутья, да как завернет, да меня-то "жик-жик... жик-жик...": "Вот тебе ундер, вот тебе ундер!" У нас-то строго это самое... Не погуляешь с ундером. Венчано дело... А потом стою в церкви, а вот его-то,-- показала она на Феоктиста,-- долговязого, рядом поставили. Я маленько поглядела, да боюсь. А поп поет. Вот ундер-то,-- показала на мужа. -- Что ж, состарились... Живу хорошо, чем не ундер? Ни разу не поругались. Мать-то нажгла за ундера в самый Новый год...
-- Наливай, Павел, Вдовы Клико,-- сейчас часы забьют -- Новый год.
Хлопнули пробки. Часы били двенадцать.
-- С Новым годом...
-- Ну, и вино заморское... -- сказал Герасим. -- Эх, хорошо!
-- А ведь монах его выдумал,-- заметил Павел Сучков.
-- Да неужто монах?-- удивился Герасим. -- Знать, расстрига был...
ПРИМЕЧАНИЯ
Новый год -- Впервые: Возрождение. 1937. 1 января. Печатается по газетному тексту.
Алатр... -- московский артистический клуб "Алатр" размещался в доме Перцова в Соймоновском проезде; там собирался избранный круг деятелей культуры, объединившихся вокруг великого русского певца Л.В. Собинова. Функционировал с 1893 по 1914 г. При нем существовал и Литературный кружок.
кружок -- см. прим. к с. 183 кн. 1 наст. изд.
бусарь -- глупость, придурь.
...монах его выдумал... -- как говорится в одной французской песенке, "весельем мир обязан монаху и вдове". Имеется в виду монах Дом Периньон, который выделил мутный дрожжевой осадок в шипучем виноградном вине и определил, что именно он портит вкус этого замечательного напитка. Вдова винодела Франсуа Клико -- Николь Клико-Понсарден (см. прим. к с. 77) пошла дальше и придумала способ, позволяющий избавиться от дрожжей в бутылке и получить прозрачное вино. Эта технология используется до настоящего времени: бутылки хранятся горлышком вниз, таким образом, чтобы дрожжевой осадок весь скопился в горлышке, после чего бутылка охлаждается так, чтобы дрожжи замерзли, и затем бутылка открывается, а льдинка с дрожжами под давлением вылетает из бутылки с частью вина.