Коровин Константин Алексеевич
Деньги

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
   М.: Русский путь, 2010.
   

Деньги

   Помню зимние сумерки. С краю, у высокого леса, уходящего вдаль, показался круглый месяц. Среди снегов сиял он таинственно и печально... Мы шли на лыжах с охоты, спускались из большого леса к замерзшей реке.
   Переходя через реку, почему-то все остановились у широкой проруби и смотрели, как во льду текла темная, сердитая вода. Как это непохоже на лето! Лето, лето... Какие тогда берега! Купавками покрыта река, отражается зеленая ольха, летают стрекозы. Я здесь всегда купался, плескались рыбы, и в кустах черемухи пел соловей.
   А теперь бедно, оголенные кусты и снега, снега, снега. Безотрадно, уныло. И красный месяц за бугром сквозит через ветви оголенных деревьев. Как печально в душе!..
   Поднялись на гору, к моему саду. Приветливо блеснул огонек в темном силуэте моего дома.
   У крыльца, скидывая с ног обледенелые лыжи, входим через коридор в кухню. Тепло. Сторож моего дома, дедушка, говорит:
   -- Эк запоздали, а у вас гости ждут.
   Весело встретили нас приятели-охотники. Вижу -- доктор Иван Иванович, гофмейстер, Василий Сергеевич, Юрий.
   -- Четыре часа ждем. Да-с,-- сказал Василий Сергеевич.
   -- Ну, что же, ничего? Пустые?-- спрашивают приятели.
   -- Нет, есть,-- говорит Герасим. -- Что попало. В сугробах по пояс тонешь. Где тут, нешто возьмешь. Глухаря взяли. Посчастливилось. Удивление берет: Николай Васильевич стукнул! Да ведь и где -- на самой макушке сидел.
   -- Да, брат, на триста шагов.
   -- Ну, уж это ты врешь.
   -- Нет, не врешь. Я ему в глаз прицелился, и готов.
   -- Молодец.
   Герасим приносит и показывает глухаря.
   -- Я его картечью ахнул,-- говорит Коля.
   -- Да, бывает счастье эдаким разным... Нечаянно, конечно, попал.
   -- Позвольте спросить -- каким же это разным?-- спросил Коля.
   -- Высоко сидел,-- сказал Герасим. -- Я диву дался.
   Коля торжествовал.
   Охотники оживились. Гофмейстер допытывался у Герасима, видал ли он какие-нибудь следы зверей.
   -- Есть,-- отвечал Герасим. -- Видал лосиный, свежий. Да где же? В такой рыхлости не дойти -- лыжа вязнет. Усталь берет. Насту нет. Это ведь тетерь дуром попался.
   -- И я говорю, дуром,-- сказал Василий Сергеевич.
   -- То есть как это, дуром?-- обиделся Коля.
   -- Как же вы его увидели?-- спросил гофмейстер,
   -- Как видел? Он сидит на макушке да на меня смотрит. Я его и ахнул. Подряд. "Раз-раз".
   -- Загляделся! На Кольку! Подумаешь. Ну и охотник. Вот и выходит, что дуром.

* * *

   Хорошо, тепло в доме у меня, потрескивают сучья в камине, потонули окна в темно-синем сумраке. Приятели расположились на тахтах. Встанет один -- другой встанет. Нальет рюмку за столом, выпьет, закусит зайчатиной, груздем и опять полеживает. Разговоры разговаривают, случаи на охоте. Случаи иной раз такие, что веришь так, по дружбе...
   -- У Караулова было ружье, из Англии выписал. Оба ствола -- чок. Идет здесь, под Никольским, к болоту -- вылетает кряква. Он "раз", кряквы нет. Идет в Ратушине, по мелочам, стойка -- вылетает черныш... Он "раз" -- черныша нет. И куда девается -- неизвестно. Он зайца -- "раз", зайца нет... Что такое? Он ружье смотрит -- как быть? Ружье рвет на части, Ланкастер, садочное ружье. Отпускать надо дальше, на сто, на двести шагов бьет -- рвет. Дичи нет. Не знаешь -- что убил, все вдребезги. Дак собака выла от досады.
   -- А вот у меня ружье Пэрдэ,-- сказал гофмейстер. -- Под Вологдой, на Кубинском озере, птицу застрелил. Голова отскочила. Не знал -- что такое. Серая птица. Какая дичь -- не поймешь -- головы нет. Я остановился там, у священника, в Кубине, так он сказал, что лебедь, а оказался гусь.
   -- В пойме, на Клязьме,-- вступил в разговор Василий Сергеевич,-- я на луже, в осоке, смотрю -- уток выводки, сотня, нелетные утки. Я "раз-раз". Половину набил. А с горки от меня, от леса, приятель мой, Баранов, был. Подряд тоже лупит. А от него до лужи шагов пятьсот. И бежит к луже, к болоту. Залез в лужу, да уток моих подбирает и в ягдташ себе кладет. "Постой,-- говорю,-- ведь это утки мои!" А он: "Нет, я тоже стрелял". Вот ведь что! А ведь друг был. Я возмутился и ушел с болота. Больше его не видал. Прощай, пиши... В Москве встретились. "Здравствуй",-- говорит Вася. А я: "Вы ошибаетесь, я не Вася". -- "Как,-- говорит,-- да что ты?.. Вася Кузнецов, да что с тобой?.." -- "Ошибаетесь,-- говорю. -- Я не Вася, и фамилия не моя. А моя фамилия Ежиков, и зовут меня Николай". Он смотрел, смотрел на меня да так, выпучив глаза, и ушел. Таких друзей мне не надо.
   -- Эх, друзья,-- сказал Герасим. -- Бывает это.
   -- А как узнаешь -- кто друг, кто нет. Надо, говорят, пуд соли съесть, и то -- узнаешь ли?-- сказал Кузнецов.
   -- Да, трудно узнать. Есть эдакое в жисти -- собутыльников много, а друг -- где его сыщешь? Вот я вам скажу, какое дело было со мной,-- говорил Герасим. -- Был я молодой, женатый. Жена родила сына. Один я -- хозяин. Отец помер, братьев нет. Нужда. Не нужда, а недостатки. И пошел я работать на карьер. Значит, на машину. Рельсы новые клали. Поблизости, в стороне, бугор, суглинок песчаный, лесок на нем растет... Копаем да бросаем в вагон, на платформу -- насыпь класть, под железную дорогу. Путь вести. Со мной из деревни нашей -- восемь человек работают. Работают кто? Сосед мой, Захар, все друзья, деревенские. Копаем, значит, а на меня это сверху земля поползла, суглинок, всего и засыпала. Батюшки, не вздохнуть! Сразу мне в голову ударило -- помру, жена, сын. А в кармане у меня забито, поглубже, весь капитал мой -- восемьдесят два целковых. Невелик, а как без него? Пропадешь. Смотрю, за ноги меня вытаскивают, и отдышаться не могу. Ушибла земля, на ногах стоять не могу. "Помру,-- думаю. -- Нехорошо мне. Надо бы деньги кому отдать, чтобы жене передал". И сумление берет меня. Не отдадут, затаят... Сосед -- не отдаст нипочем. Знаю его. Петру?-- пропьет. Тут со станции пришли, на носилки меня взяли. Несут, а я думаю: "Вот ведь, нет друга. Кому поверить деньги?" И взяло меня раздумье -- что ж такое, грешу я. Нет, в голову въелось -- не отдадут. Нет эдаких-то. Ну, в Петров, в больницу, отправили. В больнице хуже. Память потерял, значит, здорово меня земля ушибла. Очнулся потом, думаю: "Не нашли бы деньги в кармане -- отымут, украдут". Опять очухался, смотрю -- жена сидит около. Принесла мне поесть, узнала на станции, что в больнице я. Говорю ей: "Возьми деньги у меня, в куцавее, там поищи. Не потеряй, не показывай никому". -- "Ладно",-- говорит. Ну, дальше -- больше. Лучше стало. На ноги я встал. Выписали меня, а идти мне нельзя -- слабь. Жена приехала на телеге. Еду я с ней дорогой, лежу на сене, щупаю куцавейку, карманы -- денег нет. Значит, жена взяла. Так вот, спрашиваю: "Куда ты деньги спрятала?" Она говорит: "Вот что, Герасим. Я тебе не сказала -- огорчать тебя больного не хотела, не нашла я денег. Деньги выкрали". Испугался я. Уж и не знаю -- пропали! И вдруг в голову вошло: что -- а не врет ли жена молодая? Господи, что же это? Смотрит она мне в глаза -- думаю: "Неужто эти глаза лжецы?" Так мне нехорошо. Не дай Господи. Руки на себя наложить охота. Молод был, конечно. Привезла домой. Мальчонок рад, шею обнял, целует тятьку. Лезет ручонкой в куцавейки карман -- пряник ищет, и достает деньги -- трешник, пятерку роняет. Чего это?-- гляжу я. Деньги в кармане завалились. Жена-то не нашла, думала -- украли. Вот радость была! Не денег, что нашел, а веру в честь человеческую. Вот радость в чем на земле. Подумай, грех какой в голову вошел, что жена утаила. Как жить! Кто горю такому научил на земле! Люди. Вот -- помирать будешь, в таком разе передать, дитя малое остается, сын твой, жена, кому деньги доверишь. Подумаешь. Поищешь друга и узнаешь, кто друг.
   -- Это верно,-- сказал Василий Сергеевич.
   -- Я бы его превосходительству отдал,-- сказал он, глядя на гофмейстера.
   -- А нет,-- засмеялся гофмейстер,-- с деньгами чужими, нет, увольте, я бы не взял. Это страшно.
   -- А тебе бы, Юрий, не отдал,-- сказал Вася неожиданно.
   Юрий замигал глазами и, засопев, сказал:
   -- Я не городской, архитектор, от подрядчиков взяток не беру.
   -- А я беру?-- взбесился сразу Кузнецов. -- Потрудитесь, милостивый государь!..
   Приятели мои чуть не дошли до драки, разбирая вопросы -- кому, умирая, отдать деньги.
   Доктор Иван Иванович, молча покачивал головой, пил коньяк и вдруг меланхолически произнес:
   -- Вот умирал в Москве большой миллионер, Фирсанов. Друзей-то не имел. Так нашли его утром умершим, а ключ от несгораемого шкафа у него в носу. Он его себе чуть не к мозгам пропихнул. Вот ведь деньги что!
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Деньги -- Впервые: Возрождение. 1937. 13 февраля. Печатается по газетному тексту.
   Оба ствола -- чок -- непонятно, что имеется в виду.
   "ланкастер" -- см. прим. к с. 664 кн. 1 наст. изд.
   ружье Пэрдэ -- см. прим. к с. 664 кн. 1 наст. изд.
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru