Коровин Константин Алексеевич
Споры

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
   М.: Русский путь, 2010.
   

Споры

   А долгая зима была в России. Вьюги, метели, мороз.
   Снеги белы и пушисты. Покрывали все поля... И думается, неужели этот мой угрюмый сад в снегу был зеленый? Это так давно! И придет опять сияющая весна, и сад этот скучный, темный опять наполнится пением птиц. А сейчас я вижу сквозь замерзшие стекла окна обледенелый колодец, сугробы, сугробы, хмурый лес вдали и жалкие ветви малинового сада за бедным частоколом. Снежная пустыня... Бревенчатый дом мой -- мой дом. И я чувствую, что люблю мой дом. И думаю: в этом есть какая-то вина, ведь у другого нет дома. Мне-то, в сущности, хотелось, чтобы у всех был дом, дом нужен человеку прежде всего. Но что же я могу сделать?.. Я думаю, что у собак, моего Тобика, тоже был, должно быть, когда-то дом, так как когда он ложится со мной спать, то несколько раз поворачивается на одном месте, потом ногами как бы разгребает ямку, сворачивается клубком и ложится. Это он ложится в логово, в дом свой. А мой ручной барсук? Помню: он под полом сделал себе дом, вырыл нору. Там у него была комната -- земляные полки, и он туда все тащил, воровал -- и пряники, и орехи, и сухари, и даже капсулы касторового масла, все там разложил на полках у себя. Хозяйственный был барсук, не верил мне, что я его прокормлю, на случай готовил, на зиму. А индюк в сарае так и живет в корзине, в которой я его привез из Москвы. Тронуть корзину нельзя, клюется. Это его корзина. Не дай Бог курице забраться в корзину -- убьет! Вот собственник! Долго можно говорить, что чувство собственника -- дурное чувство. Но -- как быть -- это чувство своего живет в животном мире у нас на земле. Чувствую и я, что есть у меня дурные стороны. Люблю дом свой, люблю друзей, приятелей, когда они у меня гостят, а сам я не очень люблю в гостях гостить. Спать люблю у себя, в своем логове. Звериное это чувство у меня, свойство такое. Виноват. "Вот,-- думаю,-- у меня на стене висит этюд Левитана, подарок Поленова -- картина, рисунок Васильева, Цорна. Мои эти картины. Почему мои? Ведь они не мои. А вот картины, которые я пишу,-- не мои. Пишу -- кому-то другим. Кажется, что это так и надо. Тоже вот эти рассказы пишу: пишу другим, не себе. Много писал декораций, рисунки костюмов, в театры, и все это для других. А вот рисунок Цорна -- это, кажется, мой... Так ли это? Хорошо ли, не знаю. Говорят -- собственности нет. Как сказать, не знаю хорошо... Жизнь -- вот это не собственность: умрешь, не говоря уже о всем прочем".
   Так я думал однажды в зимний день у себя в деревянном доме в деревне, где горел камин, было уютно и тепло, а кругом леса, зима -- пустыня холодная, далеко от Москвы. За столом у меня сидели два знакомых философа -- блондин и жгучий брюнет. Очень милые люди. Я поделился своими мыслями. Они снисходительно улыбнулись, когда я говорил, что у меня есть чувство собственности, что я люблю свой дом.
   Блондин-философ сказал:
   -- Это уже старо, давно известно. Прюдон сказал, что собственность -- кража.
   -- Да, я помню, читал раньше.
   Сидевший также за столом мой приятель, доктор Иван Иванович, человек солидный, с баками, спокойно уплетавший за столом жареного зайца, заметил:
   -- Да, конечно... философия. Так. Но вот я сейчас зайца кусок съел. Он у меня сейчас тут,-- показал он себе на живот. -- Чей этот кусок -- мой или нет?
   Оба философа -- блондин и брюнет,-- посмотрев друг на друга, снисходительно улыбнулись и ничего не ответили. Вопрос, конечно, был так себе.
   -- А вот,-- продолжал Иван Иванович,-- если спросить у этого ручного зайца (который сидел около), вот у него, которого выкормил он,-- показал он на меня,-- что бы заяц ответил, чей он?
   Оба ученых засмеялись.
   -- Да-с,-- продолжал Иван Иванович,-- а когда он его съест, этого своего ручного зайца, тогда чей он будет?
   -- Это вы не по существу... -- сказали ученые.
   Мой приятель гофмейстер, лежавший на тахте, отложил книгу, которую читал, в сторону и вступил в спор.
   -- Позвольте... -- сказал гофмейстер,-- мне кажется, что доктор Иван Иванович прав. Вы изволили сами,-- обратился он к ученым,-- послать сегодня депешу, сказав, что "это телеграмма моей жене". Так, значит, послали вашей жене. Значит, жена -- ваша.
   -- Это еще неизвестно... -- сказал некстати приятель мой Василий Сергеевич.
   -- То есть как это неизвестно?-- заметил, сдвинув сердито брови, ученый.
   -- Так,-- сказал Василий Сергеевич,-- вы говорите: собственности нет. А жена ведь это не вещь, да-с. Она существо само по себе. Моя жена -- что такое? А она возьмет -- и так-с!..
   Василий Сергеевич, приставив к своей голове два пальца, показал рожки. Оба ученые рассердились.
   -- Позвольте,-- говорят,-- это вы что же рога показываете? Какое вы имеете право про мою жену... даже не будучи с ней знакомы?
   -- Позвольте, позвольте,-- встав с тахты и горячась, говорил гофмейстер. -- Если собственность -- кража, как сказал этот ваш Прюдон, то, значит, супруга тоже кража. Так или нет?..
   "Ну,-- подумал я,-- начинается: сейчас поругаются".
   И вышел в другую комнату. Там надел валенки, полушубок, взял ружье. А в соседней комнате уже кричали -- клялись Прюдоном, Толстым, Достоевским.
   Когда я проходил через комнату спорщиков, те, растопырив глаза, спросили меня -- куда я иду. Я ответил:
   -- Да вот, по задворкам пройду к реке. У житниц и сараев, там солома в стогах, прилетают иногда серые куропатки.
   Так как спорщики были охотники, то, бросив горячий спор, они сказали мне:
   -- И мы пойдем.
   Оделись и взяли ружья.
   Философ-брюнет, горячась в споре, поперхнулся и, как-то икая, открывал рот. Выходя на крыльцо, он сказал доктору Ивану Ивановичу:
   -- Что-то у меня икота, в горле что-то...
   Иван Иванович посмотрел ему в рот и удивленно сказал:
   -- Ну-ка, откройте-ка рот-то побольше.
   Тот шире открыл рот.
   -- Вот ведь что... -- сказал доктор,-- это я в первый раз вижу... у вас нёбо-то черное, как у злых собак.
   Философ закрыл рот и, сердясь, сказал:
   -- То есть как это -- как у злых собак? Вы это что?..
   И икнул опять.
   -- В первый раз вижу,-- невозмутимо подтвердил Иван Иванович.
   Философ вернулся в дом и долго смотрелся в зеркало, открыв рот.
   Догнав нас у реки, где у горки стояли сараи и около них разваленные стога соломы, он сказал доктору, что и сам в первый раз видит, но что его нёбо действительно черное. В это время в стороне, недалеко, прямо на него вылетела из кустов ивняка стайка куропаток. Философ не растерялся и, выстрелив дуплетом, убил трех куропаток. А доктор Иван Иванович -- одну. Все поздравляли охотников с удачей.
   За обедом жареные куропатки, зимой! Какая редкость! Охотники разговорились. Василий Сергеевич говорил, что куропатки, в сущности, дикие куры и что он раз в лесу убил петуха, который-де, сидя на дереве, кричал по петушиному "ку-ка-ре-ку".
   Охотники усомнились. Но доктор Иван Иванович уверял, что помеси в природе много. Много разнообразия.
   -- Вот,-- говорит,-- у Васи,-- показал он на Василия Сергеевича, который, сидя за столом, сосредоточенно пил гонобобелевую настойку. -- Вот,-- говорил Иван Иванович,-- у него собака Шутик, породы неизвестной, а с морды вроде как кошка, и усы кошачьи, ловит мышей.
   -- Это верно,-- согласился Василий Сергеевич. -- Ее и прозвали -- мышеройка. На охоте отличная собака, дивное чутье. Как нору мышиную увидит, то сейчас рыть. Я уж ее и бил, уж и не знаю -- ничем не отучишь. Поймает мышь и съест. Кошачье что-то.
   -- В природе,-- заметил философ-брюнет,-- многое перепутано. Я сам, например. В моем роду были ханы, восток, Евразия. Род наш идет от Чингисхана.
   -- Вот и понятно теперь,-- заметил гофмейстер,-- вы были кочевники. Набеги, грабежи. Чувства собственности и не было...
   -- Далось вам это чувство собственности,-- с досадой возразил философ. -- Меня гораздо больше беспокоит -- почему у меня нёбо черное?.. Тень, что ли, так падает или съел какую-нибудь дрянь?..
   И он снова озабоченно пошел к зеркалу...
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Споры -- Впервые: Возрождение. 1936. 1 августа. Печатается по газетному тексту.
   Прюдон -- имеется в виду Прудон, Пьер Жозеф (1809-1865), французский публицист, экономист и социолог, один из основоположников анархизма.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru