Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
Собачий Пистолет
Помню, как-то летом, рано утром в деревне, слуга Ленька подал мне телеграмму.
-- Вот принес сегодня в ночь со станции сторож Петр. Опоздал маненько. Говорил, что шел после дежурства домой. Так вот на Ремже, у мельницы, только плотину хотел перейти и видит -- какой-то мохнатый сидит на мосту у плотины. Увидал Петра-то да так с плотины в омут а-ах!.. Петр думает: "Чего это?" А у его фонарь с собой, он ведь сторож железнодорожный, путь осматривает, ходит с фонарем-то, привык... Он и подошел, где лохматый сидел, и видит: гармонь лежит на мосту, поддевка и четвертной штоф. Он понюхал бутыль, слышит -- вином пахнет. Думает: "Глотну". И глотнул разок, да и другой, третий... Видит, водка. Нутро у него в радость ударило. Думает: "Чего же это человек в омутину бросился, меня, что ли, напугался?" Поставил бутыль. "Уйду лучше,-- думает,-- от греха, а то в ответе бы не быть, кто его знает -- может, утопился..." Только уйти хотел, а тот ему из омута и кричит: "Что, хороша водочка-то чужая?.." А Петр ему. "Чего чужая, а ты там, в омуту, почто сидишь, вылезай". Тот вылез, а у его в мешке рыбы что... Это он руками из нор линей здоровых таскает. Глядит Петр, а у его в сквозь волосья -- рога кажут... Петр-то думает: "Батюшки... да ведь это водяной..." И от его бегом. Вот и опоздал по тому случаю -- с телеграммой.
Покуда Ленька рассказывал, я прочел телеграмму. Написано: "Приедем, вторник. Дог, Николай, Павел, доктор Собачий Пистолет". Подписано: Юрий.
"Что такое,-- думаю. -- Дог -- это Василий Сергеевич, его так назвали за высокий рост и дородство. А вот доктор Собачий Пистолет -- непонятно..."
-- Да ведь сегодня вторник?
-- Вторник,-- говорит Ленька.
-- Эвона,-- закричал он, глядя в окна. -- Едут, в ворота заворачивают. И он побежал встречать гостей.
* * *
Приятели приехали немного озабоченные, с ними новый их знакомый, которого я однажды видел в Москве, в Литературном кружке. Он подошел к нам, когда я ужинал с Сумбатовым, и что-то часто и много Сумбатову говорил. Он писатель -- пишет в журнале "Женское дело". Он так скоро говорил, что у него слово за слово застегивалось: "Женское дело" он произносил: "женское тело".
Из себя он высок, худ, блондин, волосы длинные, приехал в черном сюртуке. Приятели мои все переодевались полегче, так как стояли жаркие дни. У Юрия Сергеевича рубашка шелковая, ворот обшит красными и голубыми петушками, огромный живот перепоясан пояском от Троице-Сергия. Коля Курин остался в белой крахмальной сорочке, но тоже для приличия опоясался ленточкой: ему дала тетенька Афросинья. Доктор Иван Иванович в чесучовой паре. Павел Александрович в зеленом охотничьем камзоле. Василий Сергеевич в шерстяной кофте, на которой штемпель профессора Егера.
-- Потому в Егере,-- сказал он,-- что у меня хронический ревматизм. Новому знакомому -- писателю -- я предложил красную кумачовую рубашку.
Надевая ее, он сказал скороговоркой:
-- В первый раз надеваю эту красную азиатскую рубашку палача... Но что делать, жаркое лето.
* * *
Было чудное утро. На террасе моего деревенского дома сидели за чайным столом мои приятели. Чай со сливками, клубника, малина, мед, оладьи.
Шут меня угораздил, взял я со стола из своей комнаты телеграмму и говорю Юрию Сергеевичу:
-- Что такое в телеграмме, я не понял, написано: "Доктор Собачий Пистолет..."
И вдруг новый приезжий, писатель, вскочил из-за стола, побледнел, сморщил брови, глядел то на меня, то на Юрия Сахновского.
-- Это что такое еще?-- сказал доктор Иван Иванович. -- Какой собачий пистолет? Я собачий пистолет? Это что еще?
Кругом все засмеялись. Тогда новый знакомый, подойдя ко мне, взял меня под руку, потянул в дверь, внутрь дома. И часто, запыхавшись, заговорил:
-- Я... я... Я приехал к вам с этим господином... Невозможно, культуры нет, понимаете... Нет. Глубоко сидит татарщина. Еще Шекспир сказал, то есть Толстой: "горе невежества...". Я не позволю... Я приехал спасти вас от этих варваров. Вы не понимаете -- кто они. Узнаете, но будет уже поздно... Сегодня в вагоне этот субъект, когда ехали, смел сказать про мою жену, окончившую Бестужевские курсы: "Она с придурью..." Как вам нравится?
Он, глядя на меня, говорил без остановки, и с губ брызгали слюни. Глаза вертелись во все стороны. Говорил и останавливался, сложив руки, смотря на меня.
-- Успокойтесь,-- сказал я,-- в чем дело? Это они так...
Наливаю ему из графина стакан воды:
-- Вот выпейте, успокойтесь, дорогой...
-- Я не дорогой, у меня есть имя -- Василий Эммануилович. Я в литературу несу и внес, а он смеет мне говорить: "А жаль, что с вас Шишкин не написал дубовую рощу..." А? Как это вам нравится? У меня цепочка на жилете золотая, он спрашивает: "Золотая цепочка?" Я говорю: "Золотая". А он говорит: "Златая цепь на дубе том..." А? Подумайте...
И он выпил залпом стакан воды:
-- Азиатчина.
-- Ерунда,-- говорю я ему,-- Юрий шутит и надо мной тоже... Вот и в телеграмме написал: "Доктор Собачий Пистолет".
Я пошел на террасу, он встал и пошел за мной.
Как только мы показались на террасе, Юрий Сергеевич сказал, показывая на нового приезжего:
-- Он ничего. Горяч. Только вот говорил, что жена у него дура была.
Новый знакомый только что взял в это время ягодину клубники в рот. Он поперхнулся, побледнел, захрипел. Доктор Иван Иванович вскочил, поднял ему голову кверху и стал бить кулаком по спине. Писатель закричал:
-- Не позволю! Молчать!
-- Ладно,-- сказал доктор. -- Прошло. А то ведь ягода проскочит в дыхательное горло, ну и ау!
-- Я не позволю мою жену... -- кричал новый гость. -- Милостивый государь, моя жена...
-- Какое ты имеешь право, Юрий, женщину при мне называть дурой?-- встав и подняв высоко брови, сказал Павел Александрович.
-- Что это значит -- "при мне"?-- быстро вставил новый знакомый. -- Кто вы такой, милостивый государь? А при мне? Я -- муж! Что значит "при мне"? Кто вы? Потрудитесь мне объяснить.
Трудно было что-либо разобрать: все говорили, все кричали. Вдруг около террасы раздался зычный голос Василия Сергеевича:
-- Ленька, качай!
И всех нас окатила пожарная кишка. Юрию попало прямо в рот. Поливало всех: и нового знакомого, и милого Николая Васильевича, который кротко молчал.
-- Я не позволю!-- еще кричал новый гость. -- Что же это у вас делается?
Коля Курин тихо говорил мне, вытирая салфеткой шею и голову:
-- Зачем это Юрий привез к тебе Собачий Пистолет?
-- Так это он Собачий Пистолет?-- спрашиваю я. -- Почему?
-- Он так часто говорит, как лает. Ну, его Барошка в кружке и прозвал. Его теперь все так зовут. Он обижается ужасно...
Странно, после того как Василий Сергеевич полил спорщиков, все стали покойнее, легче.
-- Ты не знаешь, Юрий, отчего это умные люди всегда такие сердитые?-- спросил Василий Сергеевич.
-- Вот вы,-- обратился он к новому знакомому. -- Чего вы все сердитесь? Всю дорогу сердились и теперь обижаетесь. Вы писатель, ну и пишите. Столько ерунды написали. А надо жить уметь хорошо, весело. Не надо сердиться. Юрий -- ведь он все зря говорит, а вы, дорогой, приехали в деревню -- тут радость, отдых, рай...
-- Позвольте вам сказать: я не "дорогой", у меня есть имя и отчество -- Виктор Эммануилович.
И Собачий Пистолет, посмотрев на всех с презрением, встал и ушел с террасы. Юрий, смеясь, говорил:
-- Он мне рассказывал, что жена его была хозяйка, любила хозяйство, а он писал роман под названием "Вперед". Однажды она без него рукопись взяла и сожгла, растапливая плиту. Он с ней разошелся -- она ушла от него. Я сказал: "Должно быть, она была того... дура, хотя, может быть, и хорошо, что сожгла ваши рукописи". Вот он и взбесился на меня.
-- И ты давно его, Юрий, знаешь?
-- Нет. Только по кружку встречал.
И мы все пошли купаться на речку.
После купанья, за завтраком, пришел крестьянин-охотник, приятель мой Герасим Дементьевич, со всеми поздоровался: "С приездом вас" -- и, посмеиваясь, сказал:
-- Вот пришел, а со мной Шурка-телеграфист со станции. Он тоже по охоте мастер и рыбу ловить. Оченно ему охота поглядеть на Собачий Пистолет, что в депеше прочел...
Мой новый знакомый опять вскочил. Приятели ржали как лошади.
-- Давай кишку, Ленька!-- крикнул Василий Сергеевич. -- Давай кишку в окно!
Нас снова полили. Подействовало, все сразу успокоились.
-- Это ведь верно -- водой надо,-- сказал Иван Иванович.
-- Вот видите,-- сказал новый знакомый. -- Кто вас окружает? Проснитесь. Неужели Репин, Айвазовский, Маковский могли бы жить в такой компании, допустить такое снижение идеала?..
-- Маковский и Айвазовский?-- лукаво и полувопросительно сказал Юрий Сергеевич. -- А Шишкин, наверное, написал бы с вас дубовую рощу...
-- Ну и барин, сердит... -- говорила, качая головой, тетушка Афросинья,-- вот сердит... Ежели бы прежнее-то время, всех бы он выдрал вас на конюшне...
...перепоясан пояском от Троице-Сергия -- богомольцы покупали в Троице-Сергиевом монастыре крестики, образки и пояски с молитвой Преподобному Сергию Радонежскому, которые прикладывали для освящения к его мощам.
Бестужевские курсы -- женское высшее учебное заведение; учреждено в Петербурге в 1878 г. кружком прогрессивной интеллигенции во главе с ученым и общественным деятелем А.Н. Бекетовым. Получили название по фамилии их основателя, профессора русской истории К.Н. Бестужева-Рюмина, который был их официальным учредителем и возглавлял курсы в 1878-1882 гг.
"Златая цепь на дубе том..." -- строка из поэмы А.С. Пушкина "Руслан и Людмила" (1820).