Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
На реке
До чего хорошо в деревне! Конец мая, и уж летняя жара. Сад и все кругом в свежей зелени. За рекой, в Феклином бору, кукует кукушка. Приятели мои, приехавшие погостить, ушли купаться. Внизу, за моим садом, речка Нерль; там тихо на бережку, на зеленой траве, где ольховые деревья, прозрачная вода. В ней отражается и лес, и небо, желтые купавки точно горят на реке. Как пахнет травой, водой, летом!..
Сижу я на ступеньках крыльца моего деревенского дома и мою в банке запачканные в красках кисти для живописи. За загородкой малиновый сад, пышно зеленый. Звонко и весело щебечут малиновки. Затихает душа...
Кладу кисть на сухую ступеньку крыльца, чтоб сохла. Слышу, вдали на реке кто-то громко кричит: "Вы не имеете права называть меня скелетом".
Что такое? Должно быть, поссорились приятели. Вижу, от реки по тропинке сада бежит ко мне Василий Княжев, мой слуга, друг и рыболов. Быстро подходит ко мне и говорит озабоченно:
-- Василь Сергеич приказали веревку достать долгую, потолще: учут плавать Николай Василича. Он плавать не умеет, и тот его обучить хочет.
-- Возьми веревку в сарае, поищи, там есть. Да скажи им, чтоб не долго купались, а то завтрак остынет.
-- Да кто их знает, они еще не купались, а так только на берегу ругаются. Очень обиделся на Василь Сергеича ученый: он его шкелетом обозвал. Да и верно -- тот разделся, так вот худой... прямо чисто шкелет.
"Пойду-ка,-- думаю,-- посмотрю, как это Василь Сергеич учит плавать". Подхожу, слышу зычный голос Василия Сергеича: "Болтай ногами, болтай, что же ты, дура, ногами не болтаешь? Ну, сначала!.."
Мне видно с бугорка, как внизу в речке стоит в воде Василий Сергеич, а у другого берега, по колено в воде, Николай Васильевич Курин, обвязанный в груди полотенцем и веревкой. Он испуганно глядит на своего учителя плавания, Василия Сергеевича, а тот кричит: "Ну, сначала... Раз, два, три!" -- и тянет веревку. Ученик падает в воду и, скоро барахтаясь, болтая ногами и руками, приближается к учителю и становится в воде около, кашляя и захлебываясь. В стороне стоит мой новый гость, ученый, и пристально смотрит на урок. Рядом сидит нагишом на травке толстый Юрий Сергеевич и курит.
Увидав меня, Василий Сергеевич орет:
-- Это вы думаете, просто, учить плавать? Нет-с, не просто. Вот шкелет тоже плавать не умеет.
И он показывает на ученого.
-- Я еще вам раз категорически говорю: вы не имеете никакого права называть меня скелетом... -- обиженно говорит ученый.
-- Сначала!-- кричит Василий Сергеевич и, переплыв на ту сторону речки и держа в руке конец веревки, опять быстро тянет привязанного к ней несчастного ученика, который барахтается и испуганно кричит:
-- Ну, постой, брат, довольно... постой.
-- Нет, погоди!.. -- не сдается Василий Сергеевич. -- Сам просил: выучи! Ты уж хорошо махаешь руками, постой!
Я говорю Юрию Сергеевичу, который сидит на травке, как Будда, и покуривает:
-- Что же это делается? Посмотри на Колю; он же дрожит как осиновый лист.
-- Я и сам вижу, что дрожит,-- отвечает Юрий. -- А интересная, брат, штука!.. Трудно, должно быть, выучить плавать. Что-то в этих уроках собачье есть. По-моему, его надо за ногу привязать и тянуть.
Покуда мы разговаривали, приятель мой, Николай Васильевич, быстро развязав веревку и схватив рубашку с травы, пустился голый бежать кверху, по дорожке на бугор.
-- Вот видите, какая скотина,-- обиделся Василий Сергеевич,-- сам ведь просил: "Выучи, выучи..." А если бы его еще раз десяток протащил по реке, так он бы уж плавал. Я ведь не зря говорю: знаю.
Василий Сергеевич вылез из воды, вытерся полотенцем, стал одеваться, лицо у него было такое серьезное, будто у настоящего спортсмена.
* * *
Когда мы пришли домой, его ученик, Николай Васильевич, сидел на кухне у плиты, в пальто и в калошах, а стряпуха -- тетушка Афросинья -- жалостно говорила:
-- Их, сердешный, Миколай-то Василич, топ на реке... Пришел в чем мать родила, посинел весь.
А за завтраком Николай Васильевич сказал:
-- Вася, может быть, ты и хорошо учишь плавать, только, брат, у меня ноги и сейчас дрожат...
-- Это так и должно быть,-- заявил серьезно его учитель. -- Вы знаете, в Англии, скажем... Там каждый должен уметь плавать. Вот вы, положим, профессор,-- он обратился к моему знакомому ученому,-- а если плавать не умеете, все к черту, с кафедры долой... Плавать необходимо всем. А то с вами никто разговаривать не будет... У нас тоже пловцы есть. Мой знакомый фабрикант -- фабрика бумажная по берегу Волги, его Володей зовут,-- эх, здоров! Вот он дернет утром коньяку на берегу, наберет в грудь воздуху и прямо в Волгу. По дну переходит на ту сторону, не вздохнув. Выйдет на берег, дернет опять коньяку, наберет воздуху в грудь и назад -- домой на фабрику... Таких-то, пожалуй, и в Англии нет... И нигде... А у нас ничего не знают.
* * *
На другой день приятели мои опять пошли на реку купаться. Колю опять учили плавать. Опять Василий Княжев прибежал и сказал:
-- Чудно... А ведь Николая Василича выучили... Сам теперь через реку перебарах-тывается, без веревки... Видать, что выучили. А теперь велели у вас спросить, чтоб коньяку дали. Значит, теперь учить будут нырять.
Василий взял из шкафа бутылку коньяку и убежал на реку. Странно, что мой ученый тоже, несмотря на то что поссорился с Василием Сергеевичем, пошел на реку учиться плавать.
* * *
В стороне, с краю сада, за большими елями, сижу я в тени и пишу с натуры красками этюд. Слышу, внизу, на речке, голоса приятелей: "Зажми нос... Раз, два, три -- ныряй".
Тетенька Афросинья идет мимо меня с огорода, несет свежие огурцы и укроп. Качает головой:
-- И чего это делается на реке, ужасти... Миколая Василича беспременно утопют... Василий Сергеич карахтерный -- все чтоб по его было. А Миколай-то Василич смирный, где ж ему супротив... Вот Юрь Сергеич -- тот не дастся нипочем... Барин с ответом. А етот тоже, учитель -- ученый, глядеть жалко. И худ. Верно, што шкелет...
С реки прибегает Василий, говорит, запыхавшись:
-- Василь Сергеич велели, чтоб завтрак принесли на реку, и вам велели приходить.
-- Ладно,-- говорю. -- Собирай там в корзинку все, что Афросинья приготовила. Я приду на реку. Правильно придумали: на речке хорошо посидеть...
-- Это верно,-- соглашается Василий. -- Чего лучше? Эдакой жисти нигде нет, как у вас, ей-ей...
И Василий смеется.
-- Ты чему же смеешься?-- спрашиваю я.
-- Чудно больно! Заметьте, ведь это што: плавать обоих выучил -- и шкелета... Через глубокую яму переплывает... Только оба оглохли -- вода в ухи натекла. Ученый-то слаб, зеленый весь.
-- Отчего это?
-- Отчего... В господах бывает... От нежности... Через женский пол тоже...
* * *
На берегу реки, на травке, накрыта скатерть, на ней блестят в графинах мятная настойка, березовая, черносмородиновая на почке. Маринованная щука в монастырском рассоле, копченые ельцы, жареные цыплята, грибы сыроежки, молодая картошка, огурчики ранние, редиска, караси в сметане...
Приятели сидят кругом на травке в тени ольховых ветвей. За речкой дремлет на солнце, выступая огромными соснами к самому краю реки, Феклин бор.
Василий Сергеевич наливает ученику, Коле Курину, стакан мятной, насыпает туда перцу и говорит:
-- Пей.
-- Довольно... -- отказывается тот.
-- Чего "довольно", пей... Посмотрите на него -- ведь он синий весь.
-- Так ведь будешь синий, посинеешь... -- отвечает робко Коля. -- Но до чего я, брат, рад, что плавать научился... Спасибо тебе, Вася...
На той стороне реки, к бережку, пришел пастух, седой старик, и с ним мальчик-подпасок. Они сели на бережку и глядят, как господа утешаются. Василий Сергеевич, увидав пастуха, крикнул:
-- Иди сюда, дед,-- переходи реку ниже, по броду. Приходи -- угостим.
Пастух встал, мальчик-подпасок побежал по лужку за кусты, где вдали паслось стадо, и, хлопая длинным кнутовищем, погнал стадо по краю соснового леса.
Дед-пастух подошел к нам, поднес к губам длинную дуду пастушью, и берег огласился протяжными переливами.
Композитор Юрий Сергеевич, мигая, смотрел на седовласого старика.
-- Это вот в утро, барин, играю... -- говорил пастух.-- А это вот вечор... А это вот самое -- Богу и солнцу... Кто хлебушка дает нам, грешным...
И дед играл на дуде, задумчиво водя серыми глазами. Юрий Сергеевич смотрел на старика и мигал. В звуках, отрывистых и протяжных, было что-то отрадное, похожее на всю красу берегов дивной родины нашей... Какая настоящая красота и ласка душевная лилась в звуках пастушьей свирели.
-- Спасибо тебе,-- сказал Юрий Сергеевич, когда пастух кончил. -- Вот, выпей, закуси.
-- Закусить -- благодарствую, а пить... Нет, не пью. Дал обет. Давно, смолоду, Преподобному Илье Пророку... В грозу и с градом -- обет дал, когда всех овец перебило... В Нереке то было, не пью. Ну, а рыбка хороша. Река Нерль невелика, а рыбна... Только вот купаться опасно здесь -- вот ето место.
-- Почему?-- удивились мои приятели. -- Почему опасно?
-- Да вот... это самое место, а на бугре-то сад, значит, там ране дом господский был большой. Я еще махоньким его помню, большой дом. Сгорел, значит, он. Барин ране жил там -- Ступишин, у его жана плясунья была. И вот до чего хороша... и плясала она ране в Питере. И увидел ее Ступишин, к себе и увез. А она и померла. И вот он после того стал чисто зверь. Вот пил... Тожа помер... Патрет ее большой был в доме, она ночью с патрета выходила и плясала в саду... Ну, дом и сгорел. А она куда делась -- говорили, в воду ушла... В реку. Видал я разок ее по осени -- вот это место. В ночном пас, месяц светил. Со скуки я и поиграл на дуде. А она-то над рекой -- это вот место -- пляшет... И платье у ей широкое, красива была... Пляшет и в воду глядит. Как играть-то я бросил, она села и заплакала. Гляжу -- ее и завернуло туманом... Вот он, Колька, видел,-- показал он на подпаска.
Подпасок ел пирог и оглядывал нас. Он робко сказал:
-- Видал...
* * *
Была такая светлая сказка, была такая простая жизнь... Да, была... Речка-то еще есть. А чудаки мои приятели ушли в вечность...
ПРИМЕЧАНИЯ
На реке -- Впервые: Возрождение. 1936. 24 мая. Печатается по газетному тексту.