Коровин Константин Алексеевич
Мушки

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
   М.: Русский путь, 2010.
   

Мушки

   Помню лето в Москве. Жизнь была такая безмятежная, никаких событий. Стояли жаркие июльские дни. Все москвичи жили на даче, к вечеру на улицах Москвы бывало пусто, по Тверской-Ямской ехали лихачи за город. Там рестораны, пели хоры цыган.
   А я предпочитал деревню -- семь часов от Москвы,-- к себе. Там был у меня деревянный дом у большого леса и у речки Нерли, и я любил дом свой. В глуши живу, а хорошо... У меня приятели всегда гостят, такие особенные люди,-- хорошие. Охотники, артисты.
   В большой комнате моей мастерской окна выходили в сад. Видны большие ели, березы и даль бесконечных лесов. Моховое болото и поля, поля... Желтые полосы ржи, и какой воздух!
   У окна моей комнаты -- стол. На нем в коробке табак. Приятель мой, Коля Курин, подошел к окну и свертывает папиросу, а другой приятель сидит за другим столом посредине комнаты, сидит и набивает патроны для ружья -- собирается на охоту,-- снаряжает патроны бекасинником.
   Приятель-гофмейстер лежит на кушетке и читает газету -- со станции принесли.
   Коля Курин, набивая папиросу, поет, так, от нечего делать.
   
   О-от одной прелестной да-а-амы
   Я прине-е-с две ро-зы ва-ам...
   
   -- Это что ты поешь все?-- спрашивает его Василий Сергеевич, набивая патроны.
   -- Это, брат, пою я из "Гугенот", паж, брат, поет там это самое...
   -- От какой же он это дамы принес розы? И в чем дело? Ерунда.
   -- Совсем не ерунда,-- протестует Коля. -- Романтика... Счастливая эпоха была.
   -- А эта дама замужем была?
   -- Замужем?-- передразнил его Коля. -- Это была какая-нибудь маркиза. А он, которому она розы прислала с пажом,-- тенор. Он поет:
   
   Люблю тебя,-- сказала ты,--
   Люблю-ю-у-у...
   
   -- Если бы я был пажом,-- сказал Кузнецов,-- то сам за ней приударил. А то неси кому-то розы... Очень нужно. Как глупо.
   -- Она,-- продолжал Коля,-- она бы не стала тут жить. Что здесь? Видишь, бревна, деревянный потолок. Нет, брат, у ней все стены в резьбе, узорах. Она с тобой и говорить-то бы не стала...
   -- То есть это почему же не стала?
   -- Не стала бы. У маркизов жабо, парча, на ногах золотые пряжки, шпага, парик белый. А ты -- посмотри на себя: босиком, в фуфайке Егера, нечесаный. Она бы, увидав тебя, упала в обморок...
   -- Знаем мы эти обмороки!-- сказал Кузнецов. -- У меня Ольга тоже в обморок падала. А ее из ведра водой. Ну, бросила обмороки. У меня эти штучки не пройдут.
   -- Их грубостью не возьмешь.
   -- Как я бы хотел жить в ту эпоху,-- мечтательно сказал Коля. -- Красивая жизнь была. Конечно, трудно -- надо было учиться ногой шаркать и шляпу уметь снимать, чтобы все элегантно. Тебя, брат, и не подпустили бы...
   -- А вот мы, доктора, в особом положении,-- сказал Иван Иванович. -- Перед нами тоже не пофинтишь. Кто хочешь будь, а сознавайся: живот болит или мало ли что... Это тут перед нами все одинаковы. Говори, что болит,-- и все тут...
   -- Ну, не-ет... -- не соглашается Коля Курин.-- Там у них прежде и доктора были другие. У каждой свой медик. Приходил утром и наклеивал маркизе мушку -- то на щеку, то вот сюда... -- показал Коля на грудь.
   -- А за каким чертом нужны там мушки?-- удивлялся Василий Сергеевич.
   -- А как же? Мушки показывали, куда ее сегодня целовать можно...
   -- Ну, уж это ты врешь... И притом она приклеит мушку черт знает куда -- ну и целуй ее... Очень нужно.
   Лежавший на тахте приятель мой, гофмейстер, читал газету и слушал разговор гостей. Он отложил газету в сторону.
   -- Ты все врешь. Откуда ты это знаешь?-- говорил Кузнецов. -- Вот спроси Николая Александровича. Он гофмейстер, значит, придворный, знает этикет побольше тебя.
   -- Какой вздор,-- сказал гофмейстер. -- Хотя, конечно, мушки женщины приклеивали из кокетства. Это к некоторым идет. Но чтобы они указывали -- куда ее целовать... Это вздор.
   -- Нет, я верно говорю,-- отвечал Коля. -- У меня самого была такая история с мушкой. Ужас! Я в Крыму познакомился, в Ялте,-- еще студентом тогда был, молодой... Хорошенькая блондиночка. Я увидел ее в городском саду на музыке, среди публики. Все нарочно проходил мимо нее и смотрел. Она с кем-то ходила по саду, потом они сели за столик, я -- рядом, за другой. Они лимонад пить -- я тоже. А на другой день я с ней познакомился. Она говорит мне:
   -- Я буду в городском саду вечером. Я мушку если вот сюда наклею, то вы тогда подойдите ко мне. А то -- нет, и не здоровайтесь со мной. Понимаете?
   Вечером, вижу, у ней мушка там, где показала,-- у шеи внизу. Я подошел, и она из сада ко мне поехала. Вот я в нее втюрился! А на другой день она пришла ко мне и говорит:
   -- Я,-- говорит,-- жду деньги, мне должны на днях прислать. Прошу вас, не можете ли вы вот заложить мои часики?
   -- Хорошо,-- говорю я ей. -- Извольте -- я заложу ваши часики.
   Ну, и пошли в ломбард. Я взял часики и пошел закладывать. А она ждет на улице. Оценщик посмотрел часики и предложил за них пятнадцать рублей. Я взял деньги и выхожу. Вижу -- она ходит напротив, по набережной. Подошел к ней и говорю:
   -- Вот,-- говорю,-- заложил ваши часики, но дали мало, только пятнадцать рублей.
   Она как вскрикнет:
   -- Как? Да вы что... Ай! Как -- пятнадцать рублей?..
   -- Успокойтесь,-- говорю,-- больше не дают. Они же маленькие, простые...
   -- Как -- простые? Ай!
   На нас смотрят прохожие, останавливаются, а она себя за голову хватает.
   -- Идемте,-- говорю я ей. -- Я сейчас возьму их назад.
   Пошел с ней в ломбард. Даю квитанцию. Там смотрят -- что такое: только заложил и уже выкупает. Но подают часы. Артельщик кладет их на прилавок. Она увидела их, как заорет на весь ломбард:
   -- Ай! Это не мои... Ай! Мои в бриллиантах...
   Все смотрят, а она кричит:
   -- Кто вы такой? Где мои часы?
   Вот какая история. Позвали полицейского, в участок. Пристав говорит:
   -- А эти чьи же часы?
   Она говорит:
   -- Не мои.
   Пристав, видно, человек бывалый, хороший:
   -- Вот что... -- говорит. -- Вы как-нибудь помиритесь, а то это дело скверное, я должен составить протокол.
   Я отвел ее в сторону, а у ней глаза такие злые... Думаю, что делать? Смотрю на нее, а мушка так в глаза лезет, так и лезет. Говорю ей:
   -- Сударыня, вот вам... у меня полтораста рублей, возьмите...
   А она кричит:
   -- Ай! Это часы моей матери покойной, они мне дороги...
   -- Возьмите,-- говорю,-- вот еще мои часы,-- и даю ей часы моего отца -- золотые.
   -- Мне не нужны ваши часы. Зачем мне часы...
   Я говорю:
   -- Подождите, я пойду, заложу их...
   Она не пускает меня:
   -- Вы не уйдете... Я полюбила вас,-- говорит. -- Поцелуйте меня в мушку!..
   -- Ну, думаю, черта эти мушки!-- и говорю приставу, что сошлись, мол, помирились.
   Отдал я ей и деньги, и часы отца и скорей из Ялты! Пешком через Ялту до Севастополя пер.
   Вот что такое мушки... Я-то, брат, знаю. Я потом прочел про эти мушки всю историю. Я знаю...
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Мушки -- Впервые: Возрождение. 1936. 25 мая. Печатается по газетному тексту.
   ...из "Гугенот"... -- "Гугеноты" (1835) -- опера Дж. Мейербера.
   фуфайка Егера -- здесь и далее, см. прим. к с. 649 кн. 1 наст. изд.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru