Коровин Константин Алексеевич
Заря

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 1. "Моя жизнь": Мемуары; Рассказы (1929-1935)
   

Заря

   Много зеленых елок было в моем саду.
   Зима. Сумрачно. Злые тучи синеют в сумерках над угрюмым лесом. Спит в тиши заколдованное царство лесное. Среди опущенных ветвей, занесенных снегом, приветливо проглядывает красная вечерняя заря. В ее замирающем свете -- тайная надежда и печаль, как будто она хранит в себе там, где-то, за далью лесной, самое нужное сердцу -- таинственное недостижимое счастье...
   -- Слышь, Кискинтин Лисеич,-- говорит мне дед-сторож, стоя на крыльце дома моего в деревне.-- Слышь, у Некрасихи бубенцы звенят. Знать, с горы съезжают. Это к тебе едут гости.
   -- А что ж, ты рад гостям-то? -- спрашиваю я деда.
   -- Да как же, праздник ведь завтра эдакой большой. Господи, помилуй. Ведь я все тут один живу, рад теперь, давно один, всякому человеку рад. Вот без тебя когда -- долго вечер зимний... Сидишь, ну, поговоришь с собакой, вот заяц наш, все же рад и им, не один как-то, живая тварь около. Тоже и им скушно без тебя. Баран вот -- ну, это дурак точно, во дурак. В ём нету это самое... не чувствует он любови никакой. Жрать бы да бодаться, боле ничего. А собака, ну... собака тебя жалеет, что вот человек добрый. И заяц тоже понимает долю одинокую... Слышь, вот едут, ужу сарая. Самовар готов, к столу понесу. Поди, озябли дорогой гости-то...
   Бодро въезжают в ворота подводы-розвальни. На синем снегу вечера видны темными силуэтами закутанные в шубы приятели.
   Боюсь, надоел я читателю своими приятелями-охотниками. А их уж нет, но они все еще живы в моем воспоминании, так же, как и мой дом деревенский, далеко отсюда... Одинокий дом, стоящий у леса и реки... Цел ли он?
   Весело смеясь, вылезают друзья-охотники из саней.
   -- Как я рад, что опять приехали сюда к вам, никогда не быля зимой так далеко...-- говорит немец Андрей Иванович -- рыболов и охотник.
   -- Да, приехали -- почему, непонятно. От праздников, из Москвы, к вам. Почему такое? Вот тянет в деревню к вам -- неизвестно почему. Теперь не лето, снег, глушь -- а тянет,-- смеясь, радуется Василий Сергеевич.-- Какая штука оказывается, странна штука. Вот у нас у всех -- жены. Юрий-то холостой. И все они рады, что мы уехали на праздник. Вот вам... Ни одна не сказала: "Зачем едешь от праздника?" Особенно рада была Колькина Анфиса, прямо мне сказала: "Увезите его, пожалуйста, на охоту подальше".
   -- Вот врет-то...-- возмутился Николай Васильевич Хитров.-- Ничего подобного. Врет, и не говорила вовсе она "на охоту", так как я не охотник, и не говорила "подальше" -- все врет.
   -- Моя жена тоже ошень рад, когда я на охоту езжу,-- сказал Андрей Иванович.
   Охотники расположились за чайным столом. Завтра праздник Рождества Христова, сегодня постный день. А на кухне слуга мой Алексей разбирает с тетушкой Афросиньей провизию. Вынимает из кульков гуся, белорыбицу, а поросенок и окорок ветчины, покрытый толстым тестом, печется в печке, и композитор Юрий Сергеевич дает советы, как и что жарить, сам смотрит и пробует -- поспело ли. А водка и вина заперты наглухо...
   -- Отчего это,-- спрашиваю я,-- женщины не любят зимой деревни? Так хорошо здесь -- праздник, тишина...
   -- Нет, нет, они терпеть этого не могут... Зима, говорят,-- так скюшно...-- сказал Андрей Иванович.-- Если бы лето, ну, другое дело. А то мой жена ни за что не поедет. Летом на даче хорошо -- музыка играет и лодка катается по реке, дорожки ровны -- гулять хорошо. А тут, ничего, говорят, нет хорошего -- только мужики.
   -- Разве женщину понять возможно? -- говорит Василий Сергеевич.
   И добавляет, смеясь:
   -- А может, они нам всем на праздник там рожки ставят...
   -- Нет, это я не поверю,-- засмеялся Андрей Иванович.-- Я когда молодой бывал, то тоже подумал это. И так делал: поеду на охоту и вернусь случайно. Никогда нишево. Она спит, покушает колбаска и спит...
   Когда пришел в комнату Юрий Сергеевич, то серьезно объявил:
   -- Окорок тамбовский... будет замечательный.
   -- А вот ты скажи, Юрий,-- спросил Сосновского Василий Сергеевич,-- вот ты холостяк... Отчего вот с нами не едут сюда, в деревню, ну вот, скажем, моя Ольга. Зову -- не хочет. И вот Николаева Анфиса -- тоже никогда не едет.
   -- Во-первых, они вас отлично знают, и вы им надоели...-- сказал Юрий, смеясь.
   -- Вы тоже их знаете, а они без вас рады -- они там себя показывают...
   -- То есть как это -- показывают...-- удивился Коля.
   -- Так: твоя Анфиса показывает себя святой, возвышенной и умной. Там разные профессора, лекции, заседания... Она же личность, свободная личность. Так и говорит про себя: я -- личность. Ну, одному она говорит, что она с тобой замучилась, что ты глуп, невыносимо, изменяешь ей. Тот, конечно, жалеет ее: она личность. Другому она говорит, что ты замечательный человек, писатель великий, ее безумно любишь и без нее пропадешь. Она тебя сделала писателем, и только это чувство ее с тобой связывает. Только. Этот тоже ее жалеет, она же личность. Ну... и при случае наставит тебе рога...
   -- Постойте, постойте,-- подняв высоко брови, говорит удивленный приятель Коля.-- То есть как же это -- рога? Какое ты имеешь право?..
   -- А знаешь, это все верно, что говорит Юрий,-- перебивает Василий Сергеевич.-- Они себя показывают такими хорошими... Дурачков ищут...
   -- Это ошень грустно,-- сказал Андрей Иванович.-- Когда еще одна любовник -- это еще нишево. Но когда много, то надо из дома бежать.
   -- Я отчего холостой? -- сказал Юрий.-- Не выходит жизни, понимаете. Я не нравлюсь женщинам, а обманывать меня трудно: я вижу, я вообще не верю. Скучно же тогда со мной.
   -- Я думаю, что это ты оттого холостяком застрял, что талию потерял. Толст уж очень...
   -- Нет, не потому...-- заметил все время молчавший доктор Иван Иванович.-- Я живу с женой, не знаю... как сказать, хуже, чем кошка с собакой. А в чем дело -- не могу разобрать. А ведь я ее от мужа отбил -- она замужем была. Нравилась, отбил. А теперь сидит она дома. Приду -- она салфетку вяжет. Обед готов. Если приду с кем-нибудь из знакомых -- недовольна. Говорит мне: "Как деньги скоро выходят... Вот куда пять с полтиной делись... Должно быть, ты в карты проиграл..." А я никогда и в карты-то не играл. Я говорю ей: "Позвольте вам сказать -- я в карты не играю, не играю -- поняли, сударыня". А она мне говорит: "Успокойтесь, не горячитесь, мне тоже муж мой прежний говорил -- "не играю", а сам дом проиграл..." Это, знаете, выдержать невозможно. Не могу. Бегу из дому, ну сижу в "Метрополе" или в "Московском", у Егорова в трактире... Жить нельзя...
   -- А это... позвольте вас спросить,-- что такое?-- спросил Василий Сергеевич.-- Вы знаете, у меня друзья -- весь Малый театр, Художественный, все актеры. Остужев первый любовник, Бакшеев -- второй любовник. Так и в контракте пишут: первый любовник, второй любовник. Это что ж такое? Все любовники! Значит, так полагается. Потом -- благородный отец. Это муж с баками, всегда такой расстроенный. Уж роль такая. И всегда он в дураках. Что это такое? И столько историй из этого выходит.
   -- А почему же муж всегда в дураках, позвольте?..-- сразу как-то обиделся приятель Коля.-- У меня, брат, две дочери, я тоже благородный отец.
   -- Значит, ты не любовник, значит, в дураках живешь...
   -- Как странно,-- раздумчиво сказал Иван Иванович.-- А вот приедешь сюда -- глушь, тишина, лес кругом, и как-то вспомнишь Москву -- все другое: толчея, заботы, огорчения, а радости нет. Я как-то подумал, видя свою жизнь и других тоже. Подумал, есть ли счастье вообще? Говорит пословица: "человек -- кузнец своего счастья". Значит, жизнь хороша, когда можно сковать счастье. Значит -- умно кругом, честно. А вот попробуйте-ка -- жизнь не выходит. Я что-то нигде не вижу, все как-то случайно, вроде как ошибся выходит,-- все не то. Все ждешь лучшего, ждешь чего-то... Так и пройдет жизнь. Значит -- я не кузнец,-- сказал серьезно доктор Иван Иванович.-- Вот что. И, по правде сказать, кузнецов этих самых что-то тоже не видал...

* * *

   Вспоминается мне зима, темная зимняя ночь. В деревянном доме моем тепло... И нет больше дома у меня, и друзья мои ушли в вечность... И не было ни у меня, ни у них в жизни той зимней зари, которая радостно светила за лесом, среди ледяной земли. Той тайны счастья и веры, которая была обещанием с юности. Прощальная заря уходящего дня потухала в тайной грусти! А, может быть, снизойдет заря и воссияет свет разума, и снизойдет любовь к нам -- без лжи и обмана...
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Заря -- Впервые: Возрождение. 1935. 15 декабря. Печатается по газетному тексту.
   Николай Васильевич Хитров -- имеется в виду Н.Н. Куров.
   Сосновский -- имеется в виду Ю.С. Сахновский.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru