Коровин Константин Алексеевич
Телеграммы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 1. "Моя жизнь": Мемуары; Рассказы (1929-1935)
   

Телеграммы

   Приятели мои решили на Рождество ехать ко мне в деревню, в мой деревенский дом. Там хорошо, лес, зима, от Москвы далеко, пустыня зимняя, неизвестность. В Москве надоело. Театры, рестораны, кружок -- приелось.
   Приятели мои были охотники, хотя, в сущности, охотником был только Павел Александрович Сучков. Архитектор Василий Сергеевич больше был рыболов. Юрий Сергеевич Сахновский -- композитор, музыкант, не был охотником, но любил ездить ко мне. Николай Васильевич Курочкин все собирался сделаться охотником, но так ничего и не вышло. Решили пригласить еще знакомого, настоящего охотника, Караулова. Он даже медведя застрелил, охотник настоящий. У него и лицо такое, охотничье, брови большие, как из пакли, усы тоже, глаза карие, лицо загорелое, даже зимой.
   -- Теперь зимой рысей много,-- говорю я.
   -- А почему рысей? -- спрашивают.
   -- Потому, я ходил по лесу, хвосты нашел. Рысиные хвосты. Они к зиме бросают хвосты, теряют. Я рысиных хвостов набрал, стекло от лампы чистить хорошо. Рысь зимой без хвоста бегает.
   -- Вздор говоришь, всегда вздор,-- сказал бодро Павел Сучков.
   Коля прибавил серьезно:
   -- У него там волков до черта.
   А Василий Сергеевич надеялся ловить в прорубках налимов, ночью. Коля Курочкин был рад ехать.
   -- До чего я замучился,-- говорил.-- Одна меня так заела, не знаю, как отделаться.
   -- Какая? -- спрашиваю.
   -- Да ну ее к черту, не стоит говорить. Знаешь, бабы сначала кажутся прямо как ангел, а потом такая, понимаешь, ерунда выходит, понять ничего невозможно.
   -- Ты ее захвати с собой, она развлечется,-- советовали мы ему.
   -- Что вы, невозможно. Она поет.
   -- Вот и хорошо, что поет.
   -- Но у ней никакого слуха, понимаешь. Ужас.
   -- Так как же ты, музыкант, это допустил?
   -- Так я же не знал, что она поет. Как все в жизни сложно. Надоели эти истории. Я поеду с удовольствием в деревню.

* * *

   На отъезд сбор назначен на Ярославском вокзале.
   Поезд отходит в 9 вечера. Я увидал у буфета странного человека. Не узнал сразу. Караулов. На плечах у него был огромный сверток бечевки. С красными кусками кумача. Он пил чай. Пассажиры, проходя, останавливались, посматривали на него. Бечевка с красными лоскутами -- это для загона, обкладывать зверей.
   Приехал Коля. В пальто. Котелок и резиновые калоши.
   -- Что же это ты, так, ведь там сугробы. И котелок. Ведь холодно. Мороз. Замерзнешь.
   -- Ерунда,-- ответил Коля.
   Приехали Сучков и Василий Сергеевич. Вот это охотники. Сразу видно. Валенки до пояса, шапки с ушами, белые полушубки с меховыми отворотами. Одеты, как Садко в опере. Носильщики несут багаж. Клетку для попугая, какой-то большой фонарь, ловушки для мышей.
   -- Павел, зачем клетки?
   -- Оставь,-- сказал Павел Александрович быстро и пошел мимо.
   Первый звонок. Вышли на перрон. Носильщики несут наш багаж в вагон. Только хотели войти в вагон, высокая дама с черными глазами и с сердитым лицом берет Колю за рукав, отводит в сторону и что-то часто говорит ему.
   Уж второй звонок. Я посмотрел в окно вагона. Дама все говорит что-то Коле, так сердито. Смотрю: она старше его. Вдвое.
   Третий звонок. Коля отскочил от дамы и прыгнул на ступеньки в другой вагон третьего класса.
   Поезд тронулся. Мы сидим в вагоне. Коли нет.
   -- Должно быть, остался,-- говорит Василий Сергеевич.
   Проехали Мытищи, Пушкино. Вдруг -- Коля.
   -- Где был?
   -- Я, брат, ушел в самый конец поезда.
   -- Это твоя певица?
   -- Она, брат. Как бы, черт, не приехала, брат. Вот озлилась.
   -- Обязательно приедет. Вы адрес дали? Завтра же приедет.
   -- Вот беда! -- сказал Коля.-- Черт-те што.

* * *

   Подъезжаем к станции Сергия Троица. Остановка десять минут. Пассажиры выходят. Пьют чай. Буфет. Коля ушел к телеграфу.
   Сели. Опять едем.
   -- Брось,-- говорит Юрий Сергеевич Коле.-- Что молчишь? Приедет, ну и пускай.
   -- Теперь не приедет,-- мрачно сказал Коля.-- Я, брат, телеграмму дал. Срочную. Написал, брат, попал под поезд.
   -- Как!
   Мы все удивились.-- Так.
   -- Да что ты, с ума сошел?
   -- Я, брат, знаю, меня нечего учить. Подписал телеграмму "министр Хилков".
   -- Хилков! Ха-ха-ха. Министр путей сообщения!
   -- Телеграфист посоветовал. Крепче, говорит, будет. Теперь ни за что не приедет.

* * *

   Поезд остановился у Рязанцево.
   -- Вылезайте, скорее,-- говорю я.-- Приехали.
   Зима. Мороз. На небольшой станции у входа горят фонари. Снег. Иней на деревьях. К нам подходят возчики, Феоктист, Павел, берут багаж, говорят: "С приездом вас".
   На станции пассажиров нет. Багаж кладут в розвальни. Виден темный лес, стеной. Над ним чуть просвет зимнего утра. Холодно. Едем большим лесом. Скрипят полозья по мерзлому снегу. Мороз щиплет лицо.
   -- А что, рыси есть здесь? -- спросил Павел Александрович возчика.
   -- Рыси есть,-- ответил Павел.
   -- Видал?
   -- Как же, видал. Не тут, а в Остееве. Злые, здоровые.
   -- Что ж,-- интересуется Василий Сергеевич.-- Какие же они?
   -- Эх, вот что кошки, громадные, хвоста нету только. И злющие, на голову с дерева бросаются.
   -- И что же?
   -- Ничего. Ежели пьяный, голову отъест. Боле ничего.
   -- Хороши штучки,-- сказал Василий Сергеевич.-- А трезвого не трогают?
   -- Где ж тверезого. Нешто можно, боятся. Ежели их много, то, вестимо, сожрут.
   -- Приятно,-- сказал приятель Вася.
   -- Раненая бросается,-- сказал Караулов.-- Я читал в охотничьем журнале.
   -- У нас ружья в чехлах,-- заметил Кузнецов.
   -- Что ж, зарядим,-- сказал Павел.-- Тут, под Остеевом, и волки бегают.

* * *

   Светает. Заворачиваем мимо леса. Все кругом покрыто инеем. Вот виден и сад. Большие березы, и промелькнул огонек в окне моего дома. Заезжаем в ворота, сарай, колодец. Встречает с фонарем сторож, старик.
   Входим в кухню. Тепло, радостно. Собака. Баран. Заяц. Все рады нам.
   Ах, хорошо было в моем деревенском доме.
   Большая комната, мастерская, длинный стол, на нем лампа, самовар, трещит камин. Окна синие, в узорах мороза.
   Пьем чай. На больших тахтах у стен комнаты друзья располагаются спать.
   Коля говорит:
   -- У меня на ноге палец онемел.
   -- Три его скорей.
   -- Черт-те что,-- говорит Коля.-- Зачем это в природе сделан холод такой? Ух, у меня и голова озябла. Как ледышка.
   -- То-то разговорился. Вправляй ее, скорей, в камин.
   Выпив перцовки и закусив, приятели расположились на тахтах. Дедушка-сторож убрал со стола. Ручной заяц сидел и грыз сухарь.
   -- Слышите? -- сказал Караулов.
   Все замолчали. Вдали, у леса, послышались какие-то звуки. Как бы протяжный вой.
   -- Это волки,-- насторожившись, сказал Караулов.
   -- Э, что вы! -- засмеялся дедушка.-- А заяц-то, скажет. А он ничего, сухарь грызет. Какие волки. Нет.
   -- А что же это?
   -- А кто ее знает, бывает. Это не поймешь. Лес кругом...

* * *

   Я уже засыпал. И что-то было в душе отрадное, где-то все там, далеко осталось -- Петербург, Москва, а здесь так хорошо. Этот дом, камин, мои приятели, собака, заяц, что-то дорогое, свое, милое. И далеко-далеко доносится звук колокола, родного, пролетающего... А в окно видно, близко, ветви орешника, покрытые инеем. И в темном небе мерцают остро звезды.
   Проснулся утром. Приятели встают. На столе самовар. Пришла тетенька Афросинья. "С праздником вас",-- говорит.
   -- Вот, грибков каких, Юр Сергеич, я заготовила. Ну, грыб к грыбу. Закуска прямо -- ну!
   На столе горячие оладьи. Ветчина.
   Ко мне входит приятель Коля, озабоченный.
   -- Что ты грустный? -- говорю я ему.
   -- Знаешь, что. Я, брат, боюсь, как бы она все-таки не приехала. Я хочу в деревню к Павлу уйти, а то она нагрянет. Вы скажите, что меня здесь нет. Пропал, и все тут.
   -- Ты же телеграмму дал.
   Пришел сторож со станции, подал за чаем срочную телеграмму. Читаем: "Если он жив, пусть знает. Люблю, люблю. Анфиса". Коля стоял, вытянув лицо, и мигал.
   -- Ага! -- сказал Сучков.-- Любит. Понял: любит! Она теперь, брат, тебя не выпустит. Пропал.
   Коля глядел испуганно. Он бросился к столу и начал писать.
   -- Надо послать. Сейчас. Где Феоктист? Вот телеграмма. "Он умер. Хилков".
   И Коля отдал записку и деньги на телеграмму:
   -- Скорей, поезжай, посылай.
   -- Ты что же это делаешь? -- говорят приятели и хохочут.-- Теперь она приедет обязательно. Пойми. Хоронить приедет.
   -- Вот что,-- советовал Караулов.-- Надо еще дать депешу. "Тело отправили в Москву. Хилков".
   -- Верно,-- согласился Коля.
   -- И ничего не верно. Ерунда,-- говорит Василий Сергеевич.-- Нужно дать телеграмму: "Отвечайте немедленно: кто покойник. Министр Хилков".
   -- Правильно. Надо же его из мертвецов вывезти,-- горячился Павел Сучков.-- А чего ты молчишь?
   И я тоже внес свою долю в общее веселое творчество: "Пьем с горя. Покойник поправляется. Отвечайте". Все телеграммы отправили.

* * *

   На стол ставят жареного гуся. Грузди. Волвянки. Опенки. Графины. В них березовая и полынная.
   Юрий Сергеевич в рубашке, шитый ворот цветочками. Поддевка суконная, сборки сзади. Караулов в меховой куртке, Сучков в охотничьем казакине, обшитом зеленым кантом. Коля в сюртуке. Василий Сергеевич в белом камзоле, перевязанном черкесским поясом с ножом, которым он режет ветчину.
   Юрий Сергеевич, выпив рюмку, сказал:
   -- Хорошо, холодная.
   -- Пойду,-- говорит Караулов.-- Посмотрю порошу. Следов поищу. Лыжи взять. Пойдете со мной, Павел Александрович?
   -- Обязательно,-- отвечает Сучков.-- Скажи,-- обращается он ко мне.-- Где это ты здесь собирал хвосты, рысиные?
   -- Кто-то едет,-- сказала тут тетушка Афросинья, глядя в окно.
   В ворота въехала повозка. В ней сидела женщина. Коля побледнел. Мы вышли из-за стола и бросились к окну, смотреть.
   -- Это не она,-- сказал Коля радостно.
   -- Барышня приехала, спрашивает вас, Кистинтин Ликсеич.
   Я и Павел Александрович пошли на кухню.
   Там стояла приезжая незнакомка, невысокого роста, со вздернутым носиком, блондинка.
   -- Вот приехала,-- сказала она.-- Меня послала Анфиса Карловна узнать, что случилось с Николаем Васильевичем на поезде. Они оченно беспокоятся.
   -- Пожалуйте,-- говорим мы.
   Она разделась в коридоре.
   -- Озябли, вероятно?
   -- Нет, ничего,-- ответила блондинка.-- Я в шубе.
   Павел Александрович говорит:
   -- Николая Васильевича тут нет. В Москву увезли. Такой болван, знаете, пролезал по вагонам, искал нас, ничего не видит, ну и попал в буфера. Его раздавило.
   -- Почему же болван? -- обиженно сказал Коля, стоящий в дверях.
   -- Барыня просили,-- говорит блондинка.-- Ежели помер, дак фотографию чтоб прислали, потому она собирает. У них много патретов таких. Письмо тоже ей не оставил ли? Они другого теперь взяли в лепетиторы, чтобы пенью учили. Куда Николаю-то Васильевичу! Он, говорят, жигулястый был. Царство Небесное.
   -- А вы-то его не знаете?
   -- Нет, не видала.
   -- Только потому и говорите,-- вновь обиделся Коля.
   Светило солнце. Голубые тени в лесах весело лежали от деревьев, на ярком снегу. Россия... Какой вздор! А было весело...
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Телеграммы -- Впервые: Возрождение. 1935. 6 января. Печатается по газетному тексту. министр Хилков -- Хилков Михаил Иванович (1834-1909), министр путей сообщения (1895-1905).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru