Коровин Константин Алексеевич
Мой Феб

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 10.00*3  Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 1. "Моя жизнь": Мемуары; Рассказы (1929-1935)
   

Мой Феб

   Иногда вспоминаются незначительные события. И так это странно, что в жизни много было такого, от чего в скорби и тяжести горя холодела душа и меркла надежда жизни. Таких тяжких часов было так много, но не они волнуют в воспоминаниях. А совсем иные, трогательные случаи, незначительные, проходящие около жизни.

* * *

   Однажды как-то, по делу устройства кустарной выставки в Петербурге в залах Таврического дворца, приехал я в Москву к гофмейстеру Николаю Александровичу Жедринскому. Не застал его дома, и мне предложили: "Подождите, он скоро приедет".
   В гостиной, где я стал ожидать, был и другой посетитель -- симпатичный, молодой еще и скромный на вид человек. Мы посмотрели друг на друга, закурили папиросы. Он прсмотрел на часы, сказал:
   -- Я вот час уже жду. Приедет ли Николай Александрович?
   -- Я подожду,-- сказал я,-- мне необходимо его видеть. По серьезному делу...
   -- Да,-- сказал сосед по ожиданию,-- у меня не дело... а так -- пустяки... По охоте... Николай Александрович ведь охотник.
   -- Да,-- говорю я,-- он охотник. И я тоже охотник...
   -- Вот как, вы тоже охотник? А я ветеринар, и дело, видите ли, неприятное. Я служу в учреждении, городском. Отправляю на тот свет друзей человека, брошенных собак, беглых, у которых нет хозяина. Тяжелая обязанность... Впрысну ампулу, ну, и прощай. Жаль. Хорошие бывают собаки... Вот и теперь -- месяц держу пса, никто не является -- нет хозяина. Ну, и обязан отравить. А собака -- пойнтер, молодой, красавец... какие глаза! Умные... Не могу убить... Чудная собака... Вот и пришел спросить, не возьмет ли Николай Александрович. Он ведь охотник. Редкая собака.
   -- Послушайте,-- сказал я,-- отдайте ее мне, пожалуйста. Я охотник. Я заплачу. Не убивайте, отдайте мне эту собаку...
   -- Пожалуйста,-- сказал радостно ветеринар.-- Ваш адрес, нынче же пришлю. Увидите, собака дивная. Не могу убить. Никаких плат не надо. Дайте двугривенный на чай дворнику, пришлю вам сегодня же.
   Он записал мой адрес, сказав:
   -- Прощайте, должен бежать. Я рад, вот случай. Поверьте, собака отличная. Невозможно убить ее: жаль.
   И ветеринар ушел.
   Когда пришел Жездринский, сказал мне:
   -- Вздор. Разве бросят хорошую собаку. Что ты? Ерунда наверное.

* * *

   От него я поехал скорее домой. Думаю: без меня приведут собаку, не застанут, уведут назад, отравят, адреса я не взял.
   Сижу дома один, дожидаюсь собаку. Все не ведут... Дворника послал купить молока, хлеба, колбасы -- накормить собаку. Гляжу в окно. Уже поздно, сумерки... Вдруг -- слышу звонок на кухне. Отворяю дверь: стоит татарин, а на веревке большая собака, кофейно-пегий пойнтер. Дивная голова, уши длинные. Смотрит на меня.
   -- Здравствуй, пес, милая собака...
   И сердце бьется от радости.
   -- Такой умный собака,-- говорит татарин,-- толко хозяин нет. Тэбэ Бог молить будэт.
   -- Скорее кормить...
   Налил молока, накрошил хлеба. Собака голодная, ест. Колбасу прямо глотает.
   -- Тубо, тише,-- говорю я.
   Дворник-татарин получил на чай, сказал:
   -- Прощай, собака. Барин жизнь вертал...
   И ушел. Я сел на постель, собака легла около на полу. "Какая красота, какие глаза!.. Совсем еще молодой пес".
   Он морду положил на пол и слушает. "Но как его зовут?" -- подумал я. Я встал, открыл шкап и достал книжку, охотничий календарь. Читаю собачьи клички... "Загоняй", "Лебедка"... Это не то, это борзые... А вот... И перебираю названия. Говорю отдельно каждое. Собака лежит смирно. Только в конце прочел:
   -- Феб...
   Собака вскочила.
   -- Феб, Феб,-- повторил я.
   Собака подошла ко мне.
   -- Ты Феб,-- говорю я,-- Фебушка...
   Феб-Феб положил мне голову на колени и смотрел. Как я был рад -- у меня собака! Лег спать. Феб лег подле, на коврике. Кто-то шел по лестнице, было слышно за дверью. Феб тихо заворчал.
   "Сторожит меня",-- подумал я.
   -- Феб, вьен иси! {От фр. viens ici -- поди сюда.}
   И Феб прыгнул на постель и разлегся в ногах.
   Утром, когда я проснулся, Феб подошел ко мне, близко к лицу, посмотрел в глаза. Когда я вставал, он радовался и что-то бормотал. Вертел хвостом и, прыгая, лаял. Я пошел с ним на улицу. Феб шел со мной, не обращая внимания на встречных собак.
   Пришел мой приятель, доктор. Феб так обрадовался, прыгал вокруг, бурлыкал, визжал и лег на спину.
   -- Он понимает,-- сказал доктор,-- я люблю собак. Он это чувствует. Хороший пес... молодой.
   Доктор взял, свернул кусок газеты, плюнул на нее, бросил и сказал:
   -- Апорт!
   Феб схватил газету и принес доктору.
   -- Ученый,-- сказал доктор...
   Была осень. Надо было мне ехать в Петербург по делу. Феба взял с собой. Там, на Театральной улице, у меня была квартира, где контора Императорских театров и где жил директор В.А. Теляковский. Теляковский любил собак.
   -- Хороша собака,-- сказал мне Владимир Аркадьевич.
   Уезжая опять в Москву, Теляковский посоветовал мне оставить собаку у него, так как я скоро опять должен был приехать в Петербург.
   Много было у меня дела с постановками опер и балета в Москве для Большого театра и в Петербурге для Мариинского. Еду опять в Петербург с курьерским поездом. Ранним утром выходят пассажиры на станции Бологое. Выхожу и вижу: платформа покрыта снегом, синеют деревья в инее. Укутанные в шубах, идут пассажиры... Утренний холодок... Большая станция Бологое светит огнями окон. На станции тепло. Чай со сливками и бологовские булки... крендели. Несут газету "Новое время". Свеженькая газета, только что пришла из Петербурга... Садимся опять в вагоны. Убраны постели, спальные места. Поезд идет, в окнах виден рассвет, розовеют леса и поля, ровно покрытые снегом. У всех пассажиров газеты.
   На последней странице читаю: "Выставка кровного собаководства, манеж. Награды: лучшая собака выставки и первая золотая медаль, как лучший пойнтер -- Феб, владелец К.А. Коровин".
   "Что такое,-- подумал я.-- Что значит?" Читаю опять: "Феб, владелец Коровин...". Что такое? Феб мой там, у Теляковского. Странно. Как мог попасть Феб на выставку?.. Непонятно. Опять перечитываю заметку -- "Фебушка, неужели это ты?.. Ерунда, не может быть".
   Пассажиры собирали чемоданы, поезд подходил к Петербургу.
   Тихое зимнее утро. Извозчик везет меня на санках по Невскому проспекту. Широкая улица прекрасного города, и в дымке мороза, сбоку, северное солнце освещает уходящие дома улицы. Скрипят сани по мерзлому снегу. У памятника Екатерины Великой поворачиваю на Театральную улицу и останавливаюсь у подъезда. Швейцар, в красной ливрее, помогает выносить мои чемоданы. Я бегу по лестнице и думаю: "Зайду к Теляковскому". Вхожу в большой приемный зал. На стенах висят портреты императриц: Елизаветы Петровны, Екатерины... Один портрет с собакой... Вижу, выходит Владимир Аркадьевич. Улыбаясь, говорит мне:
   -- Вот какой вы! Всё медали получаете, и собака ваша тоже. Феб-то каков!
   -- Я прочел сегодня... Что значит?
   -- Знаете,-- говорит мне Теляковский,-- я послал вашего Феба на выставку. Уж очень хороша собака. И подумайте, там ведь собаки какие... Царская охота вся!.. А ваш Феб -- первая собака!..
   -- Удивительно,-- сказал я.
   -- Англичане присудили. Они понимают. Не удивляются, что нет у него родословной. Это по-русски. Родословные растеряли...
   И Теляковский рассмеялся...
   Я переоделся и поехал на выставку.
   В манеже, куда я пришел, слышался лай собак. В разделенных перегородками стойках, на цепочках, в ошейниках, с разными тюфяками, подстилками, лежали, лаяли и вертелись собаки разных пород. Издали у одной стойки стояла толпа. Подойдя, я увидел плакаты и букеты цветов. А на толстой ржавой цепи, на досках -- моего Феба. Он лежал, свернувшись клубочком.
   -- Феб,-- сказал я, подойдя.
   Он вскочил и бросился ко мне, положил мне лапы на плечи.
   -- Это ваша собака? -- обратился ко мне какой-то военный.
   -- Моя,-- ответил я.
   -- Очень рад познакомиться. У меня к вам есть дело. Пойдемте в контору.
   В конторе военный сказал мне:
   -- Его высочество приказал узнать мне у владельца этой собаки, не уступит ли владелец собаку. Вам предлагают тысячу рублей.
   -- Не могу,-- ответил я.-- Продать собаку невозможно. Поверьте, не могу. Вероятно, вы это поймете.
   -- Да, я понимаю вас,-- сказал военный.-- А знаете, англичане, которые были жюри, сказали, что она так хороша всем складом, что и в Англии она была бы первая. Это такой красавец! И как странно -- нет ее родословной.
   Я рассказал, как я приобрел собаку.
   -- Невероятно,-- удивился военный.-- Вас ждали, вы не уйдете теперь. Прошу вас, пойдите к собаке, вам передадут награды.
   Я стоял около Феба, который опять положил мне лапы на плечи, и его глаза говорили: "Ну, возьми меня отсюда, пойдем".
   В это время музыка заиграла туш. Ко мне шли какие-то люди, они несли на подушках золотую медаль, серебряный ошейник, кубок и охотничьи ножи и вилки.

* * *

   В 1905 году я был в Петербурге.
   Феб остался в Москве с прислугой.
   В Москве началась так называемая революция. Когда я вернулся в Москву, то, подъехав к дому, где я жил, увидел, что квартира моя во втором этаже и соседняя квартира, кажется, Тесленко, разрушены артиллерийскими снарядами. Я поднялся во второй этаж к себе. Горничная с испуганным лицом отворила дверь. Феб, увидав меня, обрадовался. Что-то бормотал. На шее у горла я у него увидал раны. Пришел дворник, сказал:
   -- Вот какое дело вышло... С приездом вас, барин. Стреляют и стреляют. Вот против, с жандармских казарм.
   В комнате моей была разрушена стена. Белая штукатурка лежала на полу. Письменный стол перевернут. Из ящиков разбросаны бумаги, а деньги, которые были в столе, пропали. И не было медали Феба.
   Ночью Феб лежал около меня; он был печален и все слушал.

* * *

   Феб жил со мной в деревне. Он любил охоту, и много мы ходили с ним с ружьем по прекрасным долинам страны моей. Когда я писал с натуры картины, Феб не отходил от меня. Но раны на шее его медленно заживали, и Феб кашлял.
   Прошло время, постарел Феб и стал глохнуть. Он все клал свою красивую голову ко мне на колени, и я гладил ее. Мне все казалось, что он что-то хочет мне сказать. И к осени он был как-то тих и нежен со мною. Пристально смотрел мне в глаза.
   Вечером он пришел ко мне и лег со мной; положил голову на лапы и все смотрел в мои глаза. Потом ушел, и утром -- нет Феба. Я вышел и звал его, его не было. И вдруг я увидел у сарая, среди малины, что-то белеет. Я подошел: там лежал мертвый Феб. Недалеко стояла плошка, в ней осталась нетронутая еда. Была осень. Я был один.
   Тетка Афросинья, когда узнала, что Феб околел, заплакала. Я вырыл в саду могилу Фебу и надел на него тяжелый серебряный ошейник, который получил он на выставке. И, опуская Феба в могилу, горько плакал. У морды его я положил белый хлеб и баранки, которые он так любил при жизни. Закрыл ему мертвые красивые глаза и засыпал его землей.
   Я пишу о Фебе, а на столе предо мной стоит большой серебряный бокал. Это он получил на выставке и принес в дом мой. Я взял с собой этот бокал, уезжая из России. Нет у меня теперь дома. И жалею я, что не придется мне лежать там, в земле родной, рядом с лучшим другом моим, Фебом, там, в саду моем, где жила иволга. Может быть, еще в каких-то неведомых странах, я возьму твою милую голову, Феб, поглажу, а ты мне пробормочешь по-собачьи, как прежде. Должно быть, Фебушка, ты хотел сказать мне, но не мог -- хотел сказать, должно быть, про сердце чистое, про великую дружбу и святую верность.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Мой Феб -- Впервые: Возрождение. 1934. 23 сентября. Входит в издание "Константин Коровин вспоминает...". Печатается по газетному тексту.
   ...по делу устройства кустарной выставки в Петербурге в залах Таврического дворца...-- Всероссийская кустарно-промышленная выставка прошла в Таврическом дворце в 1902 г.
   Много было у меня дела с постановками опер и балета в Москве для Большого театра и в Петербурге для Мариинского -- всего К.А. Коровиным было оформлено для Частной оперы Мамонтова и Императорских театров 64 балета и 84 оперы (за эту работу в художественных кругах Коровина прозвали каторжником).
   В Москве началась так называемая революция -- имеется в виду революция 1905 года.
   
Оценка: 10.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru