Коровин Константин Алексеевич
Сирень и шкаф

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 1. "Моя жизнь": Мемуары; Рассказы (1929-1935)
   

Сирень и шкаф

   Как прекрасно весеннее небо утром. Разбросанные в голубом эфире светлыми перьями, весело стелятся облака, спускаясь к розовой дали весеннего леса, отражаясь в голубой воде разлива рек. Еще белеют в оврагах снега. В саду моем пожелтели осины, синие тени кладут ветви больших берез на обсохшую крышу сарая.
   Я лежу на скамейке сада и вижу, как сидит скворец у скворечника на ветке и, подняв голову, заливается песнью. Скворец благодарит весну, небо, солнце, волю и жизнь...
   Как хорошо лежать на спине и глядеть в самую высь неба. Какая красота в просторе светящемся голубого мира.
   У террасы дома вольноопределяющийся Володя саблей наотмашь рубит сухие ветви кустов сирени и боярышника. А на террасе стоит и смотрит молодая девушка Муся, моя натурщица.
   -- Что это ты сирень всю изрубил,-- говорю я Володе.
   -- Что ж,-- отвечает тот,-- она еще лучше расти будет. Надо же мне упражняться, а то...
   Володя вынул портсигар с желтым шнуром, взял папиросу, постучал "элегантно" по портсигару, глядя на Мусю, и, бросив в рот, закурил.
   Ко мне подходит слуга, молодой длинноногий человек, и жалуется:
   -- Что ж это такое? Володя все время в сарае индюка нашего дразнит. Кричит ему -- "здорово, ребята", "рад стараться", а тот злится, весь ощетинился, отвечает. У него даже нос красный треснул...
   -- Володя,-- говорю я,-- он защита от врагов. Это, брат, потом будет что.
   -- Ничего не будет,-- перебивает недовольно Ленька.
   -- Ну да, это оттого ты на него нападаешь, что он Мусе нравится.
   -- Тоже, Муся. Хороша.
   -- Ну, а что, уже все гости встали? -- спрашиваю я.
   -- Встали, умываются. Только Павел Петрович спит.
   -- Ступай, буди его, скажи -- скоро блины будут, ведь Масленица сейчас.
   -- Володя,-- уходя, говорит Ленька,-- Мусю курить выучил, папиросы ваши искурят все.
   -- А ты запри.
   -- Я запер, так они достают...
   Весна. Как ярко светит солнце. На фоне зеленых елей четко блестят пуховки вербы. Не хочется идти в дом. Охватывает какая-то лень. Недвижный, смотришь на сучья яблонь и солому. Синицы в кустах щебечут -- тьи-тьи-тьи-тьи,-- душа замирает.
   -- Иди скорее, блины уйдут,-- кричат мне с террасы дома. Я иду и думаю: "Блины уйдут. Как странно, куда?"
   На кухне хлопоты. Я как вошел, так немного струхнул. Льют на горячую сковороду тесто. Пахнет дымом, трещит масло на сковородке. Тетка Афросинья так строго посмотрела на меня.
   -- Садитесь, идите за стол уж. Чего тут...-- сказал мне так же строго дедушка.
   Блины. Это важное дело. На кухне все сердитые, когда пекут блины. Но когда подают целыми столбами их к столу, то ласковы и говорят: "Блинки, кушайте на здоровье".
   За столом сидели мои друзья-охотники, приехавшие на тягу, все люди особенные.
   Вообще, у нас в России были люди причудливые и очень умные. Это вот теперь все делается ясным. Охотники -- это были какие-то другие, "без идей", несколько легкомысленные.
   Муся, Володя, Ленька сидели отдельно: молодежь.
   Березовка из свежих почек березы весенних замечательная, холодная, пьется сразу, и лезут сами в рот горячие блины с растаявшей сметаной, а там внутри зернистая икра. Блины -- это, как сказать, это не социализм, а совсем другое. А еще щучья икра с луком, она как бисер. Но мало кто знает щучью икру с зеленым луком.
   -- Весна,-- говорит приятель Коля Курин.-- Я каждую весну до сих пор постоянно был влюблен. Что-то есть в весне такое. Но только один раз неприятность вышла. Черт-те что получилось.
   -- Я также весной был влюблен,-- подтверждает полковник Павел Сучков.-- Первая любовь начинается весной. Был влюблен в иностранку, замечательную.
   -- Кто же она, иностранка?
   -- Странно. Как это? Иностранка.
   -- Но какая иностранка -- чухонка, испанка, кто?
   -- Прошу, пошлости бросьте,-- обиделся Павел.-- Довольно. Это была иностранка или что-то вроде. Одета в манто. А там -- как Ева... Ага! Каково?
   -- Но это что же такое,-- говорим мы.-- Странно. Только едва ли дама.
   -- Довольно пошлостей. Бросьте. Дама общества, и прямо мне, понимаешь, говорит: "Пью такую марку". Ага! Это -- класс. Понять надо.
   -- Странно,-- говорим мы.-- В одном манто и "марку". Бывалая дама.
   -- Что ты сказал? Как ты смел? Я не позволю,-- рассердился Павел.-- Что значит "бывалая дама",-- и Павел продолжал: -- Понимаешь, в шелковом манто и без рубашки. Это -- класс! Каково, а?
   -- Ну и что же, Павел, в чем же дело? Где же тут любовь?
   -- Как -- где любовь? Глупо. Это и есть любовь. Класс! -- и он вынул цепочку, а на ней жетон, крошечная золотая бутылка.-- Вот она,-- сказал он.-- Это ее марка, Помери. Понимаешь, шампанское. Понял? Класс -- женщина!
   -- Понял,-- отвечаю я Павлу.-- В бутылке, значит.
   -- Довольно пошлостей,-- сердится отставной полковник и, налив себе наливки, поднял стакан кверху и сказал в пространство:
   -- За женщин, которые хоть раз любили нас, и это надо понять. Да-с...
   -- Самая любовь, когда сирень распускается,-- сказал вдруг Коля.-- Тут, брат, не удержишься.
   -- Что ты это про сирень говоришь,-- перебил его приятель Вася.-- Я в Нескучном саду два дня дожидался одну актрису, в сирени сидел. Смотрю, а в сирени там, недалеко, другой сидит и на меня поглядывает. А она приехала, идет по дорожке, смотрит -- двое сидят, повернулась и -- ау, уехала. Я подошел к нему и говорю: "Что, выкусил? Чего сидел, дожидался?.."
   -- Это, брат, весной с ними бывает,-- утешил Коля.-- Двум назначила. Думала, какой, может, и не приедет.
   -- Ну, чего ты говоришь! Я у него все узнал. Верно, она назначила ему. Так он, идиот, дни перепутал, а еще астроном был.
   -- Ну-ка, скажи, Коля, когда сирень распустилась? Как это было?
   -- Я скажу,-- говорит Коля,-- была весна. Иду это я у Невы, и у меня в руках букет сирени. Публика гуляет. Нева поднялась высоко. Все смотрят, и я вижу -- блондиночка, красота. С ней я и заговорил, и букет сирени поднес ей. Она нюхает и говорит: "Приходите ко мне вечером завтра на именины". Она -- именинница, Ну, я и пришел. Живет на Песках, квартира небольшая. Там какие-то гости: машинист с поезда, телеграфисты и еще разные. Закуска. Так просто, уютно. Только выпили порядочно. Стали расходиться, мне именинница и говорит: "Оставайтесь" и, провожая меня, в коридоре в шкаф спрятала. Я сижу в шкафу и слышу, как постепенно гости уходят. Долго сидел. Только она отворяет дверки и ко мне в шкаф. Я едва дышу. Шкаф такой неудобный, тесный, ноги трясутся, я едва жив, голова кружится, боюсь, как бы шкаф не упал. Только она уходит и говорит: "Если дядя не придет через час, то опять приду к вам". Вот так штука, думаю. В шкафу сижу. Она мне туда сирени букет бросила и заперла ключом. Сижу я час, другой. Вдруг слышу, кто-то пришел, ругается, а голос у него грубый, видно, что неприятный такой человек. Ругался, говорит: "Жалко, что гостей твоих не застал, а то бы,-- говорит,-- ножки им повывернул". Понимаете, какая скотина. Я сижу в шкафу и думаю: "Черт-те что, искалечат". Только как стихло, слышу, открывает она шкаф и говорит мне: "Уходите скорей". Я выскочил из шкафа, шепчу ей на ухо: "А пальто?" А она мне: "Бегите так, все равно, а то убьет".
   -- Ну и что же? -- спросили мы.
   -- Так я без пальто, в жилетке, поехал к отцу -- я тогда с отцом был в Петербурге.
   -- Ну и сирень,-- протянул Вася.-- Хороша сирень... Это, брат, просто хипесница.
   -- Ну, нет, извините,-- протестовал Коля,-- совсем нет. Порядочная женщина. Я ее опять встретил на Неве и спросил, что же это такое. А у ней это дядя алкоголик, который приходил, механик ночной. А она ни при чем. Я у ней в шкафу потом целую неделю жил. Только как-то в шкафу заснул. Устал, должно быть. Тетка-то и услышала. А было утро. Слышу, она шкаф отворяет. Я и притворился, что повесился, сам вытянулся весь, такое лицо сделал, язык высунул. Она как увидела меня, да как заорет. Побежала за дворником. Я вышел из шкафа, бегом по лестнице. А тетка навстречу с дворником. Я говорю: "Что вы, тетушка, я вот пришел, думал, у вас никого нет, стучался". Ну, с тех пор я больше не был там.
   -- И не видал ее больше? -- спросили мы Колю.
   -- Так года через три встретились случайно. Она так странно мне сказала, холодно: "Вы,-- говорит,-- удавленник. Тетю мою до чего напугали. Она и шкаф продала".
   В это время вбежал Ленька и говорит:
   -- Посмотрите, какие белые птицы летят...
   Мы вышли на крыльцо. По синему весеннему небу летели парами белые лебеди. Их мощные крылья редко взмахивали. Друг за другом они летели ровной линией. Что-то чистое, торжественное было в лебедином полете.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Сирень и шкаф -- Впервые: Возрождение. 1933. 24 марта. Печатается по газетному тексту.
   Помери -- марка французского шампанского.
   хипесница -- женщина недостойного поведения.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru