Коровин Константин Алексеевич
Московский звон

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 1. "Моя жизнь": Мемуары; Рассказы (1929-1935)
   

Московский звон

   Праздник Воскресения Христова. Блистает весеннее солнце. По сухим мостовым Москвы тарахтят извозчики, едут, спешат нарядные седоки.
   Лаврушка, помощник режиссера, проехал в цилиндре, белые перчатки, в руках желтая трость с набалдашником из слоновой кости -- женщина изогнутая. Он только на Пасху берет эту трость, когда едет с визитами к богатым именитым театралам. Оказывается, что набалдашник на палке работы Бенвенуто Челлини. Он говорил, что сам заплатил за нее триста рублей -- в Италии купил (где никогда не был).
   Несмотря на Великий пост, все актеры у нас в Москве к весне, на Пасхе, как спелые яблоки,-- жирные, румяные, нарядные, шляпы новые, лица веселые, даже трагики, и те улыбаются: такой праздник.
   Весна, все оживает. Весело на улицах.

* * *

   Ко мне пришли из декоративной мастерской казенных театров рабочие. Картузы у всех новые, сапоги с набором, калоши кожаные обязательно. Христосовались по три раза, вынимали из суконных поддевок красные яйца. Говорил каждый -- "Христос Воскресе", я отвечал: "Воистину".
   Хорошо. Рожи у всех веселые.
   -- Что же это,-- говорю одному,-- Василий Харитонович, руки у тебя синие, не отмыл.
   -- Синие,-- говорит Василий,-- потому анилин эдакий въедущий, ничем не берет. Это когда небо в "Рейморду" писали, с тех пор и осталось.
   Василий всегда все слова переделывал.

* * *

   За столом куличи, пасхи, ветчина, целый окорок, стол накрыт полно, блестят в графинах смородинные, березовые. Пьют аккуратно. Конечно, утро только. Говорят -- "С праздником вас".

* * *

   Слышу, в дверях звонок. Входят услужники тирании -- городовые, становятся по-солдатски в ряд и дружно поют: "Христос Воскресе. С праздником вас". Деловито выпивают по стакану водки, получают трешник, придерживая селедку (саблю), вежливо уходят.
   -- У их нынче что работы будет,-- говорит Василий Харитонович про ушедших городовых,-- ну прямо по горло, И у всех, заметьте, морды будут биты сегодня же к вечеру. Когда пьяных будут разводить. Они, конечно, выпивши сильно, дерутся с ними -- без понятиев. Кажинный прямо в морду лезет. Потому что пьян, ну и праздник. Тоже служба нелегкая их. Студенты тоже. Завсегда драка бывает...

* * *

   Василий Харитонович Белов был из солдат. От меня и на службу ушел. И был он старший в декоративной мастерской театров. И со мной был строг. Человек был серьезный, я ценил его. Был он колорист. Бывало скажешь -- "Василий, составь-ка тон, который, помнишь, в "Лакмэ" на пальмах был".
   А это пятнадцать лет назад.
   Василий слушает и строго глядит на меня, потом повернется и приказывает другим так определенно: "Желтый хром, крап роза, браншвейх". Те сыплют в тазы краску. Тон готов.
   -- Молодец, Василий,-- говорю я,-- правильно.
   Василий посмотрит в сторону, утрет руки фартуком, потом закурит папиросу, возьмет картуз и уйдет.

* * *

   У меня в деревне Василий Белов, приходя в мою мастерскую, снимал картуз и вешал на гвоздь около двери, так ловко, проворно. Отчетливо.
   В это время у меня гостил художник В.А. Серов и Ф.И. Шаляпин, который обожал разговоры с Василием.
   Что разговаривали они, понять было невозможно. Только взяли мы этот гвоздь, на который вешал Василий картуз, вынули из стены, а Серов написал красками гвоздь на том же месте, и даже тень от гвоздя. Гвоздь вышел как живой.
   Позвали Василия. Он расторопно вошел, картуз на гвоздь повесил. Картуз упал. Подняв быстро, он опять повесил картуз. А он опять упал. Тогда Василий долго и пристально посмотрел на гвоздь и ушел молча.
   Потом я слышал, Василий говорит: "Вот все так у их. Нету в голове серьеза никакого, а жалованье большое получают. Вот что".

* * *

   Василий Белов был в 1900 году со мной в Париже при устройстве большой выставки.
   Понравилось ему, что в Париже зельтерская вода задаром, пей, сколько хочешь. И лавочники, когда придешь покупать, по-ихнему говорят -- "мое почтение".
   Но не понравилось ему, когда в зал при открытии выставки получили все рабочие билеты на вход.
   -- Ничего,-- сказал Василий,-- только начальства настоящего у них нет. У нас в праздник, хоша бы Пасху взять, начальство выйдет, чисто пузыри на солнце блестят, мундиры, эполеты, ордена. А здесь -- чего это, в цивильном все.
   Не знаю, почему, Василий купил в Париже цилиндр.
   Василий и в цилиндре был неплох. Но скоро снял, потому что девушки очень одолевали.
   А он человек серьезный, притом семейный и пустяками этакими не занимался.

* * *

   Когда ко мне пришли приятели-друзья, мы порядочно закусили и в прекрасный солнечный день Светлого Христова Воскресения решили поехать на Москву-реку полежать на бережке, посмотреть на живую весеннюю воду. По дороге заехали к артисту Клинову.
   Тот, увидавши Колю Курина, у которого весной лицо покрывалось угрями, сказал, что надо лечить.
   -- Такой красавец, и что это такое.
   Высокий Клинов нагибал голову худенького Коли в ведро с раствором. Тот, с робости, послушно макал голову в ведро.
   -- Лечить тебя надо,-- говорил Клинов.
   После этой операции все поехали на Воробьевы горы.

* * *

   Круто спускаются сухие дорожки среди зеленой травы бугра. Так весело блестят воды реки. Широкой лентой стелется Москва-река, в сиянии светлого дня вдали сверкают купола церквей московских, сорока сороков. А в долине гудит звон их, далеко разносится церковный звон.
   На широкой лужайке около больших вязов мы лежим и молчим. Отдыхает душа под весенним солнцем. Высоко в синеве неба далеко летят журавли.
   Коля Курин, лежа на спине и закрывши лицо шляпой, запел:
   
   Я не сержусь, пусть больно ноет грудь,
   Пусть изменила ты, я право не сержусь...
   
   -- Слышите, не угодно ли, поет, и какую ерунду поет! -- сказал Клинов. Коля сел, надел шляпу, посмотрел вопросительно на Клинова и переспросил:
   -- То есть как ерунду, изволь, почему?
   -- Конечно, чушь... Это какой же человек, которому она изменила, а он хоть бы что? И уверяет, прохвост, что, право, говорит, не сержусь на вас нисколько. Валяй... Это черт же знает что такое. А ты поешь.
   -- Верно,-- подтверждает приятель Вася.
   -- Да вы что, с ума сошли,-- возмутился Коля.-- Да вы знаете ли, кто это написал, чья музыка?
   -- Да не все ли равно. Неверно это. Нет такого человека, если он не прохвост последний, чтобы не рассердился. И потом, что это ты все поешь... Весна кругом, красота, жизнь, а ты что?.. Тут место историческое. Поклонная гора. Поклонная, понял? Здесь вот Наполеон смотрел на Москву и говорил: "На стенах этого азиатского города я напишу свободу и справедливость". Вот что. Тут не шутки шутить, не бабьи измены... Наполеон бы тебе показал.
   -- Что показал... Что такое? -- удивляется Коля.
   В это время с горы, из ресторана вышла компания. Остановилась недалеко от нас. Один из них, веселый румяный человек, показывал на Москву пальцем и говорил:
   -- Вон, слева, вон, от Кремля-то,-- это наш приход Вознесения... Вона краснеет, видишь, жена... Это наша лавка тут. И до чего отсюда видать все, Господи!.. Вся Москва как на ладони. Хорошо. И река-то прямо вьется. Я купаться беспременно буду... Пойдемте все купаться. Чего же, тепло. Я прежде каждый раз в эдакий день купаться ходил. Крещусь в Иордани...
   -- Пойдем, Карл Иваныч,-- сказал он толстому человеку,-- я тебя выкрещу. Чего тебе, в нашу веру перевертывайся.
   Компания, смеясь, пошла к реке. На берегу реки -- лодки.
   Веселый человек сел на опрокинутую лодку, но лодка была покрыта черным варом. Он прилип. Кругом рассмеялись.
   -- Эдакое дело,-- говорил купец.-- Пустяковина, а что сделаешь. В такой праздник и огорчение до невозможности... Насилу отлипнешь. Шура, жена, что делать?..
   Жена тащила его за руку с лодки:
   -- Не подходи,-- упирался купец,-- не то приклеишься... Ведите меня с Иордани опять в трактир. Нипочем я этому не поддамся, хоша в одной рубашке останусь, а праздник справлю. Не подходи, Шура, приклеишься...
   Компания скрылась. Мы снова лежим и молчим. Высоко в небе летят журавли. Слышен московский звон.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Московский звон -- Впервые: Возрождение. 1933. 16 апреля. Печатается по газетному тексту.
   "Рейморда" -- балет А.К. Глазунова "Раймонда", хореография М. Петипа; премьера состоялась 19 января 1898 г. в Мариинском театре.
   "Лакмэ" -- здесь и далее: премьера оперы Л. Делиба "Лакмэ" (1883) в декорациях и костюмах К.А. Коровина состоялась в Частной опере Мамонтова в 1885 г.
   ...был в 1900 году со мной в Париже при устройстве большой выставки -- см. выше, прим. к с. 64.
   "Я не сержусь..." -- романс Р. Шумана на слова Г. Гейне (1840).
   Наполеон... говорил: "На стенах этого азиатского города я напишу свободу и справедливость" -- неточная цитата из романа Л.Н. Толстого "Война и мир" (1863-1869): "На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия..." (т. III, гл. XIX).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru