Коровин Константин Алексеевич
Месяц ясный

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 1. "Моя жизнь": Мемуары; Рассказы (1929-1935)
   

Месяц ясный

   В позднем вечернем сумраке над далекими лесами взошла таинственная луна. Дорога, извиваясь серой лентой, пропадает вдали. Прошел летний жаркий день. Медленно наступает заколдованная ночь. Тихо, так тихо, ни души кругом.
   Чиркаю спички, подношу к свечам канделябра. Моя бревенчатая деревенская мастерская осветилась, а окна стали темно-синие. Влетела летучая мышь и быстро кружится у потолка, бросая темные тени. Мой сторож-дед ушел в деревню. Лежат на полу его сети, которые он плетет. Как-то все бедно, уныло. Я прохожу по одинокому дому на крыльцо. Спит сад. Высокие ели ушли ввысь, среди темных верхушек мерцают звезды ночи.
   Как хорошо. Заманчивые звезды, зовущие к себе радостной тайной. Чего-то так хотелось душе, чего не было. Задумчивый, прикованный, смотрел я в высь небес. Не колыхнет лист, спит темный сад. Тишина.
   Какая тайна прекрасной любви, какое дивное соединение чувств с этим темным садом, с этими ветвями у края крыльца, с огнем в окне моего дома, и дорога дальняя, запах трав и звезды, все соединено со мною таинственно. Ночь, забвение. Уйти бы туда, к звездам, ввысь.
   Слышу шаги. Кто-то идет от калитки. Мой Феб подбежал ко мне, ласкаясь. Кружится около меня. Подходит дед-сторож:
   -- Слышь, от ворот-то,-- говорит дед,-- вона, слышь, далеко бубенец. Кто-то едет, к тебе, знать.
   У большого леса, за садом, я слышу, звенит колокольчик и стучат по деревянному мосту колеса тарантаса. Слышу голос. Кажется, бас приятеля Васи:
   -- Лунатики, черти. Едут не туда. Луна, луна, черт ли луна. Три часа едем...
   Тихо подъезжают к крыльцу. Слезают доктор и композитор Юрий. Оба громадные. Коля Курин, вылезая из тарантаса, сердито говорит куда-то в пространство:
   -- Чья бы мычала, а твоя бы молчала. Тоже... Из-за тебя, дура, ехали не туда.
   -- Да ведь, барин, чего завертывали,-- отвечает, слышу, возчик.-- Я дорогу-то знаю. Нешто по месяцу езда. Дорога сюда вертит, туда вертит, а месяц то сзади, то спереди. Нешто езда. Все на месяц брать. Куда приедешь. Эвона, на Соболево ехали. Пошто.
   Доктор с композитором, Колей Куриным и Васей вошли в дом.
   -- В последний раз я с тобой еду,-- говорил архитектор Вася Коле Курину.-- Как увидит лужу -- "стой, пить хочется". А на станции селедку всю съел, кильки... Из-за тебя и в болото попали.
   -- Нет ли чего-нибудь? -- не смущаясь, спрашивает Коля.-- Понимаешь ли, у меня внутри что-то ползает...
   Я поспешил приготовить приятелям еду. Позвал тетку Афросинью, наварили ухи, сторож поставил самовар. Доктор разбирал домашнюю аптечку, вынимал пузырьки, долго читал, что на них написано, потом сказал Коле:
   -- Ну, вот это можно вам дать.
   Коля Курин пристально смотрел на него темными глазами сквозь пенсне.-- У вас,-- говорил доктор,-- теперь от болотной воды внутри личинки разные, бациллы, и все.
   -- Что же -- все? -- спросил испуганно Коля.
   -- Миллиарды бацилл разных, и может быть, биллионы, вот что.
   -- Вот так история. Это черт-те что.
   -- Ничего,-- успокоил Колю доктор.-- Вот вам опиум; он их всех убьет. Немного потанцуете, и пройдет все.
   -- То есть как это -- потанцуете? -- испугался Коля.
   -- С тобой вечные истории, Николай,-- говорит архитектор Вася.-- Ведь ты мог яйцо змеиное проглотить. Так они в животе уж вывелись быстро. Там жара, двести градусов. Они жару любят, змеюги, ну и ползают теперь...
   К столу подали уху и закуску. Вася, выпив рюмку водки, зажмурил глаза и расхохотался.
   -- Что только делается, что делается,-- говорил он, смеясь.-- С бабами что делается. Лиза-то, моя-то, взбесилась и ушла. Черт-те куда. Все пела -- "Ночь светла над рекой. Светит луна", а мне говорила -- "Ты ничего не понимаешь..."
   -- И у него Анфиса ушла,-- показал он пальцем на Колю.
   -- Да,-- согласился тот.-- Ушла, не понимаю, почему. К какому-то профессору ушла. Он лекции читает. И вот неделю нет. А как вы думаете, доктор, не от луны ли это?
   -- Может быть, и от луны. В ней есть эдакое что-то. Ведь вот, все эти романсы, амуры -- все при луне. В театре, опере, обязательно луна. И при ней всегда эти скандалы любовные. Поют, режут, убивают, женщины визжат, разные испанцы там дерутся, и понять нельзя, в чем дело. Луна!.. Знаете, Николай Васильевич, она бы не ушла от вас. Вам бы ее под ручку при луне гулять водить.
   -- Я пробовал,-- отвечает Коля,-- не помогает.
   -- В луне есть игра эта, что ни говорите,-- продолжал доктор.-- Вот я только кончил университет, значит -- доктор. Оделся так солидно. Ну, кабинет свой, дощечку медную на дверь -- "Доктор, прием с часа до трех" и пр. И поехал я прогуляться из Москвы в Сокольники. Ночь прекрасная, тоже вот, как сейчас, месяц светит. Иду это я по аллее от круга в Сокольниках. Воздух, аромат. Как рай. А на скамейке сидит, вижу, эдакая такая. Ну, словом, предмет прекрасный. Я и присел на скамейку тоже, гляжу -- прямо красота. Во мне молодость, конечно, играет, да и луна притом же лупит во всю, светит. Я заговорил. Ну, и она то, другое. Я тоже, как поэты, которые в пятом этаже поют:
   
   Выхожу я из палатки,
   Месяц светит во все лопатки...
   
   "Хорошо бы прокатиться",-- говорю. Только подходят трое кавалеров. Один из них муж ее оказался. Познакомились. Только он это мне прямо так говорит, муж-то: "Раздевайтесь-ка, любезный",-- и на меня револьвер наставил, прямо в лоб...
   -- Ну и что же?
   -- Да то же, домой в одном белье приехал. Вот что луна делает.
   -- При чем же луна. Это просто грабители,-- сказал философски Вася.
   -- Да, верно, только, не будь луны, я бы по аллее не пошел и на скамейку не присел бы, а поехал бы ужинать к знакомым...
   В это время вошел крестьянин, Герасим Дементьич, охотник.
   -- Ненароком,-- говорит,-- по дороге завернул со станции. Телеграфист Володя приказал: "Тебе по дороге, занеси Коровину телеграмму".
   И Герасим достал из кармана поддевки телеграмму, поднес Василию Сергеевичу.
   -- Читай, Вася,-- сказал я.
   Вася поднес к свече телеграмму и прочел вслух: "Не беспокойтесь, мамашенька, я уехала с помещиком".
   -- Что за черт,-- засмеялся Юрий.-- Читай адрес. Написано -- Коровковой.
   -- Ишь, бродяга, а дает,-- усмехнулся добродушно Герасим.-- Неси, говорит. Эвона где, на Райовом Коровкова-то.
   -- Садись, Герасим, выпей,-- предлагаю я.
   -- А в Райове мы были с тобой, Лисеич,-- на Глубоких Ямах, помнишь,-- сказал Герасим, выпив рюмку.
   -- Как же, на уток ездили.
   -- Мать-то ее, Коровковой-то, вдова,-- разговорился Герасим.-- А дочь до чего хитра. Красавица такая, ну, прямо вот...
   Герасим выпил еще рюмку и закусил:
   -- Красавица, а нутро у нее волчье. И чудно то, как это только месяцу полному быть, вот как сейчас, она, значит, на машину и катается в вагоне. Нарядится и ездит. И завсегда с собой опосля какого ни на есть барина к себе привезет. Тот прямо глядит на нее, глаз не сводит. Влюбимшись, значит. Все отдаст. Ну, она и прочь его. На нову луну другого завертывает. Кажинный месяц, значит. Помнишь, Кистинтин Лисеич, мы с тобой на этих-то Глубоких Ямах чирков стреляли, у Райова. Так вот из-за ее там шестеро утопли, в ямах-то. Вот ежели бы ты, Николай Васильевич, поглядел на нее, так и знай,-- покойник. Запременно утопился бы...
   -- Позвольте, почему ж это я утопился бы?-- заспорил Коля.-- А почему вот не они?
   -- Кто знает, может, и они. Только вы сами мне говорили, что до баб больно охочи.
   Все засмеялись.
   -- Когда это я говорил, что-то не помню,-- обиженно сказал Коля.
   -- Погоди, Николай,-- остановил его я.-- Значит, Герасим, это она, Коровкова-то, при луне их обманывает?
   -- Вот самое то и есть. Рассказывали мне, что был ранее, давно, в Райове колдун, Захаром звали. Так он знал эдакое дело колдовое. Там у Райова красная горка есть, а внизу ключ-свят. Так он, чтобы крепка любовь была, на ту горку невесту с женихом ставил при месяце на всю ночь. А как заре быть, на свят-ключ водил, и из рук друг у дружки невеста и жених воду пили. А Захар месяцу пел:
   
   Ходи светел, ясный,
   Друг ночной любви...
   
   Крепко он любовь по гроб вязал. И хорошо жили. Это допреждь было, а когда на деньги все заворачивать пошло, то эту-то Коровкову-красавицу, знать, мать научила, аль кто, иль сама наслухалась про месяц, что он по ночи ходит да везде в каждое окно заглядывает, красой своей, светлотой любовь сердешну в верности держит. Ну, а она к деньге норовит, значит. Месяц этот самый, и тот обманывает. Находит эдаких-то потрясучих...
   Герасим замолчал. Помолчавши, встал и сказал:
   -- Ну, пора домой. Вы не серчайте, Николай Васильич, что пошутил...
   И ушел с поклоном, истовый и таинственный, в лунном свете! Вскоре мы ложились спать.
   Я потушил у себя свет. Над темным садом светил могуче и торжественно месяц, и свет его таинственно ложился по полу и камину в моей мастерской. Мне показалось, будто лучи его ищут меня, и я отвернулся к стене...
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Месяц ясный -- Впервые: Возрождение. 1933. 9 июля. Печатается по газетному тексту.
   "Ночь светла над рекой..." -- романс "Ночь светла" на слова Н.М. Языкова, музыка Н.И. Шишкина (1885). По поводу авторства песни существуют разногласия; так, автором слов считается Яков Пригожий (1840-1920), аранжировщик и пианист московского ресторана "Яр", музыки -- М.Д. Шишкин, автор романсов ("Живет моря отрада" и. др.).
   ...от круга в Сокольниках...-- см. выше, прим. к с. 91.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru