Коровин Константин Алексеевич
Мертвецкая

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 1. "Моя жизнь": Мемуары; Рассказы (1929-1935)
   

Мертвецкая

   ...Бегут воспоминания. В их тайне есть неразгаданное волнение. И печально и глухо спрашивает душа -- зачем, зачем так было?
   Москва. Зал Благородного Собрания. Блестят огнями люстры. Мне девятнадцать лет. Кругом меня -- юность. Гремит оркестр. Дирижер кричит: "Гран-рон" {От фр. grand rond -- большой круг.}. Ее рука держит крепко мою руку.
   Мы летим в толпе из одной залы в другую. Всюду смех, ленты котильона кружатся в движении танца. Она мне сказала, что ее зовут Тата. Маленький рот, темные глаза, черные брови. Она говорит мне:
   -- Здесь есть мертвецкая...
   -- Как?
   -- Уверяю вас...
   -- Пойдемте.
   И вот мы наверху, на хорах.
   Слышно откуда-то пение, крик, смех, гам. Открыли дверь, пахнуло табачным дымом, парами пива. Слабый свет газовых рожков освещал огромный зал. Силуэты людей, как бы в облаках, махали руками, обнимались, плясали. И это отражалось на полу, как в пруде: пол был залит вином и пивом. А на столе стояла девушка с остриженными волосами. Она бойко и визгливо пела:
   
   Возле речки, возле моста,
   Возле речки, возле моста,
   Школа земская стояла.
   Да упала...
   
   Девица взвизгнула:
   
   Порешили эту школу,
   Порешили эту школу
   Закрыть.
   Вместо школы,
   Вместо школы
   Кабак открыть.
   
   Ко мне обернулся студент. Он был пьяный, весь мокрый. Взял меня за рубашку у горла, тряхнул длинными волосами, и, глядя на Тату, скрипя зубами, заговорил с надрывом:
   -- "Выдь на Волгу: чей стон раздается... Этот стон у нас песней зовется..." Стон зовется... Я покажу...
   -- Трифоновский,-- кричит кто-то.-- Иди, черт, сюда.
   Студент отошел. И у бочек, выпивая пиво, обнявшись с кем-то, запел:
   
   Выпьем мы за того,
   Кто "Что делать?" писал,
   За его идеал...
   
   -- Я боюсь,-- говорит Тата.-- Здесь все пьяные...
   Я проводил Тату к ее матери. Это была женщина с большими замученными глазами, худая и высокая.
   -- Напрасно вы повели ее туда,-- недовольно сказала мне о мертвецкой.
   -- Я сам в первый раз был в мертвецкой.
   -- Вы студент?
   -- Нет,-- говорю,-- художник.
   -- А, это другое дело... Вы еще очень молоды... Послушайте, знайте же, что в мертвецкой покойный сын мой очень пострадал.
   -- Пострадал?
   -- Там есть люди, которые подслушивают, что говорят пьяные студенты... Она взяла у меня мой адрес. Тата просто сказала:
   -- Приходите поскорей.
   Я проводил до подъезда новых знакомых и вернулся в мертвецкую.
   Черт знает, что делается, действительно, мертвецкая. На полу так налито пивом, что я промочил ноги. Много пьяных валяются у столов. Гам, крик, песни висят в воздухе. "Гаудеамус" переплетается с "Дубинушкой". Один студент орет:
   -- "Плачет белой кровью о прошедших днях..." Ловкая дама, взобравшись на стол, бойко запела:
   
   Милый Саша,
   Плоха на небе участь наша,
   А если подданных ты любишь,
   Богатством всех ты их погубишь.
   А если хочешь в рай ввести,
   То по миру их всех пусти.
   
   -- Браво, браво,-- закричали кругом.
   Бойкая барыня заметила меня... Спрыгнула со стола и, закурив папиросу, она подошла ко мне и сказала:
   -- Какой красавец.
   Села рядом.
   -- Хороший голос у вас,-- сказал я. Она смотрела мне прямо в глаза острыми карими глазками. Была она много старше меня.
   -- Вам нравится, как я пою? Я рада. Ну правда, какой вы красивый. Вы за народ?
   -- За какой народ?
   -- Как странно. Вы студент?
   -- Нет, архитектор.
   -- Архитектор? -- повторила она, как будто не совсем довольная. Встала и бойко пошла к бочкам, в толпу студентов.
   В дверях мертвецкой меня остановил здоровый пьяный парень. Он взял меня под руки и заговорил:
   -- В голове, брат, столько идей, ужас... Поедем к девкам... Я тебе все расскажу... Я, брат, страдаю общей идеей, хочу помочь человечеству, а мне не дают... У тебя деньги есть?
   -- Мало.
   -- А сколько?
   -- Шесть гривен.
   -- А я-то как же, мне домой доехать надо... Завтра надо есть... Он смерил меня пьяными и дерзкими глазами.
   -- Ступай к черту,-- сказал он.-- Тупая личность. Ну, давай полтинник.
   -- Не могу, вот двугривенный.
   Он взял двугривенный и сказал:
   -- Помни, ты нечаевцу дал.
   Простившись с нечаевцем, я в гардеробе дал номер и стал одеваться. Около меня стала певица с карими глазками:
   -- Проводите меня, пожалуйста, молодой человек.
   Помню, мне не очень хотелось провожать эту даму.
   -- А что же вы будете строить, когда кончите курсы? -- спросила она меня на улице.
   -- Тюрьмы и остроги,-- ответил я нарочно.
   -- С вами прямо нельзя говорить.
   Мы идем Самотекой. Поворачиваем вправо.
   -- Вот я и пришла,-- говорит она.-- Хотите зайти ко мне? Я вам дам последние номера "Земли и Воли".
   -- Благодарю... Мне больше нравится в Москве, чем в Сибири.
   Она рассмеялась. И вдруг обняла и поцеловала меня.
   Здесь, у грязных ворот каменного, мрачного дома, нагнувшись и подняв немного платье, она вынула из чулка пачку свернутых газет, быстро сунула мне в карман пальто, быстро сказала "прощайте" и скрылась в калитке ворот.
   Редко горят фонари. У меня мерзнут уши и так скверно на душе от встречи с этой женщиной, от этих сунутых прокламаций. Мне ясно, что она -- сыщица. Куда деть эту дрянь? Уронить, а вдруг увидят? Как зло смотрела на меня певица, когда я отказался зайти к ней. А ее поцелуй! Большой рот ящиком.
   Иду по глухой Лесной улице. Слышу скрип снега под своими ногами.
   -- Слу-ша-а-а-ай!
   Крикнул протяжно часовой у тюрьмы.
   -- Слу-ша-а-а-ай!
   Повторил вдали другой... А у меня в кармане прокламации. "Вот и будешь сидеть в этой тюрьме",-- подумал я, проходя на Долгоруковскую улицу.
   За высокими стенами тюрьмы видны вверху мрачные окна. Там "сидят".
   У Сущевской части я услышал звонки. Бегали пожарные, и верховой держал зажженный факел. Когда пожарные проехали мимо, я выбросил в канаву пачку прокламаций и вошел в калитку дома, где жил.
   Так озяб, и есть хочется. Достал хлеб и соленый огурец. Поел, лег в постель...
   После вечернего класса ко мне пришел приятель Мельников. Зайдя в лавочку по соседству, я купил копченую селедку. Селедку мне завернули в печатную бумажку. Принес домой, читаю, а на ней написано: "Рабочие при расчете получают натурой из лавки при фабрике, обязывая его брать товарами расчет. Эксплоататор-фабрикант ставит втрое стоимость". Читаю и вижу, наверху написано: "Земля и Воля".
   И опять пошел в лавку и снова купил селедку. Вижу, лавочник завертывает ее опять в прокламацию. Я говорю лавочнику:
   -- Что это за газетка у вас такая чудная?
   -- Да вот, городовой нынче утром принес заворачивать...

* * *

   У Харитония огородника, в деревянном зеленом доме, рядом с церковью, жила Тата. Дом был закрыт деревьями, запушенными инеем. Весело смотрели окна с розовыми занавесками. У крылечка четко белели ветки, покрытые снегом. Как хорошо было в доме: этажерка с фарфоровыми куколками, комод красного дерева, стол с вязаной салфеткой, трещали дрова в изразцовой печке. Так было тепло, чисто, ясно.
   Тата в черном платье с белым воротничком, с ней -- мохнатая старая собака Роска. Мать Таты ставила на стол варенье к чаю, Тата, открыв рояль, спела:
   
   Для тебя б я пела
   Под твоим окошком,
   На твоем крылечке,
   Но не для лета,
   Но не для речки...
   
   Удивление все это было. Так просто было. И эти люди жили, именно такие... И было вот еще что: Тата показывала мне альбом фотографий, где она снята маленькой девочкой и ее отец-доктор; там же большая охотничья собака Трезор, покойный брат, студент Петровской академии, и вдруг я вижу, вижу эту, ее... которую провожал, с карими глазами,-- эту...
   -- Кто это? -- спросил я с волнением.
   -- А что, вы разве знаете ее? -- спросила мать Таты.
   -- Да, знаю,-- ответил я нерешительно.
   -- Скажите, а вот мы не знаем... Когда умер Сережа, сын, у него под подушкой нашли эту карточку... И вот что на ней написано.
   Вынув из альбома карточку, она прочла мне: "Мертвецкая, 12 января 1878 года", потом: "Милый друг, я умираю, но спокоен я душою и тебя благословляю, шествуй тою же стезею".
   Тогда я рассказал про мертвецкую и про то, как провожал певицу. Мать слушала меня внимательно. В глазах ее были печаль и страх.
   -- Слушайте,-- сказала она.-- Мой сын, Сережа, тоже познакомился с ней в мертвецкой... Он был, как вы, молодой и доверчивый... Его арестовали, у него нашли прокламации. Он их вешал ночью на стене академии... Был шесть месяцев в тюрьме, а выйдя из тюрьмы -- застрелился... И вот эта карточка была у Сережи под подушкой.
   Сколько лет прошло с той поры -- целая вечность,-- и вот не забылся страх, некогда испытанный мною в московской мертвецкой.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Мертвецкая -- Впервые: Возрождение. 1933. 12 февраля. Печатается по газетному тексту.
   "Возле речки, возле моста..." -- видимо, студенческая песня на мотив русской народной песни "Возле речки, возле мосту".
   "Дубинушка" -- русская народная песня, песня русских бурлаков. Музыка народная. Слова написал А. Ольхин. Получила известность после ее исполнения Ф.И. Шаляпиным.
   "Плачет белой кровью о прошедших днях..." -- песня Э.И. Губера "Новгород" (между 1838 и 1840):
   
   Белой плачет кровью
   О былых боях
   И поет с любовью
   О старинных днях.
   
   "Милый Саша, / Плоха на небе участь наша..." -- неточная цитата из стихотворения Т.Г. Шевченко (1858):
   
   Милый Саша,
   Плоха на небе участь наша,
   И если подданных ты любишь,
   Так их богатства поубавь,
   А если хочешь в рай ввести,
   Так всех их по миру пусти...
   
   нечаевец -- последователь идей революционера-террориста С.Г. Нечаева. Самотека -- Самотечная площадь в Москве.
   "Земля и Воля" -- нелегальная газета, орган одноименной народнической организации. Издавалась в Санкт-Петербурге (1878-1879), всего вышло пять номеров.
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru