Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 1. "Моя жизнь": Мемуары; Рассказы (1929-1935)
Новогодний волк
Проснулся я рано утром. В окне -- всюду кружевное покрывало инея. Над болотом, за большими елями, красным шаром встает зимнее солнце. Лучи его освещают наличники окон деревянного дома и ложатся на бревнах яркими полосами.
Какая радость зимнее солнце! Что-то живое, веселое в его лучах. Оно морозное, особое. Только у нас в России такое солнце зимой. Чувствуешь себя необыкновенно бодро, а вставать не хочется. Приятно, лежа в постели, смотреть в окно на иней... Края изб, овин, сугробы -- на утреннем лиловом небе. Вон летит ворона, да так тяжело! Села на овин, наклонилась и крякнула. В ворота идет тетка Афросинья, в полушубке, закутана с головой, несет крынку сливок к чаю и корзину.
Рядом со мной на постели кот Васька, тоже ленится, не хочет вставать и смотрит круглыми глазами в окно. О чем он думает? Неизвестно. Я глажу его,-- кот потягивается и мурлычет...
В соседнюю комнату тихо входит слуга Ленька, и собака Феб радостно врывается ко мне, прыгает у постели и кладет мне на колени морду. Тут Васька бьет Феба лапкой по носу -- но дружески, шутя, не выпуская коготков. Это его особая манера ласки.
-- Самовар готов,-- говорит Ленька.-- Мороз очень здоровый, градусов сорок.
-- Ну и врешь. Посмотри-ка на градусник!
-- Я глядел. Не видно... Окно все замерзло, и градусник замерз. Его бы горячей водой полить... Вот едут, глядите-ка, никак Василий Сергеевич и еще кто-то!
Тут я услышал скрип полозьев, вскоре в окне показалась лошадь... Сани остановились у крыльца. В сенях -- смех:
-- Ухо отмерзло!
Друзья мои, закутанные в шубы,-- Вася, музыкант Коля, Юрий,-- ввалились в комнату. Физиономии у них красные, волосы и брови заиндевели.
-- Смотрите-ка, у Николая ухо белое. Скорей снегом оттереть.
Ленька бежит опрометью из комнаты и возвращается через секунду с миской, полной снега.
-- Три живее!
Все присутствующие трут Коле уши.
-- Только правое! -- протестует он.
-- Трите оба,-- раздается авторитетный бас приятеля Васи.
-- Зачем же оба?
-- Так вернее.
Лицо у Коли выражает страдание.
-- Хорош музыкант, если без ушей будет. Ни к черту! -- говорит Вася, продолжая натирать Колины уши.
-- Довольно. Смотрите -- теперь оба красные!
-- Наливайте ему скорее чаю с коньяком. Ну, вот -- отошел,-- успокоительно замечает Вася,-- а то белые уши, антонов огонь, их надо резать, не то смерть. Понимаешь?
Коля смотрит в покорном испуге и молчит.
-- Ну что это, скажи пожалуйста,-- не унимается Вася.-- Все ничего, а тебя угораздило уши отморозить. Непременно какая-нибудь история с тобой. Отчего бы?
-- Верно,-- соглашается Юрий.-- У тебя, Николай, и физиономия такая. Брови подняты, вечный испуг.
-- Вот ерунда,-- обиделся Коля.-- Конечно, у вас на роже полное ко всему равнодушие. А я, брат, вижу несправедливость жизни, веду борьбу, оттого и выражение благородных страданий. У тебя -- что? Квадратная рожа, вот как у полового.
-- Верно. Действительно, у тебя, Юрий, физиономия того...-- подтвердил Вася.-- Ну и мороз! Хорошо здесь, в доме-то. Смотри-ка -- ветчина, лепешки деревенские.
-- Это лепешки тетки Афросиньи,-- отвечаю,-- она принесла. Таких нигде нет. Посмотри: видишь -- сверху узоры, рубчики? Да вот и она...
Тетка Афросинья вошла нарядная, а с нею муж Феоктист Андреевич. В руках у нее большой пирог с груздями. Тетка Афросинья похожа несколько на репу, но женщина она почтенная и любит подарки и учтивый разговор.
-- С наступающим вас. Э-э, чего это вы, Миколай Васильевич? Говорят, ухо отморозили? Долго ли -- стужа какая.
Наливаю Феоктисту водки, а Афросинье наливки. Феоктист пьет и крякает, Афросинья вытирает ротик платочком по-модному, говорит: "С Новым годом вас -- чево нечево, а все по-хорошему чтобы".
-- Вам я очень благодарен, тетенька Афросинья,-- говорю я,-- живу среди вас, земляков своих, и единой обиды не видывал. Ценю услуги ваши, пускай-ка друзья пирога изведают, тогда узнают, кто такая тетенька Афросинья.
Афросинья степенно поклонилась нам и вышла...
-- Вот в такой мороз я пойду нынче налимов ловить,-- заметил Вася.-- Где здесь в реке налимы водятся?
-- Под кручей,-- ответил Феоктист,-- у Любилок, здесь весь налим. Павел знает, он тебе покажет. Только, что ты в этакую стужу ловить пойдешь? Замерзнешь, как есть, боле ничего.
-- Да где ж морозу с Василием Сергеичем сладить? -- смеется входящий сосед -- охотник Герасим Дементьич.-- Где ж морозу повалить эдакова-то!
И правда: Василий Сергеич и Юрий богатыри хоть куда. Рядом с ними худой и вечно испуганный Коля казался ушибленным судьбой. Но сейчас он уплетал пирог с явным наслаждением, запивал коньяком и похваливал:
-- Пирог замечательный. Прелесть! А какая рыба?
-- Ну, вот опять,-- притворно ужаснулся Вася,-- разве я не прав? Ест Николай и уверяет -- рыба. Это же грибы.
-- Ну, нет, позвольте, я еще с ума не спятил,-- запротестовал Коля...
-- Конечно, грибы, Николай,-- подтверждаю и я.
-- Ну, уж извините, позвольте. Нечего из меня дурачка строить. Довольно.
-- Да, конечно, рыба,-- смеясь, поддакнул Юрий.-- Вот только какая?
-- Какая? Мымра,-- нашелся Вася.
Тогда Коля взял кусок пирога, выпил рюмку березовки, закусывая пирогом, поднял черные глазки кверху, распознавая вкус рыбы, и сказал:
-- Верно -- мымра.
-- А я вот шел к вам,-- сказал Герасим,-- на лыжах. По оврагу, что за курганом. Волчьи следы, гляжу. В ночь, значит, прошли трое матерых. Это с Вепревой Крепи. Нагнал. Дал раза. Да стужа велика -- зазяб. След кончается здесь, вот в моховом,-- показал он в окно.-- Где на тяге по весне стояли, там и залегли.
-- Хороша штучка,-- заметил Вася.-- Вот! А я хотел налимов ночью ловить.
-- Так возьми ружье,-- посоветовал я.
-- Благодарю покорно. Ты ловишь, а они, голодные, бросятся сзади, и готово. Нет, один не пойду.
* * *
До наступления вечера я отправился в сарай, отыскал ящик из-под рыбы, вырезал небольшие кружки, заклеил их красной бумагой, а внутрь поставил свечки -- это волчьи глаза. Герасим мне помогал.
Когда стемнело -- зимой темнеет рано,-- я поставил ящик в кустах, невдалеке от дома. Такие же глаза, в картонках от шляп, поставил в других местах. Осторожно зажег свечи. Эти тусклые огоньки в кустах чуть-чуть мерцали, неожиданно и страшно.
Вася сначала приготовил снасти и насадку. Потом оделся во все охотничье: огромные белые валенки, шапка с наушниками, за спиной ружье, а в руках пешня для прокалывания льда. Вместе с Колей и с Юрием приятели вышли. Но вскоре раздался выстрел, другой, третий. А вслед за тем в комнату вбежали Вася и его друзья.
-- Ну и место! Нашли, где домик построить. Смотрите, что делается. Кругом волки. Черт знает что! Благодарю покорно. Живого сожрут.
Он схватил ружье и бросился к двери на чердак дома.
-- Послушай,-- убеждал меня Коля.-- На меня прямо бросался, брат. Злющий, зубами, понимаешь, щелкает. Насилу убежал. Видно, что голодный. Глазищи красные, понимаешь...
Тетка Афросинья, убирая стол к ужину, смеясь, заметила:
-- Ах, Юрий Сергеич, ну и герой вы, глядеть. А вот волков спутались. Как мне теперь одной иттить на деревню-то за сметаной? Проводите, ведь боязно.
-- Нет, уж спасибо, тетушка Афросинья. И вам ходить не советую. Их тут стаи кругом...
Тем временем Вася открыл огонь с чердака. Он палил непрерывно и вскрикивал: "Вот тебе! Не любишь? Стреляй, Герасим. Стреляй! Добивай его! Один остался, гони его!"
Наконец Вася вернулся к нам с дымящимся ружьем. Посмотрев на меня, на Юрия и Николая, он покачал головой с укором:
-- Хороши! Сидеть здесь куда приятно. А там-то что делается! Их стреляешь, а они хоть бы что... Вот бы вы посмотрели.
-- Ну что? Прогнал? -- спрашиваем.
-- Да, все разбежались. Далеко ведь. Может быть, ранил какого. Один больно крепкий -- ух, здоров, ничего не боится, стоит, глаза пялит, и ни с места. Смотритека, стволы у ружья -- как огонь горячие! Нет, хороша штучка! Под Новый год, а? И место же здешнее. Глушь лесная верст на сто.
Герасим сидел у камина, сложа руки. Его желтые умные глаза закрывались от сдержанного смеха. Потом он встал и пошел к двери.
-- Куда ты, Герасим Дементьич?
-- Не могу боле. Пойду волков подбирать. И ушел.
* * *
Из деревни Любилок пришли гости: рыбак Павел и цыганка Груша с мужем, да еще лесничий. Новый год приближался. Аккорд гитары, и Груша запела:
И снега-то, и снега,
И любовь, Мотя, твоя.
Ах, чу-чи, ту-то чу-чи...
Э, гори, сердце, гори...
Вдруг Феб с воем и лаем отчаянно бросился к двери.
Она приотворилась... Мы притихли. И в двери показался огромный волк, стоя на задних лапах.
Все бросились в сторону.
-- Где ружье?! -- кричал Вася.
Юрий Сергеевич, закрыв глаза, вертел стулом, как бы отгоняя кого. Коля упал ничком на тахту, закрывшись пиджаком с головою. Только сказал:
-- Это черт-те что, ну и Новый годок!
Дверь отворилась шире: весь в снегу, стоял перед нами Герасим Дементьич и придерживал сзади огромного убитого волка.
-- С Новым годом! -- говорил он, улыбаясь.-- Лисеич, вот тебе и коврик. Не промазал, нашел. Гляди-ка, хорош волчина...