Коровин Константин Алексеевич
Вор

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 1. "Моя жизнь": Мемуары; Рассказы (1929-1935)
   

Вор

   Лето. Смотрю я как-то из окна моей мастерской: у загородки сада стоит крестьянский мальчик лет двенадцати, на руках у него маленькая девочка.
   -- Дедушка,-- обращаюсь я к живущему у меня старику-сторожу,-- взгляни, что это за парнишка? Который раз замечаю: стоит у загородки и все смотрит на торфяное болото.
   -- Э-э, да это Колька,-- вор. Глядит на пленных мадьяр, что в торфяном у Блудова работают. Отца-то его на войне убили. Вот он и глядит на них. Думает, дурачок, что они-то и убили отца.
   -- А почему говоришь -- вор?
   -- Все знают. Из верши у меня в утро рыбу таскал. Я сам видал. Его много били за это самое воровство.
   Я пошел к Кольке. Тот было наутек.
   -- Постой, Коля! -- крикнул я.
   Он остановился, смотрит пристально. На нем рваная женская кофта, из-под которой торчит грязная рубаха. Худенькая шея, лицо болезненное: бледные губы открыты, длинные ресницы больших карих глаз слиплись, а в глазах обида и печаль. Он уставился на меня недоверчиво. Крепче стиснул в руках сестренку свою, замотанную в жалкие лохмотья.
   -- Колька,-- говорю,-- что ты все под гору смотришь на пленных? Он ответил:
   -- Они мово тятьку убили. Почто?
   -- Коля,-- стал я объяснять ему,-- война идет. Может, и не эти мадьяры убили твоего отца. Много воюет и их, и наших.
   -- А почто?
   -- Как почто? Враги. Ну и воюют.
   -- Не-е,-- говорит Колька.
   -- Как -- не-е, что ты. Да подневольненькие тоже они...
   -- Кто тебе сказал?
   -- Война -- понимаешь? Враги и есть. И наши тоже там у мальчика отца убили, и такой же там Колька, как и ты, сиротой остался...
   Продолжая пристально смотреть на меня, он спрашивает:
   -- Я-то ведь мал еще, а тот Колька боле меня?
   -- Такой же, как ты.
   -- Ну так чего же? Нам вот и не вспахать. Боронить-то еще можно. А соху -- где же! Не достать...
   -- Твоя мать где?
   -- Бают, в терпевном доме в Ярославе.
   -- Ну, что тебе, Коля, наврали! Такого и дома нет,-- говорю я, озадаченный.-- Пойдем к тебе. С кем живешь?
   -- Вот с ей,-- показал он на сестру.
   Коля повел меня к себе в избу. Изба бедная, у самого края небольшой деревни. Окна выбиты, заткнуты соломой и тряпками. Темно, печально.
   Коля опустил сестру в корзину с грязным одеяльцем.
   Большой лапоть валяется на полу. "Отцовский",-- подумал я. Мяучит котенок. На столе стоит крынка, в крынке вода. Тут же -- корка хлеба, облепленная мухами, да половина репы.
   -- Пойдем, Коля, жить ко мне. Бери сестру, а я возьму котенка. А что, рубашки и портки есть?
   -- Есть еще одна, а то украли.
   Он достал с печи грязную рубаху... Так и пришли ко мне.
   -- Вот,-- говорю,-- Коля, живи тут, рядом с дедушкой. Здесь, в этой комнате. Да сбегай к Павлу Киселеву, позови его.
   -- Не-е,-- запротестовал Колька.-- Он меня оттаскает.
   -- За что?
   -- Я у его лепешки украл.
   -- Разве ты воруешь?
   -- Да как же! Я ведь сестре, да и сам поешь. Тут дедушка отозвал меня на крыльцо.
   -- Эх, Киститин Лисеич, чего это, право! Почто Кольку привел, беда. Он ведь во-ор...
   -- Ну, ничего, дедушка, как-нибудь... Пойди за Павлом... А ты -- будешь сыт, Коля. Только не воруй. Слышишь? А то пропадешь. Сестру пожалей.
   Павел пришел недовольный, сумрачный.
   -- Послушай,-- обратился я к нему,-- что это Колька мне про мать сказал? Павел, сморщив брови и прищурив глаза, процедил:
   -- Гулящая она была. Отец-то Колькин из солдат когда пришел, ее не застал уже. Колька-то -- его, а девочка от шематона -- вроде как дармоед какой был -- не то барин, не то что. Не разберешь. Только он ее и увез. А Колька -- вор. Все тащит, но, вестимо, больше чтобы съесть. А мать -- что! Пила вино. Красива была. Ох, красива...
   -- Ну, так послушай, Павел,-- сказал я,-- как же это Кольке одному жить, кормить сестру? Они же дети! Подумай!
   -- Это верно,-- согласился Павел.-- Ну что же теперь делать? Отца убили в войне. Три рубля пенсии матери платят. Да где она? Ему по малолетству ее не дадут. Да теперь
   и нет уплаты. Царь отказался, с престола сошел. Вот вчера все пленные, что было их, все уехали. Теперь слобода. Мать-то однова приезжала сюда, ну, только били ее очинно. Конечно, парни. Ну, она и не кажет более носа, а пожалуй, ее и нету боле...
   -- Павел,-- распорядился я,-- стащи постели с чердака. Знаешь, которую в палатку ставят: надо им постелить. Пусть живут, мне жаль Колю.
   -- Всех теперь не пережалеешь,-- сказал Павел,-- явный фахт. Человек -- конечно. И мне жалко. Но вот только вор, вот что!

* * *

   Утром Колька умывался и пил с сестренкой чай, и видно было, что он доволен. И необыкновенная радость была в душе моей, будто я нашел драгоценнейший клад в жизни, и не верил тому, что Колька вор...
   -- Коля, можешь сходить на станцию?
   -- Знаю,-- ответил Колька.
   -- Купи мне папирос три пачки. Я тебе напишу. Отдай эту записку Козакову в буфете. Вот деньги -- керенка. Знаешь деньги?
   -- Не-е...
   -- Да ты просто отдай Козакову, он знает.
   Через полчаса Колька вернулся, принес папиросы, мелочь сдачи и... толстую стеариновую свечу.
   -- А свечу где взял? -- удивился я.
   -- Из фонаря украл,-- невозмутимо заявил Колька.
   -- Как из фонаря? Да разве можно?
   -- Чево ж, никто не видал. Я ведь ничего.
   -- Коля, да нельзя же этого! Ведь тебя бить будут, ведь это нечестно, бессовестно. Грех! Я с тобой жить не стану. Ты вор. Нельзя этого.
   -- Не буду боле,-- пробормотал Колька.
   -- Вот что... свечку отнеси назад. Тихонько поставь ее на место, откуда взял. Говорю Кольке, а сам думаю: поймают Кольку, изобьют.
   -- Нет, не относи, ее надо в помойку бросить, за сарай.
   -- Свечка-то больно гожа. Думал, засвечу с дедушкой...-- защищался Колька. Дедушка свечку взял.
   -- А ты сказал ему, что украл? -- спросил я у Кольки.
   -- Сказал.
   -- Что ж он, ругал тебя?
   -- Не.
   Ночью слышу, Колька глухо кашляет. Утром, смотрю,-- бледный. Пришел Павел, я ему говорю:
   -- А ведь Колька нездоров!
   -- Вестимо,-- сказал Павел.-- Явный фахт. Еще бы, как его били! Он в Плечове платок украл и сестру повязал. Любит ее очень. Платок-то узнали, ну и били, ногами топтали. Крови вышло что из горла, ужасти. Вор потому, явный фахт...
   Я заглянул вечером в полуоткрытую дверь Колькиной комнаты. На постели сидит сестренка и смотрит бирюзовыми глазами на брата. Тот на столе разложил свои богатства: ленточку, остаток тесемки, цветные шерстинки, крашеный поплавок, который я подарил ему, старый пенал, катушку, две пуговицы, ломаный перочинный
   ножик... На столе горит огарок украденной свечки, и Колька, нагнувшись, шьет из рубашки, которую я ему подарил, платье для своей сестры. Худые руки Кольки тянут иголку. Он с заботой и вниманием изредка взглядывает на сестру и говорит:
   -- У Авдотьи видал голубую тесемочку, вот бы обшить шею хорошо. Не даст! И Колька опять шьет.
   -- Какую карамель я ел,-- рассказывал он сестре,-- желтая, красная, зеленая, разная... Вот карамель! Ты не едала, а я успел. Теперь нет боле. Пряник я видал раза в трактире! Большой такой: конь, а на нем вот как мадьяр в каске, что отца убил, с усами, весь белый. Их господа все едали. Теперь нету. Вот украл бы, ежели б где нашел. Вот пряник, посмотрела б ты! Ну и скусный, знать! На станции боле нет буфета. А чего там было! Мать квасу раз дала мне испить. Ты не пивала, а я успел. Белый хлеб, баранки... А вот просфора святая, мать приносила,-- как репа! Я успел, едал, а ты нет.
   Сестренка с любовью и с любопытством слушает брата. И странно, никогда не плачет. В ней тихая гордость...
   Возвратясь в мастерскую, я вспомнил, что у меня в ящике, в шкафу, где аптечка, есть сухая малина. Разбирая, я нашел в бумажном мешке на дне остатки киевского варенья. Десяток сухих ягод в сахаре.
   -- Коля,-- крикнул я,-- вот гостинец. Немного, возьми.
   Дети сидели друг против друга. Сестра ела, а Коля смотрел близко на нее -- смотрел, радуясь, что вот и она успевает изведать этих сокровищ...

* * *

   Ноябрь в Москве. Трудно достать сахару, соли, хлеба. Я набрал разной рухляди: занавески с окон, белье, сапоги, старое пальто, шубу -- для мены. Достал и пропуск к себе в деревню по железной дороге и залез в теплушку -- вагон товарного поезда.
   В вагоне едет со мною веселый молодой человек. Галифе, ухарски надетый картуз, военная шинель. С ним молодая женщина, по-видимому -- жена. Он -- парень разбитной. Тут же в вагоне разрубил скамейку, из щепок разжег костер, вынул чайник, достал стаканы. Откуда-то появились давно не виданный белый хлеб, сало, колбаса. Обратясь ко мне, парень спросил:
   -- Далеко едете, папаша?
   -- Да вот, до Павлова.
   -- Закусите! Копчености. Мы едем дальше, с Ярославля и по Волге.
   -- Благодарю,-- сказал я.-- А вы не боитесь так огонь разводить? Ведь прямо костер, а тут большие кипы газет, не попала бы искра, сгорим.
   -- Папаша, не бойтесь, мой вагон. Это я везу литературу. Вот скушайте, колбаса из Киева, привез копчености. В Киеве еще всего хватит. Белые булки, ой, как выборгские крендели!
   Жена засмеялась и мне на ухо:
   -- Он литературу везет, а внутри-то там мануфактура! Не дурак он у меня. На станции Павлово народу тьма-тьмущая: мешочники. Подбегает Павел.
   -- Я без лошади,-- говорит.-- Пойду поищу, кто довезет. Третьего дня из Переславля приехал какой-то начальник Штюрьме. У вас ружья взял, читал бумагу охранную: "Мне,-- говорит,-- плевать на ее".
   -- А что Колька?
   -- Э-э... Да вот что -- мать приехала. Ну, с ней такой козырь, платье на ней шелковое, кольцы, вот форсит! Кольку и сестру увезла. Поплакала она, когда увидала их, и все целовала. Чего еще, не надо говорить только, ни-ни... Для вас оставила полпуда белой муки и икры, сахару. Вот, поди, барыня чисто!
   Я вздрогнул. Глубоко внутри больно кольнуло. Испугался даже. А я-то куда же вез карамель, которую с таким трудом достал в Москве? И стало мне так одиноко, так пусто...
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Вор -- Впервые: Возрождение. 1931. 18 октября. Печатается по газетному тексту.
   верша -- здесь и далее: рыболовная снасть, обычно сплетенная из ивовых прутьев, в виде узкой круглой корзины с воронкообразным отверстием.
   шематон (шаматон) -- здесь и далее: бездельник, шалопай.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru