Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 1. "Моя жизнь": Мемуары; Рассказы (1929-1935)
М., "Русский путь", 2010.
Утопленник
По окончании Школы живописи и ваяния в Москве, на 21-м году жизни, я поступил в театр писать декорации. Молодые актрисы производили на меня впечатление неотразимое. Нравились мне все без исключения. Какие глаза, и в глазах какая душа! У одной они большие, открытые, у другой -- как у Джиоконды, с опущенными ресницами. А как говорят! Одна совсем поразила мне сердце. Она меня называла "мой Зибель, мой паж".
Но скоро она куда-то уехала, пропала... Прошло лет пять, и я встретил ее случайно на развеселом вечере, в компании артистов, где шел кутеж и гремела гитара. А затем я получил от нее телеграмму: "Мой витязь, жду". "Витязь,-- подумал я,-- какой я витязь?" Но на вокзал помчался.
* * *
Ночь, глубокое небо; звезды играют в тихом лунном воздухе, насыщенном запахом трав и лесов; щелкают соловьи. На террасе деревянной дачи под Москвой горит лампа: розовый бумажный абажур виден издалека -- с дороги, по которой я еду со станции. Вот ближе, и вижу лицо -- ее прекрасное лицо. Она наклонилась над книгой. Ждет меня...
Быстро вбегаю на террасу.
-- Ах,-- вскрикивает она,-- мой коробейник!
-- Почему -- коробейник?
-- Да, сегодня вы коробейник,-- отвечает она и весело напевает: "Пожалей, моя зазнобушка, молодецкого плеча".
-- Аннушка, подайте чай. А мы пойдем -- пойдем в рожь, в рожь высокую! -- И она пропела: "Только знала рожь высокая".
Я говорю:
-- Но рожь еще не высокая. Зачем идти в рожь?
-- Нет, нет, идем. Ты мой коробейник!
Как молния пронизывает меня странное чувство, где-то там в душе глубоко: "мой коробейник, рожь высокая", и зачем это? Зачем? Но мы идем. Она говорит опять:
-- Слушайте: "Была ночь, они шли вдвоем, он дал ей руку..." Подайте мне руку! Я подал ей руку.
-- "Они шли и молчали,-- продолжала актриса.-- Она положила ему голову на плечо".-- И она прислонилась головой к моему плечу.-- "Тогда он впился в ее влажные губы своими губами..." Ну же! Впивайтесь!
Я впиваюсь... Но почему-то так нехорошо на душе...
Но рожь еще совсем низкая... Май месяц, весна в начале... Заметив обильную росу на ржи, она выскакивает из нее на дорогу.
-- Зачем рожь? -- говорю я.-- Вот лес. "Там опять в ночи туманы. Отдаленные леса, белые дреманы".
Она спросила: "Это чье?"
-- Как чье? Фирдоуси,-- вру я.
Мы идем в лес. Во мне чувство какого-то негодования. Странное и горькое. Хотелось сказать, спросить: почему не просто так -- вот вы и я, почему я -- то Базаров, то Алеша Карамазов, коробейник, Фома Гордеев, Чацкий, Лель и еще черт его знает, кто?!
А она не унималась:
-- Милый, молю, ты знаешь -- Виктор клялся возлюбленной: "Я умираю от любви". Ну и ты скажи. Умоляю!
Думаю: "Откуда взялся этот Виктор?" -- и отвечаю прямо:
-- От любви умереть не могу. Откровенно признаюсь: не могу.
Она посмотрела на меня своими прекрасными глазами, огорченно и удивленно. Выражение ее лица было какое-то печальное и жалкое.
-- Нет, правда? Ты не знаешь, как умирают от любви?.. А ты не можешь украсть для меня, как Виктор?
-- Что украсть?
-- Все.
-- То есть как -- все?
-- Виктор сказал Ольге: "Все брошу к твоим ногам".
-- Ворованное?
-- Как это пошло, не тонко!
Какой-то особенный, злой огонек мелькнул в ее глазах.
В конце концов -- мы повздорили. А соловьи заливались... Я возвращался на станцию один. Пахло рекой. Проходя по мосту, я остановился и стал смотреть на воду. Темны были отражения берегов, и в глубине сияли звезды. На душе было тихо, странно, радостно. Вдруг слышу крик: "Постой, умоляю!" Я обернулся и увидел бегущую фигуру в белом платье. Она!
-- Я поняла, я все поняла! -- подбежала актриса ко мне.-- Ты хочешь броситься в воду. Я знала, я чувствовала. Но я спасу тебя.
-- А вам бы понравилось, кабы из любви к вам кто-нибудь утопился или застрелился?..
-- Еще бы,-- ответила она, не задумываясь,-- вот из-за Ады Дурвенд четверо застрелились. А в меня -- трое стреляли.
Луна осветила ее на фоне темных ольх. В тишине ночи она была торжественно-прекрасна.
-- Прощай! -- крикнул я и бросился в воду. Послышался ее отчаянный крик.
Река несла меня по течению. Было глубоко, но я хорошо плавал. И вижу -- уже вдали мост, на котором я был. Бегут люди с фонарем, крики, ее крик "спасите", кто-то вопит "караул"... За заворотом реки подплываю к берегу и хватаюсь за ветки ольхи. Мне бросают веревку. Вылезаю. На берегу -- люди, дачники. Один из них наливает мне в стакан какого-то вина, говорит: "Скорей пейте",-- держит меня за пульс. Он взволнованно шепчет: "Я все знаю. Идемте".
-- Куда?
-- К нам. Она у нас, там доктор. Хорошо, что спасли вас. Петр Сергеевич смотрит с террасы, говорит: "Вот на мосту человек. Наверно топиться хочет. Ночью в реку смотрят не зря..." А та, барынька ваша, кричит: "Это из-за меня, утонет!" Плачет... Идемте... Если бы не Петр Сергеевич, то -- ау! Уж вы начали за ветки хвататься... Ну, не стоит говорить. Не унывайте, молодой человек.
Мы пришли на большую дачу. Я переоделся. Мне дали очень широкие панталоны и японский женский халат, все что попало под руку. Народу полна дача -- все милейшие люди. С террасы доносятся голоса: "Утопленник".
-- Вот история! -- думал я. Надо все же для приличия делать вид, что я в самом деле хотел топиться.
Женщины, приоткрыв дверь, разглядывали меня испуганными глазами. Мужчины успокаивали. Доктор брал за пульс, говоря в сторону, в пространство:
-- Пальпитацио кордис! {От лат. palpitacio cordis -- пальпация в области сердца.}
Какой-то дачник приносил вино стакан за стаканом и повторял: "Вы пейте, и я с вами. Ах, эти драмы, у меня их... Ну что, пейте!"
Меня вывели в соседнюю комнату, где был накрыт стол. Один из дачников поднял бокал:
-- Поблагодарим Петра Сергеевича и доктора, которые первые откачали молодого человека... И да послужит наше дружеское сочувствие в знак того, что он не так забыт, как многие из прочих утопленников!..
Другой дачник, огромного роста с белым лицом и с туловищем, похожим на комод, тоже сказал спич {От англ. speach -- речь.}:
-- Не только в молодые, а даже в наши года могут случаться от женщины такие реприманды {От фр. réprimande -- выговор, внушение.}, что просто ум раздвигается на части. Все мы знаем по делам нашим, что в прошлом году случилось с нами, от Эмилии Карловны... То есть, я хочу сказать -- с ее мужем. В этаком разе, ежели бы с ним не сладил Веревкин Костя, под Новый год у "Яра", то скажу прямо: фабрика пошла бы к дьяволу.
На меня все глядели с сожалением и радостью. Дамы ухаживали за мной, особенно одна... Она жала мне руку и повторяла на ухо:
-- Ну, что за охота! Вы так молоды...
Тут в комнату, где я сидел и пил со всеми, вошла она, виновница моей гибели. Вошла торжественно.
-- Как счастлива... Вы спасены. Как я страдала! Но вот и доктор говорит, что нет ни в одной литературе мира, чтобы человек топился от любви при женщине. Вы не понимаете красоты драмы...
-- Верно,-- сказал я.-- В следующий раз я утоплюсь один.
С террасы закричали: "Сюда, сюда. Смотрите. Там опять что-то на мосту, кричит кто-то. Опять народ с фонарем. Еще кто-то утопился".
И впрямь, по мосту бегали люди. Мы все толпой пошли к мосту. Тишина майской ночи, роса, трава бьет мои туфли, и она, новая моя красавица, рядом со мной, я чувствую ее около себя. Как пахнут ее плечи, платье. И эта ночь! Медовый запах тополей, звезды, темные ольхи у реки. Глаза ее смотрят прямо в мои:
-- А из-за меня вы бы утонули?
"Что же это такое,-- думаю,-- опять купаться?" --Утонул бы,-- отвечаю.
-- Милый...-- шепчет она.
На мосту стоит толстый исправник, станционный жандарм и еще кто-то. По воде ведут невод. На берегу народу -- весь поселок.
-- Теперь все едино,-- кричит голос,-- опоздали. Не откачать.
-- Наши-то не откачают?
Все ринулись к неводу. Исправник впереди. Жандарм говорит:
-- Хучь увыпей ею усю, реку, а его чтобы достать!
Невод волокут по берегу. В мотне плещется, блестя чешуей, освещенная луной рыба.
-- Нету!
"Это меня ищут,-- думаю я,-- дали знать на станцию исправнику. Меня ищут..."
-- Вы у нас ночуете? -- спрашивает новая дама.-- Наверху я приготовила для вас комнату -- светелку...
-- Но ведь мне, сударыня, из любви к вам надо еще топиться?
-- Ах, какие глупости... Какой вы, право! Бежит Петр Сергеевич, запыхался, кричит:
-- Опять утопился, вот дурак-то. Я так и знал... Увидав меня, остановился в недоумении:
-- Вот он. Где же утопленник? Петр Сергеевич пьян.
-- Что это вы с ним делаете,-- обращается он к моей новой даме.-- Довольно вам, молодой человек! Не верьте женщинам. Анна Васильевна, фюить, дудки! Нет, из-за прекрасных глаз не утону. Уж как вам угодно-с, фюить!
Затем мы жарили лещей, а перед дачей на лужке сидели крестьяне с неводом и еще какие-то люди. Варили уху. Серьезно и деловито пили водку, по очереди, ровно, закусывая ветчиной с хлебом. Серьезный народ. Крестьяне говорили:
-- Завтрева второго найдем. Поди, где теперь? Ночь-то... Утопленника, его надо сразу брать, не то ён уйдет. Бывало дело, сколько таскали! Завтра откачаем. Одново раза сердягу качали, ну что! Фабришные индо руки ему все повывернули -- а он ништо: храпит. Зачали ему на брюхо прыгать, приказывали: "Выпущай воду, сволочь!" -- а он ништо, так и помер.
Подали на стол жареных лещей. Исправник сел посередине. Опять пили, опять пир горой. Исправник -- большой седой старик, усы белые торчат вперед. Говорит, как будто плюнуть хочет:
-- Медаль спасение утопающего получить нелегко: по представлении губернатором министру внутренних дел. Помилуйте, если так будут давать, тогда -- вот я купаюсь и говорю: "Тащи меня, братец". Ну и тащит приятель. "Медаль пожалте!" Так и медаутопленник. Па-а-азвольте!
-- Нет, па-а-азвольте,-- говорит Петр Сергеевич.-- Я ему веревку, а то -- ау! Верно,-- обращается он ко мне.-- Па-а-азвольте! Хоть он это и из-за бабы, конечно, ерунда, но все же утопленник. Па-а-азвольте.
-- Ура,-- кричат на лугу.-- Еще полведра. С Ангелом вас! Кто именинник? Исправник -- именинник. Вот он. Ловко!
-- Да,-- говорит исправник,-- есть тот грех. Начинается все сначала. Доктор входит. С ним моя актриса.
-- Позвольте представить вам,-- заявляет он,-- виновница спасения, т.е. не спасения, а торжества: Вера из "Оврага".
-- Как-с? -- спрашивает исправник.
-- Из "Обрыва",-- поправляет красавица.
-- То есть -- из романа Тургенева или Гончарова, все равно,-- не смущается доктор.
Сквозь звуки рояля, пения и песен на лугу я слышу шепот моей новой дамы.
-- Пойдемте, я вам покажу комнату.
Ну и жизнь была... Только где вы, прекрасные мои дамы? Где вы, и актриса моя, Вера из "Оврага"?
Не знаю, которым по счету, но все же и я ведь был вашим... утопленником.
ПРИМЕЧАНИЯ
Утопленник -- Впервые: Возрождение. 1931. 8 марта. Входит в издание "Константин Коровин вспоминает...". Печатается по газетному тексту.
...я поступил в театр писать декорации -- К.А. Коровин был приглашен в Частную оперу С.И. Мамонтова в 1885 г.
Зибель -- персонаж трагедии "Фауст" И.-В. Гёте и одноименной оперы Ш. Гуно (1859).
"Пожалей, моя зазнобушка, молодецкого плеча..." -- русская народная песня "Коробейники" (народное переложение начала поэмы Н.А. Некрасова "Коробейники", 1861).
Базаров -- персонаж романа И.С. Тургенева "Отцы и дети" (1862).
Алеша Карамазов -- персонаж романа Ф.М. Достоевского "Братья Карамазовы" (1879-1880).
коробейник -- персонаж песни "Коробейники" (см. выше).
Фома Гордеев -- персонаж романа М. Горького "Фома Гордеев" (1899).
Чацкий -- персонаж комедии А.С. Грибоедова "Горе от ума" (1822-1824).
Лель -- персонаж оперы Н.А. Римского-Корсакова "Снегурочка" (1881).
медаутопленник -- возможно, неологизм Коровина; имеется в виду то обстоятельство, что за спасение утопающего полагалась медаль.
Вера из "Оврага" -- имеется в виду героиня романа И.А. Гончарова "Обрыв" (1869).