Коровин Константин Алексеевич
Плясавица

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 1. "Моя жизнь": Мемуары; Рассказы (1929-1935)
   

Плясавица

   Как-то летней ночью, на террасе моего усадебного дома, выходящей в большой старый сад, сидели мои городские приятели да сосед из деревни -- рыбак Павел.
   Хорошо этак в дружеской компании, в летнем безделии вести разговоры разные! Жизнь проста, от города далеко, место глухое, лесное, красоты неизъяснимой.
   Рыбак Павел вел разговор о том, что это место, где дом мой стоит, старинное и ранее здесь стоял другой дом, куда больше моего, и сгорел. "Осталась вот только эта беседка,-- показал он с террасы,-- да сарай".
   -- Аллее этой и березкам огромадным,-- добавил он,-- им лет по двести, почитай, есть. За куртиной, что у беседки, видали вы, насыпана горка? Над ней скамейка. Тут и есть могила барина старого, Ступишина. Он тут допрежь жил, в доме-то. Вот я про него от остряков слыхал, которые еще его помнили в те поры, когда молодые были. Ну, крепостные его, значит. А был этот Ступишин такой барин -- во! Роста саженного и всегда сердитый. Ходил постоянно в халате, и зимой, и летом. Жил один, вдовый был -- овдовел молодой. Был он раньше военный, как полагается. Женился, супротив начальства, на плясавице. В зале висел портрет во весь рост, а на нем барыня нарисована была -- плясавица-то, в белом платье. Это его-то жена молодая. Сказывали, что видали, как он, значит, перед сном на коленях молился на нее, а потом подойдет к портрету и ногу поцелует, что внизу списана была в белом сапожке с ремешком... Кто знает, верно то али зря говорили,-- у него старуха жила, так она сказывала, что будто видала, как он ночью-то не спит, а сидит в кресле и вино пьет один. Ну, а на столе канделябры горят -- свечи, значит. Только покойная-то барыня выходила с картины, как живая, и танцевала ему. И до того ловко, что он мундир свой наденет уланский, глядит на нее и тоже танцует. А старый уж был. Вот, будто все это старуха видала.
   -- Жил он здесь, значит,-- продолжал Павел,-- ни с кем не говорил и никому не велел с собой говорить. Ну а сам что приказывал -- только делай и молчи. Так что, ежели кто слово скажет, он повернется и уйдет, а то тряхнет разок, так узнаешь да похвораешь. Потому сила в нем была до ужасти. Вот слушайте... Приезжали к нему начальники -- губернатор, городничий. А он слугам велит: не пущать, я, дескать, их не звал. Архиерея тоже. Ну, вот озорство в нем какое было. Все кругом на него серчали. И мужики. И захотели мужики его порешить. "Довольно,-- говорят,-- ему характер свой на людях показывать. Кончим его. Довольно терпели обиды". Сговорились его кончить. Собрались, да и пришли ночью и принесли с собой двенашину, бревно -- двенадцать аршин. Раскачали бревно-то, да двинули в окно, прямо в то место, где он сидел. Посыпались стекла, потухли канделябры, и потом ни-ни, тихо стало. Убили -- значит. Ну и полезли в окно. Кстати, конечно, думали и поживиться чем. Залезли... Чу! Слышат -- барин-то, Ступишин, живехонек. "Чего задумали! Вам,-- говорит,-- меня нипочем не убить". И смеется. Мужики опешили. А он: "Мне,-- говорит,-- самому с вами, холопами неверными, жить противно. Я сам удавиться хочу. Только мне вина мово жалко, не допито. Ну, убивцы, засветите-ка свет! Попью я вина напоследок, да и пойду в сарай давиться". Принесли, значит, вина. Барин всем налил: "Пейте,-- говорит,-- убивцы. Пойду я давиться в сарай. А здесь место чистое. Я не хочу перед призраком светлым дело грязное вершать". Мужики достали веревку. Молчат, пьют вино, а потом в сарай пошли. У барина веревка в руках. "Пора,-- говорит,-- теперь давиться надо... Я только опосля вас".
   Да троим-то веревку и накинул на шею и затянул. Сила в нем -- страх! Затянул троих, остальные -- бежать. Так он и их догнал. Всех удушил. Восьмерых кончил... Приехало начальства много. Судили, рядили. И духовенство тоже было. Три дня судили. И решили к нему монаха приставить да епитимью на него наложить. Только в первую же ночь прибежал монах в деревню. Собрал народ и говорит: "Народ честной! Что в доме у барина вашего делается! Там барыня спрятана была. Теперь по комнате кружится, танцует. И все свечи зажжены. И такой она красоты, глаз отвести невозможно. А перед ней молодой улан, с сабелью, поклоны кладет. Что епитимью править? Ведь он притворный: он -- молодой. Один нипочем в дом не пойду, бою-ся..." Трясется монах в страхе и народ зовет. Собрались, кто посмелей,-- боятся, ведь удавит. Ну, кто косу взял, кто топор, пошли. В доме свет, канделябры горят. Вошли -- никого, тихо. Глядят в зал и видят: канделябры на столе горят и две чашки хрустальных стоят с вином. Большой портрет: барыня вся в белом глядит и вроде как смеется. А барин лежит на полу в мундире, эполеты и сабель золотая. Лицо белое: старый. И глаза открыты, на портрет глядят. Подошли, кто посмелей, поднять его, а он закостенел -- помер, значит. Монах и все, кто были, старуха и мальчик-казачок, все ушли на деревню. Вдруг глядят -- осветило в саду. Пожар, дом-то занялся! И от дома бежит по аллее, за беседку, да к реке вниз, белая барыня в кринолине. Да под гору -- как летит, да за деревьями и пропала над рекой в тумане... Приехали начальники, дивовались. Жалели -- портрет сгорел. Нашли его обгорелое тулово. Вот тут у вас в саду зарыли, за беседкой, где скамейка стоит. Неча говорить: верно. Он и теперь, Ступишин-то, по ночам похаживает да вздыхает. Наши-то когда слышат.
   -- Но это только так слышится им,-- заметил приятель мой Вася.
   -- Слышится, да! А вот Сергею Макарову, от вас шел, так он ему как по уху -- раз! Тот бегом, да кричит: "свят, свят". Тоже покойники такие бывают, долго от них житья нет. Крепко мстят. Есть это.
   -- Ерунда, Павел, выдумки. Зря пугаешь, этого не бывает.
   -- Выдумки? Нет не выдумки. Я ведь жил здесь, когда вы дом строили, так слыхал. Как ночь лунная, в полночь, в беседке кто-то вроде топает...

* * *

   Вдруг мы все замолкли. В беседке послышались будто шаги...
   -- Что это?
   И опять, да так явственно -- шорохи в беседке... Мы насторожились. Невольная жуть охватила нас.
   В самом деле, что же это такое?
   Беседка, освещенная полной луной, среди осин и елок казалась призрачным видением прошлого... И вдруг тихо отворилась дверь, и женщина в белом платье показалась на пороге. Тонкие руки ее были подняты: она как бы поддерживала ими свою голову.
   -- Плясавица! -- истошным голосом закричал Павел.-- Удавит, ей-ей! Беда, братцы!
   И он первый пустился бежать.
   Мы бросились за ним с террасы в сад. Остановившись у сарая, обернулись... Она шла.
   -- Что за черт! -- прошипел приятель Вася.-- Гляди, сюда идет! Призрак повернул в боковую аллею и пропал.
   Но к нам двигалась другая темная фигура. Она тоже шла от беседки, то исчезая за деревьями, то показываясь из-за них. Подойдя ближе, фигура сказала:
   -- Вот, право, чего вы это?
   -- Тетка Афросинья, ты? В чем дело? Кто был там в беседке с тобою?
   -- Чего вы, вот право, "плясавица" кричите! Барынька-то мужа свово ловит -- Фофка, которого вы знали, что приезжал к вам по весне. Граф он, что ли. Только он изменник женский, вот что. Она уже третий день здесь живет, сердешная, в беседке-то. Я ей вот есть ношу. Все ждет его, чтобы поймать. А он не едет. Он себе новую достал. Ну, изменник женский -- чего тут. "Плясавица" -- кричите! А жаль ее, она индо вся дрожит: "Поймаю,-- говорит,-- его с ей". Вот, поди, любовь зла. А посмотреть на него -- жигулястый, плюнуть стоит.
   -- Кто же она? Афросинья, позови ее. Куда ушла?
   -- Ушла. На машину, знать. Говорить вам не велела, никому чтоб, нипочем. Ах, изменник женский, потрясучий! Ну, погоди, будет клоч тебе,-- говорила, уходя, Афросинья.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Плясавица -- Впервые: Возрождение. 1931. 12 декабря. Печатается по газетному тексту.
   ...на машину -- скорее всего, имеется в виду чугунка, железная дорога.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru