Коровин Константин Алексеевич
Письма к Ф. И. Шаляпину

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Федор Иванович Шаляпин. Том 1
   М., "Искусство", 1976
   

К. А. КОРОВИН

   Севастополь 5 декабря 1915 г.
   
   Адрес: Севастополь, гостиница Кист, 35.
   Дорогой Федя!
   Посылаю тебе точный перевод с древнегреческого. Это гражданская присяга херсонитян относится к IV веку до р[ождества] Х[ристова]. Теперь от этого многострадального города, дивной крепости и дивной гавани, остались жалкие камешки и вонючие завалы отбросами Севастополя.
   "Клянусь Зевсом, Землею, Солнцем, Девою, богами и богинями Олимпа и героями, кои охраняют общину, землю и стены херсонаситов, что всегда буду дружно стоять за благо и свободу города и сограждан и не предам ни Херсонаса, ни Прекрасной Гавани, ни иных укреплений и земель, коими херсонаситы владеют или владели, [не предам] ничего никому -- ни эллину, ни варвару; но буду охранять для Херсонаса; и не нарушу демократии, а желающего предать или нарушить ее отвращу и не укрою, а даже заявлю о нем городским властям. Буду врагом всякому злоумышляющему, предающему или склоняющему к отпадению Херсонас, Керкенитиду, Прекрасную Гавань, укрепления и земли херсонаситов, когда буду служить членом совета, буду давать советы наиболее честные и полезные для города и для граждан и буду охранять народ и не передам на словах нашего тайного ни эллину, ни варвару, что могло бы повредить общине. Не дам взятки и не приму ее ко вреду города и граждан; и не замыслю ничего дурного против граждан, верных общине, на суде подам голос по законам. Не вступлю в заговор ни против общины херсонаситов, ни против кого-либо из граждан, если он не объявлен врагом народа. А если я узнаю о каком-либо заговоре, существующем или замышляющемся, то заявлю членам совета. Не буду продавать хлеба из равнины, а равно вывозить его в другое место, помимо Херсонаса.
   Если я свято исполню свое обещание, да ниспошлет Зевс, Солнце, Земля, Дева и боги Олимпа все хорошее мне самому и всему роду, если же я не исполню, пусть злая судьба постигнет меня со всем родом; да не принесет мне плода ни земля, ни море, а жена да не родит..."
   Прошу тебя, передай эту выписку В[ладимиру] А[ркадьевичу]1 для Г[урли] Л[огиновны].
   Как странно, что здесь сейчас как наша весна, март, апрель, более апрель, синие прекрасные гавани, горы из дивного камня, на солнце 25 градусов тепла; камень дивный, из которого можно сложить десять Парижей, климат лучше Парижа. Камень точно такой же, из которого сделан Париж. Напротив Византия. Константинополь -- сердце всей земли, и что же наша столица в снегу: ошибка истории не здесь, а в постоянной, сырой, холодной, тяжкой природе. Будь здесь столица в силу силы России -- из турок давно бы были просто татары и никто бы не сумел отнять такого восточного центра, исторически сложенного славянству по мысли и догматическим основам, а теперь русские проспали и немцы поняли, что русские просыпают, и потому из племен, к нам расположенных, от нас ныне отвернулись и сделались врагами, пошли на подкуп, очень ловко и провокаторски устроенный немцами над болгарами 2, а может быть, и их соседями.
   Здоровье мое -- все еще мучают спазмы в груди пренеприятные, и ходить не могу, задыхаюсь, делается дурно, но все же немного бодрее чувствую себя.

Твой Константин

   Поклон всем, Марье Валентиновне.
   
   ГРМ, ф. 141, ед. хр. 2.
   1 Жене В. А. Теляковского.
   2 Очевидно, имеется в виду восшествие на болгарский престол царя Фердинанда, ввергнувшего болгар в первую мировую войну в союзе с Германией.
   

К. А. КОРОВИН

   [Севастополь] 11 декабря 1915 г.
   Дорогой Федя!
   Получил твое письмо, был немного удивлен. Спасибо от души за добрые пожелания. Я, конечно, твой "доброжелатель", как подписывается рыболов Кузьма из Сенежа. "Щука клюет. Ваш доброжелатель Кузьма", помнишь, Антон Серов очень смеялся над этим.
   Денег у меня, конечно, очень мало, работы декораций, по случаю войны, сделались очень дешевы, а вот принадлежности и жизнь стали, по случаю войны, очень дороги. Я до войны был насчет денег очень глуп, боялся в обличении корыстности, а во время войны еще больше боюсь. Иван Иванович видел, что мне много приходится тратить, болезнь Леши и моя стоит дорого, и так как картину "Терраса" предлагали у меня купить, а там мне позировали, как ты помнишь, Лида и Ирина, а потому я думаю, что не купить ли тебе ее, что и сказал Ивану Ивановичу, так как продать ее как-то неловко, дарить ее с удовольствием, только, конечно, деньги сейчас очень нужны. Стоит она 2000 руб., отдаю, по случаю войны, [за] 1500 р. Если, по случаю войны, покупаете, то деньги вышлите [в] Севастополь, гост[иница] Кист, 35, телеграфом. Ежели, по случаю войны, не покупаете, то сообщите. По случаю войны, у Киста в гостинице стало все дорого: молочник молока -- 60 к., самовар, то есть [с] горячей водой -- 90 к., спички -- 40 к., чернила -- 25 руб. Перо -- 600 руб., зубочистки -- 400000 руб. Черт знает что.
   Потом прошу Вас, Федор Иванович, "глупостев" мне не писать, так как здесь очень строго и цензура писем. У меня сестра милосердия, голубого креста общины, утром мне говорит: "Полоскайте рот, у вас в роте будет хорошо", а вечером: "Теперь я пойду ляжу спать".
   Да, вот что. Здесь проводят железную электрическую дорогу -- через [неразборчиво] то есть, где ты купил акции, и говорят про дело этого господина и про его затею с доверием и очень хорошо, говорят, местность самая лучшая в Крыму; если ты купишь на большую сумму, то ты сделаешь отличное дело. Это мне говорила владелица гостиницы Киста, которая тебя знает.
   Прошу, передай мой поклон Марье Валентиновне.
   Также прошу, передай Вл[адимиру] Ар[кадьевичу], что я его сердечно благодарю, он меня так выручил денежно, и Гур[ли] Лог[иновне]. Низкий поклон всем и всем.

Твой Константин К.

   

К. А. КОРОВИН

   Севастополь 15 декабря 1915 г.
   Дорогой Федя!
   Пользуюсь любезным предложением его высочества передать тебе письмо это, в котором приветствуем тебя собравшейся компанией из очаровательного Севастополя, в котором здоровье мое становится несколько лучше. Каждый день вспоминаю тебя и, конечно, был бы рад, если бы ты собрался на праздники сюда, провел бы дней пять, так как весеннее солнце здесь светит, как у нас в апреле, и, может быть, один вечер, данный здесь тобой, принесет большую радость нашим прекрасным морякам -- труженикам войны.
   Поклон мой Марье Валентиновне и всем друзьям.

Коровин Конст.

   Дорогой Федор Иванович!
   Позвольте от всей души присоединиться к вышеупомянутому предложению.
   Примите от меня наилучшие пожелания.

Преданный Вам Миро[неразборчиво]

   

К. А. КОРОВИН

   Москва 17 февраля 1918 г.
   Дорогой Федя.
   У меня в Охотине была мастерская, дом, в рабочих комнатах там находятся краски, мольберты и проч[ее], я там работал. В настоящее время у меня ее опечатал волостной комитет. Я художник, живу своим трудом, пишу с натуры картины, и, надеюсь, мастерская не подлежит декрету об отчуждении земельных и хозяйственных владений, так как не представляет собой хозяйственности. Прошу тебя попросить Луначарского или кого нужно, чтобы подтвердили мое право пользоваться своей дачей-мастерской1 (которая находится [во] Владимирской губернии], Переяславского уезда, Погостской волости, при деревне Охотино). [...] Я всю жизнь работал для искусства и просвещения и выбран недавно в Художественно-просветительную комиссию при Советском правительстве по охране памятников и художественных ценностей. Жить в Москве не имею средств, надеялся жить и работать в Охотине. При даче только три десятины не пахотной земли, даже в купчей помянуто: "участок, не приносящий дохода", и притом я по происхождению крестьянин той же Владимирской губернии.
   Помоги, дорогой Федя, так как я не знаю, к кому обратиться, кроме тебя. Лично я болен и очень и не могу приехать в Петроград просить. Сердце у меня страдает, и мне трудно ходить. С семьей твоей все благополучно. Подробности всего тебе передаст Леня. Будь добр, позволь ему переночевать у тебя.

Твой Конст. Коровин

   

К. А. КОРОВИН

   17 июня 1918 г.
   Дорогой Федя!
   Прошу, окажи возможность сделать с тебя рисунок отличному рисовальному художнику, моему приятелю Гинет Вольтеру Густавичу, он с меня нарисовал отличный и похожий рисунок.
   Прошу, окажи ему возможность услышать тебя в театре.
   Я много работаю, ищу в живописи иллюзию и поэзию, желая уйти от внешнего мастерства. Очень хотел бы, чтоб ты приехал в деревню, тут покуда покойно, не сглазить бы, одно плохо -- нет сахару. Вчера видел Глушкова, у него стало такое серьезное лицо -- купил рысака и пролетку,-- а сахару, говорит, нет. В саду уронило ураганом березу, как раз в том месте, где я ее сковал железным обручем. Странно.

Будь здоров. Твой Коровин

   

К. А. КОРОВИН

   21 марта 1920 г.
   Дорогой Федя!
   Мне пишет Федор Егорович Кратин вот что: комиссар по охране памятников старины и ценностей осматривал твои дачи и мою мастерскую -- комиссар, или, вернее, председатель, и передал, чтоб ты и я хлопотали немедленно о возобновлении охранных грамот на помещение у центр[альной власти], т. к. прежние охр[анные] грамоты могут быть признаны теряющими силу. Федор Егорович и просил меня написать тебе тоже... Странно мне: ведь декрет Н[ародного] к[омиссариата] по просвещению за No 205 от 21 сентября 1918 г. говорит, что мастерские художников и студни [неразборчиво] реквизации и уплотнению не подлежат -- разве он отменен? Почему же устарели грамоты этого закона?! Я живу -- Тверск[ая] губ[ерния], станция Удомля Рыбинско-Бологовской ж[елезной] дороги, Островна, дом бывш. Ушакова. Здесь дачи возвращены владельцам даже с землей до 8--10--12 десят[ин] и также под Москвой, бывш[ие] владельцы на них не живут зимой, но почему же моя мастерская все-таки постоянно находится в неопределенном положении. Ведь художнику нужен кров -- мольберт, краски, холсты -- ведь я делаю реальную вещь, т. е. картину.
   [...] Ведь в этих комнатушках я ведь имею старинные тряпочки -- черепки, цветные фарфоры, фотографии. Стеклышки, которые купил в Керчи. Всякую муру, но мне нужную как мой обиход художника. Ведь с этих чуждых и грошевых вещей, для всякого другого, я сделал много постановок, гармоний, музыки, красок и форм для глаз зрителя в театре -- и теперь театр живет моими постановками, декорациями и костюмами.
   Если надо, конечно, сберечь памятники искусства старины, то новое искусство тоже будет старым, нужно и его сберечь.
   Прошу тебя, похлопочи кстати и о моей мастерской.
   Не поехал, я тебе писал уж об этом, в Петербург, т. к. заболел, потом А[нна] Я[ковлевна]1 все болела. Теперь хворала испанкой, ужас на нее посмотреть, остались одни ключицы, куда я дену Анну, жену брата, сестру Варю богаделку, А[нну] Тимоф[еевну] жену брата А[нны] Як[овлевны], которую обокрали до нитки, мать-старуху А[нны] Як[овлевны] и убогую сестру, племянника в сильном туберкулезе, и, наконец, Марсика2. Все ведь это живет моим трудом, т. к. люди эти беспомощные -- но сам я уж устал, сердце плохо, ходить могу плохо -- задыхаюсь, боль в середине груди, я бы и рад работать, как прежде, но не могу, декорации писать не в силах.
   Прости за грустное письмо. Посылаю письмо при этом повеселей, прочти его. Как Вл[адимир] Ар[кадьевич] ничего не слыхал? Пришли мне его адрес.
   Станция Удомля Рыбинско-Бологовской ж. д., Островна, д. бывш. Ушакова. Приезжай, навести меня.

Твой Константин Коровин

   
   1 Жена К. А. Коровина.
   2 Марсик -- пес К. А. Коровина.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru