Короленко Владимир Галактионович
Русский взгляд на дуэли и польское "коло".

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

В. Г. Короленко

Русскій взглядъ на дуэли и польское "коло".

   Полное собраніе сочиненій В. Г. Короленко.
   Томъ четвертый
   Изданіе т-ва А. Ф. Марксъ въ С.-Петербургѣ. 1914
  

I.

   Не знаю, можно ли считатъ законченнымъ инцидентъ деп. Керенскаго съ польскимъ коломъ. Во всякомъ случаѣ онъ еще у всѣхъ свѣжъ въ памяти, и мнѣ нѣтъ надобности возстановлять его въ подробностяхъ. Г. Керенскій въ одномъ случаѣ назвалъ образъ дѣйствій думской польской фракціи "измѣной своему народу". Группа коллективно обидѣлась и возложила на одного изъ своихъ членовъ, г. Рачковскаго, порученіе вызвать г. Керенскаго къ барьеру. Г. Керенскій вызовъ отклонилъ. Тогда польская группа торжественно объявила, что Керенскій, "видимо, предпочитаетъ не нести никакой (?) отвѣтственности за свои слова и поступки, исключая себя тѣмъ самымъ изъ категоріи людей, признающихъ такую отвѣтственность необходимымъ условіемъ уваженія къ своему достоинству". Иначе сказать польское "коло" отказывало своему противнику въ званіи "порядочнаго человѣка"...
   На это, однако, нужно было бы обладать нѣсколько большимъ нравственнымъ авторитетомъ. Г-ну Керенскому выразили полное сочувствіе не только члены его фракціи, но и вся думская оппозиція и, кажется, можно сказать, все передовое русское общество. Польское коло удостоилось выраженія симпатіи и рукоплесканій со стороны крайнихъ правыхъ и примыкаюищхъ къ нимъ элементовъ. Такимъ образомъ, у кола произошелъ явный и шумный разрывъ съ русской оппозиціей во всемъ ея составѣ. "Была безъ радости любовь, разлука будетъ безъ печали",-- съ тонкой ироніей формулировалъ положеніе одинъ изъ членовъ кола. Я здѣсь не имѣю въ виду ни обсуждать политическія послѣдствія инцидента, ни гадать о томъ, какія радости сулятъ "колу" его новыя "симпатіи". Но мнѣ хочется высказать нѣсколько мыслей о той глубокой разницѣ во взглядахъ на достоинство общественнаго поведенія, которая такъ рѣзко обозначилась въ данномъ эпизодѣ между большинствомъ польскихъ депутатовъ и представителями демократической Россіи.
   Формула "кола" явно неточна: г. Керенскій если и "отказался отъ отвѣтственности", то только въ той дуэльной формѣ, которую сочло для себя удобной коло. Но онъ въ свою очередь предлагалъ судъ чести, считая, что при отой формѣ состязанія моральная отвѣтственность обѣихъ сторонъ могла бы выясниться лучше и осуществиться полнѣе. Коло отклонило эту форму. Такимъ образомъ, г. Керенскій и его группа могли бы тоже объявить своихъ противниковъ уклоняющимися отъ отвѣтственности за свои слова и дѣйствія...
   Что собственно коло стремилось доказать посредствомъ своего рыцарскаго жеста?
   Надо думать, что, уполномочивая г. Рачковскаго кинуть г. Керенскому вызовъ,-- оно принимало въ соображеніе его "дуэлеспособность", въ томъ числѣ и физическую. Мы охотно допускаемъ, что паладинъ "кола" отлично владѣетъ всякаго рода оружіемъ -- шпагой, рапирой, пистолетомъ. Готовы допустить далѣе, что членъ трудовой фракціи гораздо менѣе способенъ къ такого рода отвѣтственности arraata manu. Если я ошибаюсь,-- прошу у г. Керенскаго прощенія. Но, вѣроятно, я не ошибаюсь. Въ средѣ русской интеллигенціи изъ всѣхъ видовъ спорта наименѣе въ ходу тотъ, который развиваетъ рѣжущія и колющія движенія. И въ этомъ мы, представители русской интеллигенціи (не военной, разумѣется), не видимъ никакого умаленія своего достоинства. Мы готовы впередъ признать, что члены польскаго кола вообще, а г. Рачковскій въ особенности гораздо отчетливѣе и съ большимъ блескомъ продѣлываютъ и moulіnés, и выпады, и терціи, чѣмъ скромный представитель трудовой группы. И если бы этимъ способомъ можно было доказать, что тотъ или другой образъ дѣйствій въ Думѣ согласенъ съ интересами народа, то дѣло не одной трудовой фракціи и не въ одномъ этомъ случаѣ можно бы считать впередъ проиграннымъ... По крайней мѣрѣ впредь до успѣшнаго обученія русскихъ депутатовъ фехтованію.
   Дѣло только въ томъ, что полемическая непригодность этой аргументаціи ясна до такой степени, что ее стыдно доказывать. Навѣрное, даже и члены кола не станутъ спорить, что въ этомъ случаѣ аргументы лежатъ въ одной плоскости, а искомый выводъ въ другой. Польское коло могло бы самымъ очевиднымъ образомъ измѣнить своему народу,-- чего я въ данномъ случаѣ отнюдь, конечно, не предрѣшаю,-- и все же г. Рачковскій могъ бы проткнуть г. Керенскаго рапирой такъ же мастерски, какъ будто его группа никогда родинѣ не измѣняла...
   Что же доказала бы фехтовальная ловкость г. Рачковскаго?
   Вообще въ наше время и въ нашемъ отечествѣ,-- за исключеніемъ очень ограниченныхъ круговъ,-- аргументація жестами не пользуется никакимъ почетомъ. Мы, простые штатскіе русскіе люди, въ послѣдніе годы слишкомъ часто видимъ иллюстраціи "хорошаго владѣнія оружіемъ" со стороны нѣкоторыхъ своихъ вооруженныхъ соотечественниковъ, чтобы собственно въ этомъ умѣніи видѣть признаки достоинства или правильныя понятія о чести. У насъ нѣтъ поэтому причинъ переоцѣнивать моральное значеніе этого искусства и въ томъ случаѣ, когда намъ хотятъ его иллюстрировать гг. члены "кола"...
  

II.

  
   Можетъ-быть, намъ скажутъ, что есть въ этомъ дѣлѣ своего рода моральная сторона. Конечно, шпагой я не докажу прямо, что я не измѣнялъ родинѣ. Но я могу доказать, что я -- человѣкъ мужественный, а мой противникъ -- трусъ. Мужественный человѣкъ едва ли способенъ измѣнить отечеству. Трусъ, вѣроятно, способенъ на клевету.
   Но и эта аргументація чрезвычайно убогая. Во-первыхъ,-- всегда ли мужество въ вызовѣ и трусость въ отказѣ отъ дуэли? Въ старыя времена рыцари кидали другъ другу желѣзныя перчатки. И когда такая внушительная рукавица со звономъ и грохотомъ падала на полъ,-- это производило внушительное впечатлѣніе. Въ этомъ уже слышался топотъ боевыхъ коней, тяжелый лязгъ оружія и чья-нибудь вѣрная смерть. Теперь дуэли такія же лайковыя, какъ и перчатки. Красивыя описанія единоборства à outrance у Вальтеръ-Скотта или Сенкевича -- только археологія. Шаржъ Марка Твэна, описывавшаго уморительными чертами французскія парламентскія дуэли, гораздо правдивѣе рисуетъ современное положеніе этого дѣла. Мы, русскіе, вообще мало чувствуемъ эту бутафорскую "красоту". Въ лучшихъ описаніяхъ нашихъ турнирныхъ единоборствъ пускаются въ ходъ кулаки ("Купецъ Калашниковъ" Лермонтова) или оглобля ("Князь Серебряный" А. К. Толстого). Но особенно ярко нашъ національный взглядъ на дуэли выраженъ въ словахъ. пушкинской капитанши Василисы Егоровны, которой дуэлянты представляются просто грѣховодниками: "Поѣхали, изволишь видѣть, за городъ съ однимъ поручикомъ, да взяли съ собой шпаги, да и ну другъ друга пырять"... На ея взглядъ за это нужно просто сажать подъ замокъ, какъ провинившихся школьниковъ.
   Такова ужъ наша національная черта. У насъ не было "рыцарства" въ феодальномъ смыслѣ этого слова. У поляковъ оно было. Можетъ быть, это хорошо, можетъ быть, плохо. А можетъ есть въ этомъ и хорошее, и плохое. И если историческое отсутствіе рыцарства сказалось какими-нибудь минусами на нашемъ національномъ характерѣ, то есть и плюсы. Мы не любимъ въ серьезныхъ вопросахъ бутафоріи и эффектовъ. Наше отношеніе къ вопросамъ совѣсти и чести проще, прямѣе и демократичнѣе.
   Былъ въ исторіи нашей журналистики такой случай. Г-нъ Жеденевъ, дворянинъ и чиновникъ, котораго печать обвиняла въ злоупотребленіяхъ властью, стоялъ въ грозной позѣ противъ редактора, требуя отказа отъ обвиненій или же дуэли. Въ качествѣ аргумента онъ навелъ на журналиста заряженный револьверъ. Журналистъ отвѣтилъ, что опровергать обвиненія нужно фактами и логическими доказательствами, а не стрѣльбой, и даже не измѣнилъ подъ дуломъ револьвера своей простой и совсѣмъ не эффектной позы за редакціоннымъ столомъ... "Рыцарь" выстрѣлилъ и ранилъ журналиста. Могъ бы убить, но, конечно, этимъ не доказалъ бы своей правоты. А впослѣдствіи прозаическое разслѣдованіе доказало, .что злоупотребленія властью несомнѣнно были... И хотя этотъ журналистъ былъ г. Меньшиковъ, и хотя между этимъ эпизодомъ въ редакціи "Недѣли" и настоящей дѣятельностью г-на Меньшикова легла цѣлая пропасть, но все же это не мѣшаетъ намъ признать въ его отказѣ отъ дуэли больше достоинства и даже просто физическаго мужества, чѣмъ въ запальчивомъ "рыцарствѣ" его противника.
   Я не сомнѣваюсь, что такого мужества и теперь найдется достаточно въ средѣ русскихъ журналистовъ. И если мы дѣйствительно боимся чего-нибудь въ этихъ дуэльныхъ случаяхъ, то это боязнь совсѣмъ не физическая. Сказать правду, мы опасаемся только стать смѣшными въ глазахъ просвѣщенмой, части русскаго общества, мнѣніемъ которой привыкли дорожить. Мы просто боимся участвовать въ фарсѣ. Вѣдь въ самомъ дѣлѣ трудно представить себѣ что-нибудь комичнѣе этихъ современныхъ дуэлей, какъ онѣ происходятъ въ огромномъ большинствѣ случаевъ. Узнаютъ репортеры. Потомъ полиція. Нанимаются автомобили и происходитъ довольно занимательная игра въ прятки. Дуэлянты пріѣзжаютъ на мѣсто, а тамъ ихъ ждутъ репортеры съ аппаратами и полицейскіе съ протоколами. Представленіе отсрочивается, гонка продолжается. Газеты сообщаютъ ея подробности почти такъ, какъ лишутся отчеты о бѣгахъ. И, наконецъ, при нѣкоторой ловкости шофферовъ и изобрѣтательности распорядителей находится укромное мѣстечко, гдѣ можно безъ помѣхи выпалить въ воздухъ или промахнуться. Послѣ чего "смертельные враги" эффектно протягиваютъ другъ другу руки, а секунданты радостно констатируютъ, что оба противника вели себя истинными рыцарями и теперь достоинство возстановлено. Какъ будто эта жалкая буффонада способна разрѣшить существо спора или внушить участникамъ взаимное уваженіе, котораго до нея не было!.. А если при этомъ изрѣдка прольется кровь, угаснетъ та или другая жизнь, то и это въ нашихъ глазахъ не мѣняетъ дѣла. Кровь двухъ нашихъ величайшихъ поэтовъ, пролитая на дуэльной аренѣ, еще болѣе укрѣпляетъ отвращеніе къ жалкому пережитку чуждыхъ намъ нравовъ.
  

ІІІ.

  
   Наконецъ, о какомъ мужествѣ идетъ рѣчь? То мужество, ареной котораго является трибуна парламента, не имѣетъ ничего общаго съ мужествомъ гг. дуэлянтовъ! Думаю, что не одни мы видимъ истинное достоинство народнаго представителя въ ясности взгляда, опредѣляющаго не прицѣлъ пистолета, а интересы народа -- въ смѣлости мнѣнія, въ прямотѣ рѣчи и поступковъ; противнику должно быть страшно его идейное оружіе; союзникъ можетъ положиться на его слово какъ на каменную гору. Наконецъ, каждый шагъ онъ долженъ дѣлать открыто, готовый дать отчетъ передъ избравшимъ его обществомъ и народомъ. Думаю, что по-польски слова "достоинство народнаго представителя" имѣютъ совершенно то же значеніе, какъ и по-русски. Какой же видъ принимаетъ дуэльный инцидентъ "Керенскій -- коло" съ этой простой и ясной точки зрѣнія?
   Вотъ факты.
   На очереди вопросъ о городскомъ самоуправленіи въ Царствѣ Польскомъ. Разсматривается весь пропитанный оффиціальнымъ націонализмомъ проектъ, противъ котораго солидарно высказались ранѣе и польское коло, и русская оппозиція. Президіумъ назначаетъ къ концу сессіи два засѣданія для общихъ преній о проектѣ, и оппозиція готовится къ нападенію на основы проекта.
   Я очень радъ, что характерное письмо виднаго члена кола г-на Дымши, напечатанное въ "Газетѣ Варшавской", даетъ мнѣ возможность изложить ходъ событій въ этомъ засѣданіи его собственными словами {Письмо напечатано въ переводѣ въ "Кіевской Мысли" отъ 24 іюня.}.
   "Когда,-- говоритъ этотъ депутатъ,-- въ концѣ перваго засѣданія выяснилось, что лѣвыя партіи, потерпѣвъ неудачу въ вопросахъ о докладчикѣ и спѣшности, приступили къ обструкціи, я нашелъ необходимымъ прибѣгнуть къ средству, допустимому въ парламентской борьбѣ,-- къ прекращенію преній". Для осуществленія этого допустимаго пріема г. Дымша, "сдѣлавъ соотвѣтствующее предложеніе парламентской комиссіи своей фракціи и получивъ ея одобреніе", обратился къ руководителямъ октябристовъ (т. е. принципіальныхъ противниковъ кола и оппозиціи) съ предложеніемъ о прекращеніи преній.
   Предсѣдатель ставитъ этотъ вопросъ. Какъ же дѣйствуетъ при этомъ г. Дымша и его фракція? Коло сохраняетъ видъ союзниковъ русской оппозиціи. Оно вмѣстѣ съ нею отражаетъ атаку на свободу парламентскаго слова и голосуетъ явно противъ тайнаго предложенія своего члена, секретно за кулисами одобреннаго фракціей. Г. Дымша съ похвальной, но едва ли не вынужденной откровенностью разъясняетъ намъ теперь мотивы этого нѣсколько "запутаннаго" поведенія. Онъ говоритъ: "Видя, что и безъ его голосовъ предложеніе будетъ принято, и не желая раздражать оппозицію, все польское коло голосовало противъ моего предложенія"... Иначе сказать, польское коло, спровоцировавъ тайными ходами атаку противниковъ, продолжаетъ занимать положеніе союзниковъ оппозиціи...
   Ну, а если бы побѣда націоналистовъ заколебалась и стала сомнительной? Выводъ ясенъ: коло сбросило бы маску и ударило бы своимъ союзникамъ въ тылъ.
  

ІV.

  
   Этотъ образъ дѣйствій коло считаетъ согласнымъ съ достоинствомъ народныхъ представителей и даже съ достоинствомъ цѣлой парламентской фракціи...
   Прошу прощенія за маленькую экскурсію въ область исторіи, но мнѣ невольно вспоминаются при этомъ нѣкоторые эпизоды изъ временъ рыцарской Польши, много разъ описанные и польскими, и русскими историками, и порой романистами. Были въ XVІІ столѣтіи двѣ воюющія стороны -- поляки и украинцы. Не разъ они стояли другъ противъ друга враждебными лагерями, и счастье склонялосъ то къ тѣмъ, то къ другимъ. И была третья сторона: извѣстный татарскій политикъ Туганъ-мирза Барановскій. Любимый тактическій пріемъ этого крымскаго рыцаря состоялъ въ томъ, чтобы, явно дружа съ одними, при случаѣ тайно пересылаться съ противниками. И случалось не разъ, что въ разгарѣ битвы его таборы неожиданно кидались на тѣхъ, чьи палатки довѣрчиво стояли рядомъ съ его шатрами.
   И поляки, и украинцы испытывали почередно неудобства такого союза. Очень можетъ быть, что эта тактика была выгодна для татарскихъ улусовъ, которымъ доставляла значительный "ясырь". Едва ли, однако, хоть одинъ польскій воинъ того временя призналъ бы лукаваго мирзу истиннымъ рыцаремъ, "соблюдающимъ уваженіе къ своему достойнству" и способнымъ къ роли арбитра въ вопросахъ о достоинствѣ другихъ.
   А между тѣмъ мы легко представляемъ себѣ, что если бы г. Керенскій того времени среди смятенія, вызваннаго неожиданной атакой, квалифицировалъ болѣе или менѣе рѣзко поведеніе почтеннаго мирзы, то послѣдній сумѣлъ бы "опровергнуть его аргументацію", доказавъ свое искусство стрѣлять изъ лука или рубить саблей.
   Въ тѣ времена эта аргумептація могла бы, вѣроятно, произвести значительное впечатлѣніе. Она сохраняетъ, очевидно (по закону соціальнаго атавизма), свою силу надъ умами нѣкоторыхъ нашихъ современниковъ, въ томъ числѣ депутатовъ кола. Мы позволяемъ себѣ, однако, думать, что на польскомъ языкѣ логическая и даже нравственная несостоятельность такого арбитража въ вопросахъ общественнаго поведенія доказывается такъ же легко и убѣдительно, какъ и на русскомъ.
   Мы позволили себѣ эту небольшую экскурсію въ область парламентской тактики лишь затѣмъ, чтобы указать еще разъ старую истину: дуэльныя бравады слишкомъ часто подмѣняютъ истинныя требованія достойнаго поведенія -- бутафоріей отжившаго обычая, потерявшаго всякое значеніе и всякую живую силу...
  
   1913 г.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru