Короленко Владимир Галактионович
К чертам военного правосудия

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Къ чертамъ военнаго правосудія.

I.
Дополненія и поправки.

   Въ октябрской книжкѣ "Русскаго Богатства" (за прошлый годъ) была напечатана статья моя "Черты военнаго правосудія", въ которой я пытался свести и суммировать хоть отчасти отрывочный, но до отчаянія обильный газетный матеріалъ по этому предмету. Въ теченіе ближайшихъ мѣсяцевъ статья вызвала изъ разныхъ мѣстъ и отъ разныхъ лицъ нѣкоторыя дополненія и поправки, за которыя я искренне благодаренъ. Это даетъ мнѣ теперь возможность, въ, свою очередь, исправить невольныя неточности, вкравшіяся въ мою статью. Большая часть этихъ поправокъ касается несущественныхъ деталей, о которыхъ здѣсь я говорить не буду, а воспользуюсь ими въ текстѣ отдѣльнаго изданія. Но нѣкоторыя изъ нихъ болѣе существенны, а одна исправляетъ довольно грубую ошибку, которая значительно измѣняетъ фактическую сторону самого дѣла, хотя и не можетъ повліять на общій тонъ картины военнаго правосудія.
   Прежде всего я получилъ указанія на то, что въ нѣсколькихъ эпизодахъ я былъ слишкомъ оптимистиченъ и что въ дѣйствительности "отрадныхъ фактовъ" гораздо меньше, чѣмъ ихъ указано въ моей статьѣ. Такъ, по поводу дѣла апшеронцевъ, разбиравшагося въ саратовскомъ военно-окружномъ судѣ и закончившагося изумительнымъ сознаніемъ урядника ("Какой это судъ! Судятъ невинныхъ. Я все на нихъ налгалъ"), защитникъ этихъ солдатъ присяжный повѣренный И. А. Британъ мнѣ пишетъ: "Читая вашу статью и натолкнувшись въ ней на фактъ изъ своей практики, спѣшу сообщить, что по дѣлу апшеронцевъ (гл. VII), однимъ изъ защитниковъ коихъ былъ я, все обстоитъ гораздо хуже. Нѣтъ никакихъ свѣдѣній о томъ, что дѣло о лжесвидѣтельствѣ урядника возбуждено, а обвиненные освобождены отъ наказанія (не каторга, впрочемъ, а тюрьма и крѣпость). Такимъ образомъ однимъ "отраднымъ фактомъ" меньше, а они вѣдь -- на вѣсъ золота".
   Я заимствовалъ фактъ изъ газетъ. Такъ естественно заключеніе этихъ газетныхъ замѣтокъ: разъ осужденіе состоялось на основаніи лжесвидѣтельства и это выяснено,-- значитъ... Къ сожалѣнію, не всегда это "значитъ", что оболганные освобождаются отъ послѣдствій лжи. Такія же заключенія отъ должнаго къ существующему сдѣланы, быть можетъ, и въ нѣкоторыхъ другихъ случаяхъ. Приговорить скорымъ судомъ гораздо легче, чѣмъ потомъ исправить приговоръ. До какой степени это трудно, показываетъ случай, приводимый другимъ моимъ корреспондентомъ: ему довелось сидѣть въ Бутырской тюрьмѣ вмѣстѣ съ арестантомъ Сѣдачевымъ, обвинявшимся въ разбойномъ нападеніи на станцію Москва-Сокольники, Моск.-Каз. дороги. Этотъ арестантъ говорилъ лично автору письма, что это именно онъ совершилъ убійство городового, приписываемое Кузнецову, который за это былъ приговоренъ къ смертной казни. Этотъ Сѣдачевъ,-- повидимому человѣкъ необыкновенно энергичный,-- собрался бѣжать и, приготовивъ все къ побѣгу, оставилъ въ камерѣ на имя прокурора письмо, въ которомъ изложилъ это свое сознаніе. Случайный обыскъ въ камерѣ помѣшалъ побѣгу, но письмо попало все таки въ руки властей. Сѣдачевъ ждалъ возбужденія новаго дѣла, но его не послѣдовало. Онъ казненъ за старое дѣло, а его заявленію не дано, по словамъ моего корреспондента, дальнѣйшаго хода. Къ счастью, хотя и путемъ многихъ партикулярныхъ, такъ сказать, усилій,-- прис. повѣренному Николаеву удалось спасти жизнь невинно-осужденнаго. Или на этотъ исходъ все таки повліяло заявленіе Сѣдачева? Это ни изъ чего не видно.
   Сергѣй Павловичъ Ордынскій, защитникъ Никольскихъ крестьянъ, приговоренныхъ къ смерти по ложному оговору, подтверждая въ общемъ правильность моего изложенія, исправляетъ его въ нѣкоторыхъ бытовыхъ деталяхъ и дополняетъ эпическиспокойнымъ разсказомъ о тѣхъ мытарствахъ, черезъ которыя пришлось пройти защитѣ по пути отъ смертнаго приговора къ полной реабилитаціи подзащитныхъ. Здѣсь я не привожу пока всѣхъ этихъ поправокъ и дополненій. Скажу лишь, что истинный виновникъ нападенія, за которое четверо крестьянъ были приговорены къ смерти,-- впослѣдствіи обнаруженъ. Фамилія его Журавлевъ. Онъ былъ одинъ и, конечно, казненъ. Любопытно также, что прокуроръ московскаго военно-окружнаго суда, уже по раскрытіи лжесвидѣтельства, высказался въ томъ смыслѣ, что обстоятельства не измѣнились и, значитъ, поводовъ для пересмотра дѣла нѣтъ. Если бы этотъ взглядъ восторжествовалъ, то Журавлева,-- дѣйствительно виновнаго и сознавшагося,-- военному суду пришлось бы казнить какъ бы въ удовлетвореніе тѣнямъ его предшественниковъ, казненныхъ невинно.
   Въ то время, когда я писалъ свою статью, преждевременно было также сообщеніе о "спасеніи" Безя и Коваленко, присужденныхъ къ смерти кіевскимъ военно-окружнымъ судомъ по ложному оговору Климковой и Каращука. Хотя еще 11 сентября прошлаго года лжесвидѣтельство было признано нѣжинскимъ окружнымъ судомъ, но только 19 января тек. года въ газетахъ по. явилось извѣстіе, что кіевскій военный судъ постановилъ выпустить изъ тюрьмы подъ надзоръ полиціи до новаго разбирательства Безя и Коваленко... {"Русскія Вѣд.", 9 января 1911 г., No 14.}. Итакъ -- два года подъ угрозой смертной казни, три мѣсяца тюрьмы послѣ обнаруженія невинности и... надзоръ полиціи впредь до новаго разбирательства. Да, этотъ случай тоже можетъ быть признанъ "отраднымъ" лишь съ большими оговорками.
   Одна изъ поправокъ еще печальнѣе. Касается она Акимова, который былъ приговоренъ къ казни въ городѣ Балтѣ, Подольской губерніи, по ложному оговору полицейскаго писца Шишеля. Г-нъ А. П--ко пишетъ мнѣ, что, вѣроятно, фамилія Акимова въ газетахъ приведена неточно. Моему корреспонденту пришлось встрѣтиться (тоже въ Московской Бутырской тюрьмѣ) съ Афанасіемъ Якимовымъ, который разсказывалъ ему исторію своего невиннаго осужденія. Г-нъ А. П--ко считаетъ, что это тотъ Акимовъ, о которомъ говорится въ моей статьѣ. Онъ тоже былъ уроженецъ юго-западнаго края и увѣрялъ, что былъ присужденъ по ложному оговору. Въ тюрьмѣ велъ себя довольно строптиво, за что нерѣдко подвергался наказаніямъ, и, хотя былъ сильнаго сложенія, умеръ въ Бутыркахъ отъ чахотки, захваченной въ ужасныхъ условіяхъ этой ужасной тюрьмы. Очень можетъ быть, что разница въ начальныхъ буквахъ фамиліи просто только ошибка газетнаго репортажа, но можетъ быть также, что нашъ Акимовъ другое лицо, успѣвшее воспользоваться результатами своей реабилитаціи. Афанасій же Якимовъ унесъ въ могилу исторію другой судебной драмы и, можетъ быть, другой судебной ошибки {Мы были бы благодарны лицамъ, которымъ ближе извѣстна эта исторія, за разъясненіе этого сомнѣнія.}.
   Наконецъ, мнѣ приходится исправить значительныя фактическія ошибки, вкравшіяся въ изложеніе "исторіи поручика Пирогова". Исторія эта произошла въ отдаленномъ Приамурскомъ краѣ и была очень скудно освѣщена въ печати. Первоначальное и, кажется, единственное газетное извѣстіе, которое мнѣ пришлось встрѣтить, гласило только, что "главный военный судъ постановилъ уничтожить все дѣлопроизводство, начиная съ преданія суду, по дѣлу поручика Пирогова, трижды приговореннаго военно-окружнымъ судомъ къ смертной казни". Изъ этого, а также изъ нѣкоторыхъ частныхъ сообщеній, я вывелъ заключеніе, что поручикъ Пироговъ, переживъ тройной приговоръ, выпущенъ изъ тюрьмы, и ему предоставлено вмѣнить "все съ нимъ происшедшее, яко не бывшее". На этомъ основаніи я и присоединилъ его къ числу "обрадованныхъ русскихъ людей"... Къ сожалѣнію,-- дѣло обстояло совершенно иначе, и для причисленія поручика Пирогова къ "обрадованнымъ" было всего менѣе основаній.
   Дѣло происходило такъ: поручикъ Пироговъ въ сентябрѣ 1907 года былъ приговоренъ къ смертной казни временнымъ военнымъ судомъ за революціонную дѣятельность среди гарнизона села Раздольнаго, входившаго въ составъ "военной организаціи" Уссурійскаго края. Генералъ Унтербергеръ, командовавшій войсками, не далъ хода его кассаціонной жалобѣ {Въ одномъ мѣстѣ моей статьи это дѣйствіе приписано генералу Шинкаренку, предсѣдателю суда.} и казнь замѣнилъ вѣчной каторгой. Вѣчная каторга является, конечно, смягченіемъ по сравненію съ казнью. Но, но очень компетентному мнѣнію выдающагося юриста, есть большое основаніе думать, что кассаціонная жалоба должна была (повести къ смягченію гораздо болѣе значительному, вслѣдствіе неправильной квалификаціи самаго преступленія.
   Какъ бы то ни было, это, не прошедшее всѣхъ инстанцій постановленіе "временнаго" суда вошло въ силу, и для поручика Пирогова началось теченіе вѣчной каторги. Черезъ нѣкоторое время, однако, противъ него начато "другее" дѣло, по которому онъ и вторично приговоренъ къ смертной казни. Къ его счастью, судъ сдѣлалъ процессуальную ошибку, не допустивъ защитника. Вслѣдствіе этого послѣдовала кассація смертнаго приговора (уже второго!) и новое разбирательство. Такимъ образомъ поручика Пирогова судили и въ третій разъ и... въ третій разъ военный судъ вынесъ ему смертный приговоръ!..
   Вотъ въ этой-то стадіи трагической борьбы поручика Пирогова съ цѣлымъ рядомъ обрушившихся на него приговоровъ обнаружилась почти случайно изумительная неожиданность. На этотъ разъ значительныхъ процессуальныхъ нарушеній, повидимому, не было. Значитъ, не было и надежды. Но защитникъ, Оскаръ Осиповичъ Грузенбергъ, не ограничиваясь предѣлами послѣдняго разбирательства, возстановилъ передъ главнымъ военнымъ судомъ эту трагическую эпопею съ самаго начала, то-есть съ перваго приговора временнаго военнаго суда въ селѣ Раздольномъ. Обнаружилась поразительная картина: обвинительный актъ по "новому" дѣлу составлялъ точную копію стараго "раздольнинскаго" акта. Въ немъ была только измѣнена дата и мѣсто дѣйствія: Никольскъ-Уссурійскій вмѣсто села Раздольнаго!.. Простой и трагическій въ своей простотѣ фактъ: военно-окружный судъ два раза приговариваетъ Пирогова къ смерти за то-же дѣло, за которое онъ уже несетъ наказаніе. Обвинительный актъ превращенъ какъ-бы въ стереотипъ, по которому можно добиваться смертной казни для Пирогова сколько угодно разъ, по дѣлу объ одной и той-же военной организаціи въ Уссурійскомъ краѣ... И это,-- не трудясь даже надъ новыми редакціями обвиненія...
   Понятно, что, когда эта картина предстала передъ гл. военнымъ судомъ въ такомъ поразительномъ "ансамблѣ", то высшая военно-судная инстанція постановила уничтожить не только два смертныхъ приговора но и все это "новое" дѣлопроизводство, начиная съ преданія суду...
   Однако, первый приговоръ, не допущенный до высшей судебной инстанціи, остается въ силѣ... Больше года поручикъ Пироговъ жилъ подъ длящейся угрозой казни. Два раза смерть подходила къ нему вплотную, заглядывая близко-близко въ глаза своимъ мертвымъ взглядомъ и не оставляя надежды. Первый разъ ее остановила одна буква и, которую военный судъ не замѣтилъ въ статьѣ закона. Второй разъ -- неожиданное открытіе... И послѣ этого ему предоставлено "вмѣнить яко не бывшее"... но не все. Послѣ двухъ актовъ этого сверхсмѣтнаго ужаса по недоразумѣнію, ему приходится вернуться... къ вѣчной каторгѣ, опредѣленной "милостію" командующаго войсками, не допустившаго первую кассаціонную жалобу... Да, при этихъ условіяхъ, послѣ такой ужасающей смертной игры вернуться въ каторгу, и притомъ въ каторгу вѣчную... это, конечно, не значитъ быть "обрадованнымъ" ни въ какой мѣрѣ... Ни такъ, какъ были обрадованы Маньковскій, или Кузнецовѣ, или Никольскіе крестьяне, или Коваленко, ни даже такъ, какъ злополучный Юсуповъ... И я краснѣю при мысли, что, хотя и по ошибкѣ, допустилъ это невольное кощунство надъ положеніемъ, глубокій трагизмъ котораго не найдетъ себѣ подобія ни въ одной культурной странѣ, кромѣ... все того-же нашего отечества.....

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Жгучая оргія казней продолжается. Приговоровъ, правда меньше, но все-таки мучительно много и притомъ съ рецидивами и безпричинными колебаніями... Не проходитъ недѣли безъ мрачныхъ извѣстій, вызывающихъ тупую боль сомнѣній (какъ въ дѣлѣ юноши-ученика, защитѣ котораго отказано въ психіатрической экспертизѣ). Притупляются нервы, растетъ отупѣніе, клокочетъ глухое отчаяніе... И подъ такими впечатлѣніями вырастаетъ, воспринимаетъ міръ, входитъ въ жизнь новое, "свѣжее" поколѣніе...
   Когда-же, наконецъ, кончится этотъ кошмаръ и вступитъ въ силу на мѣсто военнаго простой, обычный судъ, который, при всѣхъ своихъ огромныхъ недостаткахъ, лучше уже тѣмъ, что не можетъ совершить самой ужасной изъ ошибокъ -- ошибки смертной, этого смертнаго грѣха человѣческаго правосудія.
   И я увѣренъ, что, когда это, наконецъ, случится, то среди русскихъ сердецъ, которыя отъ этого забьются ровнѣе, будетъ очень много сердецъ облеченныхъ военно-судными мундирами.
   

II.
Ошибка журналиста и ошибка судьи.

(Pro domo).

   Эта глава будетъ имѣть покаянный характеръ...
   Предыдущая замѣтка назначалась для февральской книжки нашего журнала. Но... къ той же книжкѣ ген.-маіоръ Шинкаренко, бывшій военный судья, а нынѣ военный прокуроръ Приамурскаго военно-окружного суда,-- прислалъ, на основаніи ст. 114 устава о ценъ и печати, свое оффиціальное опроверженіе. Статья 114 даетъ автору опроверженія своеобразное преимущество: моя скромная поправка должна была почтительно посторониться и ждать своей очереди до слѣдующаго выпуска журнала, т. е. въ теченіе приблизительно мѣсяца, оставляя "опроверженіе" генер. Шинкаренко а въ его цѣломъ -- нераздѣльнымъ хозяиномъ положенія.
   Уже изъ предыдущихъ моихъ поправокъ читатель видитъ, что фактически генералъ Шинкаренко если не во всемъ, то во многомъ правъ. Въ мое изложеніе "исторіи поручика Пирогова" вкрались значительныя фактическія невѣрности, и я, по разнымъ причинамъ, слишкомъ запоздалъ съ ихъ исправленіемъ. Мнѣ оставалось бы, поэтому, только признать свою ошибку и, можетъ быть, еще сдѣлать небольшія дополненія. Къ сожалѣнію, нѣкоторыя особенности этого оффиціальнаго документа, съ которымъ читатели познакомились въ февральской книжкѣ нашего журнала, даютъ основаніе,-- даже больше, вынуждаютъ меня нравственно поставить тотъ вопросъ, который стоитъ выше, въ заглавіи моей замѣтки:
   Ошибка журналиста и -- ошибка судьи!..
   Да, къ сожалѣнію, журналистъ, дѣйствительно, ошибся. Правда, ошибка коснулась лишь одного эпизода изъ цѣлой коллекціи, приведенной въ моей статьѣ. Правда также, что ошибка эта не измѣняла общаго характера картины, а "поправка" не устраняетъ наличности огромной, сугубо-смертной ошибки военнаго суда... Но все же я не могу не чувствовать тяжести этой своей невольной вины, какъ бытописателя и журналиста.
   Вины -- передъ кѣмъ?
   Не передъ генераломъ Шинкаренкомъ. Былъ ли этотъ генералъ въ то время, когда противъ поручика Пирогова возбуждалось "новое дѣло" -- военнымъ прокуроромъ?.. Онъ ли это воспользовался первымъ обвинительнымъ актомъ, какъ стереотипомъ?.. Или въ то время онъ уже былъ судьей, предсѣдательствовавшимъ въ засѣданіяхъ,-- это, все равно, не устраняетъ и не колеблетъ факта: главному военному суду пришлось не только отмѣнить два смертныхъ приговора, но и уничтожить недоумѣнное "производство", начиная съ преданія суду... И значеніе этой ошибки уже не эпизодическое...
   Какъ ни далеки, вѣроятно, наши взгляды -- мои и генерала Шинкаренка -- по многимъ вопросамъ жизни и права, я увѣренъ все таки, что есть гдѣ нибудь и у насъ общая почва, хотя бы для этого пришлось спуститься на глубину безспорныхъ аксіомъ. Навѣрное, напримѣръ, генералъ Шинкаренко-судья одинаково со мною признаетъ логическую обязательность слѣдующей правовой аксіомы: передъ лицомъ суда даже обвиняемый и подлежащій карѣ имѣетъ право на наказаніе не свыше законной мѣры преступленія. Это право не только даннаго лица. Это право всего общества, основа всякаго законнаго порядка. И если кто-либо понесъ сверхъсмѣтное наказаніе по недоразумѣнію, хотя-бы даже и не такому грубому, какъ въ данномъ случаѣ, то (неужели генералъ Шинкаренко- судья будетъ отрицать это?)... то этимъ самымъ обвиненный изъ "преступника" передъ даннымъ обществомъ превращается на этотъ разъ въ жертву общественнаго преступленія, изъ отвѣтчика и обвиняемаго -- въ истца и обвинителя... Не думаю, чтобы тутъ возможно было разногласіе. Но оно становится прямо уже логи чески немыслимымъ и невѣроятнымъ, когда мы прибавимъ сюда еще одинъ существенно-неотдѣлимый моментъ. У осужденныхъ есть отцы, матери, близкіе, остающіеся въ составѣ того-же "полноправнаго" общества. Когда вы предаете суду сына, то мать, отецъ, сестра, братъ, жена тоже являются жертвами приговора. Пока этотъ приговоръ весь лежитъ въ предѣлахъ закона, установленнаго заранѣе, твердо, положительно, независимо отъ даннаго случая, независимо отъ воли судей,-- то, при данномъ уровнѣ правового сознанія,-- эта боль, эти страданія непричастныхъ къ преступленію лицъ не относятся за счетъ правосудія. Нравственная отвѣтственность и за нихъ возлагается на совѣсть совершившаго караемое закономъ дѣйствіе. Но это только до тѣхъ поръ, пока приговоръ весь утопаетъ въ законѣ. Отецъ, мать, братъ, сестра, жена имѣютъ несомнѣнное право, чтобы ихъ-то страданія, ихъ душевная боль, порой убивающая или покрывающая всю жизнь мрачною тѣнью, ни въ какомъ случаѣ не превышала законной мѣры, и цѣликомъ истекала бы только изъ дѣйствій обвиняемаго и только изъ опредѣленій закона. Всякій излишекъ есть уже нарушеніе ихъ права, есть преступленіе противъ отцовской и материнской души, противъ всего общества. Поэтому недостаточно сказать: такой то нарушилъ законъ, чтобы прибавить: надъ нимъ дозволено все.
   Нѣтъ, гг. судьи, не все! Во всякомъ обществѣ, претендующемъ на названіе -- не говорю уже христіанскаго, а хотя-бы только формально-правового,-- это значитъ лишь, что данное лицо навлекло на себя и своихъ близкихъ стихійное, заранѣе предопредѣленное дѣйствіе "печальной необходимости", называемой закономъ. Но -- не болѣе...
   Вы скажете, быть можетъ, что въ этомъ видѣ задача правосудія становится очень трудной, особенно для суда спѣшнаго... Да, ваше превосходительство! Задача, дѣйствительно, очень трудная, потому что страшно отвѣтственная. Но никто, носящій званіе судьи и помнящій, что есть и еще одно "святѣйшее изъ званій -- человѣкъ",-- не въ правѣ излишне облегчать ее для себя. Суды военные, которымъ дается право не только надъ личностью и свободой, но и надъ жизнью людей,-- меньше, чѣмъ какіе бы то ни было другіе суды... Вѣдь они, въ своихъ титулахъ не отреклись отъ самыхъ словъ: судъ, судія... правосудіе).. Это слова страшныя, важныя слова... Многіе считаютъ ихъ даже священными.
   Вотъ, къ чему неизбѣжно приводятъ насъ правовыя аксіомы, въ приложеніи къ суду, хотя бы и военному.
   Теперь стоитъ припомнить исторію поручика Пирогова уже не въ томъ видѣ, какъ изобразила ее "ошибка журналиста", а въ томъ, какъ ее рисуетъ "опроверженіе" бывшаго военнаго судьи, а нынѣ военнаго прокурора. Стоитъ вглядѣться въ это "опроверженіе", чтобы признать (надѣюсь, уже безъ возраженій), что сдѣлано тутъ много... лишняго. Поручика Пирогова осудили. Генералъ Унтербергеръ (при совѣщательномъ участіи,-- непраздали?-- генерала-предсѣдателя) одной рукой преградилъ ходъ его кассаціонной жалобѣ, другой подписалъ "помилованіе" на вѣчную каторгу! Жизнь ли, дѣйствительно, та жизнь, которая дарована на такихъ условіяхъ,-- это вопросъ. Но -- допустимъ. Приговоръ формально законенъ и вступилъ въ силу. Для осужденнаго началась каторга, безъ конца, безъ надежды, безъ просвѣта. Счеты правосудія съ этимъ человѣкомъ окончены, расплата произведена полновѣсной монетой, быть можетъ, съ слишкомъ высокими процентами.
   Но вотъ, его извлекаютъ опять изъ глубины каторги, начинаютъ судить вторично и... въ третій разъ. И къ ужасу одного приговора прибавляютъ еще второй и еще третій. И эти-же два лишнихъ смертныхъ томленія заставляютъ переживать "на волѣ" его близкихъ. Почему?.. По недоразумѣнію!.. По простой ошибкѣ Приамурскаго военно-окружнаго суда, самый видный членъ котораго выступаетъ теперь съ опроверженіемъ "ошибки журналиста".
   Да, я, журналистъ Короленко, въ распоряженіи котораго была груда газетныхъ извѣстій, торопливо, взволнованно, не вполнѣ точно передающихъ повседневные ужасы,-- проанализировалъ этотъ пропитанный кровью и слезами житейскій матеріалъ и одинъ изъ эпизодовъ комментировалъ неправильно и неточно. Я сообщилъ, будто послѣ уничтоженія двухъ смертныхъ приговоровъ и самого вызвавшаго ихъ дѣлопроизводства, поручика Пирогова отпустили съ миромъ. Я нарисовалъ послѣ ужаса идиллію. Генералъ-маіоръ Шинкаренко сурово и властно возвращаетъ меня къ дѣйствительности: я проглядѣлъ первый приговоръ, который вступилъ въ законную силу... И, значитъ, поручикъ Пироговъ возвратился, послѣ двухъ "новыхъ" приговоровъ по оплошности суда, къ старой каторгѣ, на "законномъ основаніи". Поручика Пирогова не освободили. Это только невиннаго Маньковскаго и невиннаго Кузнецова, и невинныхъ Никольскихъ крестьянъ, и мясника Козла и еще многихъ, многихъ другихъ заставили пережить утвержденіе смертныхъ приговоровъ, а послѣ вернули въ лоно семей, признавъ, что ихъ чуть не казнили безъ всякаго съ ихъ стороны повода. Поручика Пирогова вернули на каторгу. На нынѣшнюю каторгу, въ условіяхъ Зерентуя, или Акатуя, или Нерчинска, которые уже давно забыли о временахъ декабристовъ и "гуманномъ" режимѣ тюремщика николаевскихъ временъ, Лепарскаго... И для несенія этой, безъ того ужасной доли, его еще два раза изломали, измяли и измучили "новой" перспективой висѣлицы.
   Такова моя ошибка. Но... какъ въ сущности легко было исправить эту ошибку журналиста. Листъ казенной бумаги, конвертъ, казенный штемпель, препроводительная бумага со ссылкой на 114 статью цензурнаго устава и -- "опроверженіе" уже въ редакціи, и оно оттѣсняетъ мою готовую замѣтку по тому-то предмету, и читатель узнаетъ, что поручика Пирогова не три, а только два раза приговорили къ смерти по недоразумѣнію... Послѣдствія "ошибки журналиста" устранены, достоинство Приамурскаго военнаго суда", если оно было нарушено,-- возстановлено во всемъ блескѣ довольно дешевыми средствами.
   Теперь скажите: такъ-ли легко исправляются ошибки военныхъ судовъ?.. И чѣмъ изгладить страшныя послѣдствія смертныхъ приговоровъ, состоявшихся по маленькому недоразумѣнію, въ родѣ того, которое на сей разъ допущено и "бывшимъ военнымъ судьей, а нынѣ военнымъ прокуроромъ Приамурскаго военно-окружнаго суда генералъ-маіоромъ Шинкаренко".

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Мнѣ остается сказать еще нѣсколько словъ:
   Моя ошибка и ея запоздалое исправленіе вызвали "опроверженіе" генерала Шинкаренка. Статья 114 цензурнаго устава даетъ автору опроверженія извѣстныя преимущества, но въ свою очередь налагаетъ на него и нѣкоторыя ограниченія, отъ которыхъ свободна обычная полемика. Къ сожалѣнію, генералъ Шинкаренка не пожелалъ строго держаться въ этихъ предѣлахъ: онъ не ограничился исправленіемъ моихъ фактическихъ ошибокъ точными еылками на оффиціальные документы. При этомъ съ своей стороны онъ впадаетъ въ неточности, направленныя, къ сугубому моему сожалѣнію, даже не противъ меня лично, а противъ человѣка, уже понесшаго кару, сверхсмѣтно отягченную судебными недоразумѣніями. Такъ какъ, косвенно, я подалъ поводъ генералу Шинкаренку и къ этой сторонѣ его выступленія, то на мнѣ лежитъ нравственная обязанность, въ свою очередь, исправить "неточность" его нѣсколько полемической характеристики...
   Узнавъ о томъ, что въ мое изложеніе вкрались фактическія невѣрности, я постарался собрать возможно подробныя свѣдѣнія о поручикѣ Пироговѣ и объ его процессѣ. И теперь имѣю возможность сказать, что черты, которыми рисуетъ подсудимаго генералъ Шинкаренко, далеки отъ реальной дѣйствительности. Я сказалъ бы даже, что, послѣ ошибки судебной, авторъ опроверженія впадаетъ, въ свою очередь, также и въ ошибку журналиста. "Этотъ офицеръ,-- пишетъ онъ,-- въ чинѣ подпоручика, бѣжалъ въ концѣ 1905 года съ военной службы въ Японію", а затѣмъ былъ преданъ суду, "не обвиненію въ томъ, что въ 1907 году, возвратясь изъ Японіи, онъ, изъ политическихъ видовъ, подстрекалъ нижнихъ чиновъ села Раздольнаго, вошедшихъ въ составъ образованной имъ военной организаціи, истребить весь офицерскій составъ мѣстнаго гарнизона, замѣнивъ таковой выборными чинами этой организаціи".
   Такимъ образомъ, здѣсь поручикъ Пироговъ рисуется, во-первыхъ, какъ дезертиръ, а во-вторыхъ, какъ подстрекатель къ убійству личнаго офицерскаго состава.
   Начать съ того, что за дезертирство поручикъ Пироговъ не "удился. И это понятно: дезертиръ бѣжитъ изъ строя отъ страха опасности, или отъ лишеній, сопряженныхъ съ войной. Поручикъ Пироговъ, происходившій изъ крестьянъ, служилъ въ составѣ туркестанскихъ военныхъ баталіоновъ. Въ концѣ 1904 года онъ добровольно изъявилъ желаніе перевестись на театръ военныхъ дѣйствій. Причисленный къ одному изъ восточно сибирскихъ стрѣлковыхъ полковъ, Пироговъ уже въ началѣ 1905 года былъ на передовыхъ позиціяхъ. Здѣсь онъ несъ службу честно и мужественно. Если не ошибаюсь, получилъ знакъ отличія. Въ февралѣ онъ участвуетъ въ трехдневныхъ бояхъ подъ Мукденомъ и, по заключеніи мира, остается на передовыхъ позиціяхъ въ качествѣ начальника охотничьей команды, неся отвѣтственную "лужбу развѣдчика. Все, что исторія занесла уже на свои страницы изъ времени этой войны,-- сильно подѣйствовало на молодого офицера, и въ декабрѣ 1905 года онъ попадаетъ въ Читу уже въ томъ настроеніи, которое охватило тогда очень многихъ, какъ пожаръ, какъ эпидемія, какъ революціонная вспышка, 19 декабря его избрали въ читинскій комитетъ "военнаго союза". 21 февраля 1906 года къ Читѣ подошелъ карательный поѣздъ генерала Ренненкампфа. "Столица Забайкальской Республики" не оказала никакого сопротивленія, начались казни. Пироговъ вмѣстѣ ъ другими скрылся и перешелъ на нелегальное положеніе. Теперь втановится совершенно понятнымъ, почему онъ былъ преданъ суду за участіе въ организаціи, за призывы къ возстанію, но не за дезертирство. Въ Японію онъ выѣзжалъ два раза, но это не былъ уже побѣгъ изъ рядовъ арміи къ непріятелю, а просто переходъ границы преслѣдуемымъ политическимъ эмигрантомъ. Въ это время Пироговъ въ рядахъ арміи уже не состоялъ.
   Не вполнѣ точно и указаніе на подстрекательство къ истребленію команднаго состава. Пироговъ осужденъ за призывы къ военному возстанію, согласно программѣ и плану революціонной партіи. При всякомъ возстаніи вѣрный правительству командный составъ замѣняется составомъ революціоннымъ. Исторія знаетъ такіе примѣры. Едва ли, однако, есть основаніе ставить знакъ равенства между "устраненіемъ" команднаго состава, который совершался исторически въ самыхъ разнообразныхъ формахъ, и -- личнымъ истребленіемъ офицеровъ....
   Поступки, за которые судился Пироговъ, съ военной точки зрѣнія являются особенно тяжкими преступленіями, и приговоръ суда былъ бы понятенъ. Но вѣдь и наказаніе, къ которому онъ приговоренъ,-- тоже тяжкое. Съ тѣхъ поръ, какъ онъ былъ лишенъ обычной судебной гарантіи въ видѣ кассаціонной жалобы,-- въ правильности приговора допустимы совершенно законныя сомнѣнія, такъ какъ зачѣмъ нибудь установлены же кассаціонныя инстанціи. Но когда, послѣ всего этого -- уже осужденнаго, обезоруженнаго, пережившаго ужасъ смертнаго приговора человѣка еще два раза подвергаютъ зачѣмъ-то новымъ ужасамъ, не по закону хотя бы и суровому, а по очень прозрачной ошибкѣ, то...
   То, полагаю, есть полное основаніе считать, что въ этой стадіи своего дѣла поручикъ Пироговъ является уже не преступникомъ, а жертвой, не отвѣтчикомъ, а истцомъ къ тѣмъ общественнымъ учрежденіямъ, которыя вѣдь называются судами, дѣйствуютъ на точныхъ основаніяхъ закона... Истцомъ, имѣющимъ право, по самимъ элементарнымъ.началамъ правосудія,-- на удовлетвореніе.
   И я не могу не пожалѣть, что своей "ошибкой журналиста", подалъ косвенно поводъ судьѣ генералу Шинкаренку прибавить къ двумъ ошибочнымъ приговорамъ еще и ошибочную характеристику связаннаго и беззащитнаго человѣка...

Вл. Короленко.

"Русское Богатство", No 3, 1911

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru