Короленко Владимир Галактионович
Литературный фонд

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

В. Г. Короленко

Литературный фондъ.
(1859--1909 г.)

   Полное собраніе сочиненій В. Г. Короленко.
   Томъ пятый
   Изданіе т-ва А. Ф. Марксъ въ С.-Петербургѣ. 1914
  
   8 ноября 1909 г. "Литературный фондъ" праздновалъ свой полувѣковой юбилей.
   Пять десятилѣтій -- это въ условіяхъ русской жизни срокъ для общественнаго учрежденія очень долгій, для учрежденія же, связаннаго съ литературой, -- тѣмъ болѣе. У насъ теперь много говорятъ о "неприкосновенности личности". Правда, только говорятъ. Кажется, стоило бы хоть "только поговорить" о неприкосновенности общественныхъ учрежденій. Каждое общественное начинаніе у насъ на Руси рождается съ зародышемъ смертельной болѣзни. Въ каждомъ уставѣ, подлежащемъ утвержденію, непремѣнно присутствуетъ статья: общество можетъ быть закрыто (безъ суда и разслѣдованія, въ порядкѣ административнаго усмотрѣнія) губернаторомъ или градоначальникомъ, или министромъ, а то иной разъ и просто-на-просто любымъ полиціймейстеромъ. Да, въ сущности, пожалуй, и всегда судьба каждаго общественнаго начинанія зависитъ отъ господина полиціймейстера, докладывающаго по начальству. Безъ всѣхъ этихъ обывательскихъ затѣй полиціи много спокойнѣе... А закрыть такъ легко.
   Мудрено ли, что у насъ нѣтъ сколько-нибудь устоявшихся, прочныхъ, хотя бы даже и совершенно нейтральныхъ въ политическомъ смыслѣ культурныхъ учрежденій. Сколько у нихъ шансовъ для скоропостижной смерти отъ "неизвѣстныхъ" или малоизвѣстныхъ причинъ. Стоитъ одинъ разъ избрать составъ правленія, скажемъ, -- нѣсколько неосторожный... Правленіе сдѣлало, допустимъ, дѣйствительно нетактичный шагъ и -- кончено: общества нѣтъ. Подобно сарацину въ одной старой балладѣ, оно, подъ бурнымъ натискомъ какого-нибудь ретиваго административнаго рыцаря, теряетъ свою голову ранѣе, чѣмъ успѣваетъ это замѣтить. Правленіе не успѣваетъ даже собрать общаго собранія для обсужденія своихъ дѣйствій, какъ ужъ собирать приходится развѣ для похоронъ. Это одна возможность (и при томъ самая рѣдкая): дѣйствительная ошибка одного изъ многихъ смѣняющихся правленій. Но вѣдь есть и другія, гораздо болѣе распространенныя. Кромѣ неудачнаго состава выборныхъ правленій, можетъ вѣдь случиться и неудачный составъ мѣстной администраціи. Такъ часто встрѣчаются слишкомъ ретивые, склонные къ превышенію власти, а то, -- скажемъ по человѣчеству, -- и просто неумные губернаторы. Почудится такому господину "что-нибудь этакое подозрительное" или не понравится личный составъ общества... Есть параграфъ, дающій ему власть пресѣчь предвидимую опасность. Онъ съ легкимъ сердцемъ и пресѣкаетъ. Даромъ, что его предшественникъ не только не считалъ данное общество вредоноснымъ, но даже поощрялъ его "полезную дѣятельность". Можетъ быть и замѣститель тоже только пожметъ плечами, узнавъ о дѣйствительныхъ мотивахъ закрытія. Но... нельзя же колебать престижъ власти, отмѣняя "законное распоряженіе" уважаемаго предшественника. И вотъ просвѣтительнаго, благотворительнаго или иного частнаго начинанія какъ не бывало...
   Да, пятьдесятъ лѣтъ существованія для учрежденія частнаго почина, да еще обслуживающаго нужды русской печати -- событіе, несомнѣнно, очень рѣдкое, можно даже сказать, единственное въ своемъ родѣ. Не мудрено, что торжественное общее собраніе, посвященное этому юбилею, въ Александровскомъ залѣ городской думы привлекло сочувственное вниманіе и общества, и печати. На эстрадѣ публика видѣла, между прочимъ, М. М. Стасюлевича, живого свидѣтеля перваго общаго собранія Литературнаго фонда, происходившаго ровно 50 лѣтъ назадъ. Его встрѣтили теплымъ привѣтомъ, на него смотрѣли съ сочувственнымъ интересомъ, какъ на живую связь между нашимъ временемъ и литературой 40-хъ и 50-хъ годовъ... Но долголѣтіе самаго фонда гораздо болѣе замѣчательно. Пятьдесятъ лѣтъ! И только одинъ разъ фондъ опасно хворалъ и былъ близокъ къ закрытію...
   Исторія юбиляра обстоятельно изложена въ интересномъ "Очеркѣ дѣятельности Литературнаго фонда за 50 лѣтъ", составленномъ А. А. Корниловымъ. Характерно, что прототипомъ для нашего фонда послужилъ англійскій "Literary fund", а иниціаторомъ явился англоманъ А. B. Дружининъ. И составитель историческаго очерка, который я цитирую, и С. А. Венгеровъ, давшій въ собраніи яркую характеристику Дружинина, отмѣчаютъ, что онъ былъ несомнѣнный "консерваторъ", но консерваторъ во вкусѣ англійскаго тори, т. е. приверженецъ правового порядка и парламентарій. А русскій парламентарій въ николаевское время, это, конечно, консерваторъ болѣе чѣмъ сомнительный. Къ Дружинину примкнули: И. С. Тургеневъ, К. Д. Кавелинъ, П. В. Анненковъ, Н. Г. Чернышевскій, А. B. Никитенко, А. А. Краевскій, С. С. Дудышкинъ, А. Д. Галаховъ, А. П. Заблоцкій-Десятовскій, Е. П. Ковалевскій и др. Въ біографіи Л. Н. Толстого, изданной г. Бирюковымъ, есть выдержка изъ дневника: въ январѣ 1857 года Левъ Николаевичъ отмѣтилъ: "писалъ уставъ Литературнаго фонда у Дружинина". Хотя уставъ фактически составленъ былъ Кавелинымъ и Заблоцкимъ-Десятовскимъ, но изъ этой выдержки видно, что Л. Н. Толстой принималъ въ учредительскихъ дѣйствіяхъ непосредственное участіе.
   Средняя линія, проходящая черезъ эти имена иниціаторовъ фонда, -- характерна для настроенія русской печати того времени. Здѣсь цензоръ Никитенко встрѣтился съ радикаломъ Чернышевскимъ въ присутствіи Кавелина, Анненкова, Тургенева. Впослѣдствіи въ комитетѣ или въ составѣ членовъ фонда участвовали: Ѳ. М. Достоевскій, А. Ѳ. Писемскій, И. А. Гончаровъ, М. E. Салтыковъ, H. А. Некрасовъ, H. К. Михайловскій... Нѣтъ сомнѣнія, что, если бы при основаніи фонда были еще живы Жуковскій, Пушкинъ, Гоголь -- ихъ имена были бы въ спискѣ учредителей, какъ нѣтъ также сомнѣнія, что въ немъ, навѣрное, не было бы Булгарина.
   Въ очеркѣ А. А. Корнилова есть интересныя черты, характеризующія тогдашнее общество и правительство въ ихъ отношеніяхъ къ литературѣ. Фондъ былъ дѣломъ литературы, а литература признавалась дѣломъ общества. Высокопоставленныя лица являлись въ числѣ первыхъ жертвователей. Министры считали нужнымъ "оказывать возможное содѣйствіе"; въ провинціи вечера, устраиваемые въ пользу фонда, разсматривались, какъ дѣло благонамѣренное и похвальное. Былъ даже въ 1860 году случай, что такой вечеръ устроили... кадеты Воронежскаго кадетскаго корпуса, и директоръ, генералъ-майоръ Ватаци, препровождая комитету собранные на вечерѣ 154 рубля, отмѣчалъ въ препроводительной бумагѣ, что кадеты устроили вечеръ по собственной иниціативѣ...
   Да, времена мѣняются... Что сказали бы нынѣшніе генералъ-майоры, если бы въ какомъ-нибудь кадетскомъ корпусѣ возникла подобная иниціатива!
   Другая черта, быть можетъ, не менѣе любопытная. Литературный фондъ прежнихъ годовъ охотно приходилъ на помощь декабристамъ. Такъ, по ходатайству М. И. Семевскаго, было выдано крупное пособіе М. А. Бестужеву (на возвращеніе въ Россію); нѣсколько разъ выдавалось пособіе барону А. В. Штейнгелю, а по смерти -- его дѣтямъ; вдова Вильгельма Кюхельбекера, жившая въ Иркутскѣ, получала продолжительное пособіе по 180 рублей и т. д.
   Это, конечно, вполнѣ понятно: эти декабристы принимали участье въ литературѣ. Интересно, однако, что никому тогда не приходило въ голову винить комитетъ фонда въ "тенденціозной поддержкѣ неблагонамѣренныхъ лицъ". Даже болѣе: ходатайство о пособіи Бестужеву было поддержано генералъ-губернаторомъ Восточной Сибири гр. H. H. Муравьевымъ-Амурскимъ, а о пособіи вдовѣ Кюхельбекера хлопоталъ другой генералъ-губернаторъ, М. С. Корсаковъ. Очевидло, тогдашніе "правители" понимали, что литературныя заслуги и вытекающія изъ нихъ права не должны быть смѣшиваемы съ такъ называемыми "правами состоянія" и что для признанія этихъ правъ нѣтъ надобности въ участковомъ свидѣтельствѣ о благонадежности. Декабристы совершили "тяжкое преступленіе" съ точки зрѣнія государства и по приговору суда былл лишены соотвѣтственныхъ правъ. Но тогдашнее государство еще не посягало на мысль и совѣсть общества и его учрежденій. Сочувствіе къ людямъ, уже понесшихъ кару за свои убѣжденія, не считалось преступленіемъ. Офиціальное лишеніе "всѣхъ особенныхъ лично и по состоянію присвоенныхъ правъ" кончалось у предѣловъ, гдѣ начинались права ума и совѣсти. Писатель оставался писателемъ для писателей и образованнаго общества. И Муравьевъ-Амурскій, вѣроятно, съ удивленіемъ узналъ бы, что черезъ полъ-столѣтія литературное учрежденіе будетъ закрыто за помощь, оказанную амнистированному, какъ и Бестужевъ, писателю и ученому, платившему, вдобавокъ, взносы въ это общество взаимопомощи. А между тѣмъ такая именно "административная неожиданность" постигла на нашихъ глазахъ "кассу взаимопомощи литераторовъ и ученыхъ", существовавшую при Литературномъ фондѣ. Да, на разстояніи этого полустолѣтія измѣнилось очень многое, и образъ Муравьева-Амурскаго изъ дали временъ удивленно переглядывается съ современнымъ намъ г. Крыжановскимъ...
   Я не имѣю въ виду въ настоящей замѣткѣ возстановлять передъ читателемъ подробную исторію Литературнаго фонда, отсылая интересующихся къ работѣ г-на Коринова, которой желаю широкаго распространенія. Русскому обществу не мѣшаетъ познакомиться съ исторіей и характеромъ этого учрежденія, которые, къ сожалѣнію, не достаточно извѣстны даже многимъ писателямъ. Отсюда, между прочимъ, частыя, можно даже сказать, постоянныя нападки на дѣятельность фонда, которыя раздаются въ самой печати.
   Организація фонда сложилась нѣсколько своеобразно. Духъ англомана Дружинина наложилъ на нее свой неизгладимый отпечатокъ. Можно бы, конечно, придумать уставъ раціональнѣе и лучше. Но едва ли можно было изобрѣсти организацію болѣе жизненную, которая, съ одной стороны, обезпечивала бы сохраненіе самаго общества въ условіяхъ той предубѣжденности къ литературѣ, какой все больше проникались административныя сферы, а съ другой -- охраняло бы достоинство этой литературы, которой фондъ являлся долго единственнымъ офиціальнымъ представителемъ.
   По уставу членами фонда могутъ быть и писатели, и сочувствующіе его задачамъ люди изъ общества. Но въ комитетъ, завѣдующій дѣлами общества, избираются только писатели. Члены фонда баллотируются на общихъ собраніяхъ. Общее собраніе лишь избираетъ комитетъ и провѣряетъ правильность его дѣйствій при помощи выборной ревизіонной комиссіи, а также даетъ руководящія общія указанія, устанавливающія направленіе дѣятельности комитета. Всего въ комитетѣ 12 членовъ. Избираются они на три года, при чемъ комитетъ обновляется частично. Ежегодно выбываютъ четыре члена по очереди и на ихъ мѣсто въ годичномъ собраніи избираются новые. Выборы эти до извѣстной степени ограничены: собраніе выбираетъ четырехъ членовъ изъ восьми каидидатовъ, намѣченныхъ самимъ комитетомъ. Этотъ способъ избранія, принятый также въ англійскомъ фондѣ, вноситъ въ учрежденіе струю нѣкотораго консерватизма. Благодаря, именно, вліянію комитета на вьгборы составъ его отъ начала до конца сохранилъ одинаковый характеръ и въ общемъ представлялъ какъ бы среднюю линію русской печати, которая всегда была въ огромномъ большинствѣ прогрессивна. И если за комитетскимъ столомъ часто встрѣчались люди, которые въ литературѣ шли разными дорогами и порой вели другъ съ другомъ рѣзкую полемику, то все же до конца въ ихъ средѣ не было Булгариныхъ, какъ не бы о ихъ и вначалѣ. Въ этомъ и только въ этомъ смыслѣ Литературный фондъ сохраняетъ свою "односторонность". Впрочемъ, пособіе много разъ получали и современные Булгарины...
   Можно много сказать по поводу несовершенства самаго устава, который и вызывалъ уже въ русской печати живую принципіальную критику. Г. Корниловъ приводитъ примѣръ Григорія Захаровича Елисѣева, который сначала нападалъ на самую организацію фонда, считая ее недостаточно демократической и раціональной, но впослѣдствіи, присмотрѣвшись ближе къ долголѣтней практикѣ учрежденія, совершенно измѣнилъ отношеніе къ нему и завѣщалъ фонду свое имущество. Очень можетъ быть, что современемъ, когда измѣнятся острыя условія, въ которыхъ протекаеть все существованіе русской печати, -- этимъ принципіальнымъ возраженіямъ противъ "не вполнѣ раціональнаго" устава суждено будетъ возобновиться съ большимъ успѣхомъ. А пока характерно все-таки, что теоретическая критика искреннихъ людей (г. Корниловъ приводитъ еще кампанію противъ основъ фонда, со стороны г-на Г. Градовскаго) склонилась передъ безукоризненной на практикѣ "традиціей" англоманскаго учрежденія на русской почвѣ.
   Нельзя, къ сожалѣнію, того же сказать о нападкахъ, идущихъ со стороны ретроградной части печати. Отъ времени до времени въ ней выдвигается рядъ обвиненій уже не принципіальнаго, а чисто личнаго свойства противъ состава комитета. Такъ, шесть лѣтъ назадъ {Писано въ 1909 году.} фонду пришлось возражать противъ фактическихъ искаженій, допущенныхъ въ этомъ отношеніи княземъ Мещерскимъ и подхваченныхъ родственными "Гражданину" органами. Не касаясь здѣсь всѣхъ этихъ обвиненій, укажемъ на одну ихъ черту: опровергнутыя по пунктамъ съ категоричностью, не оставляющей никакихъ сомнѣній, -- они затѣмъ повторяются вновь цѣликомъ, съ настойчивостью, достойной лучшаго дѣла.
   И, между прочимъ, каждый разъ на сцену выдвигается легенда о Ѳ. М. Достоевскомъ. Какъ извѣстно, Достоевскій не принадлежалъ къ "либераламъ", и его публицистическіе взгляды давали поводъ даже князю Мещерскому говорить о немъ, какъ о своемъ единомышленникѣ: "мы, люди мыслящіе и пишущіе во-едино" (хотя это, къ счастью, крупное недоразумѣніе). Отсюда антагонисты фонда заключаютъ, что фондъ очевидно долженъ былъ отказать Достоевскому въ пособіи.
   Басню эту кн. Мещерскій впервые пустилъ еще лѣтъ 15 назадъ. Фонду порой трудно бываетъ опровергнуть подобныя обвиненія, когда они дѣлаются въ общей формѣ. Для этого пришлось бы опубликовать имена лицъ, получающихъ отъ него пособія, на что онъ не имѣетъ права по уставу. Въ данномъ случаѣ облыжное указаніе имѣло конкретную форму, и фонду ничего не стоило возстановить фактъ: Достоевскому не только не было отказано ни въ одной его просьбѣ, но, наоборотъ, два раза разрѣшалась ссуда въ 1500 рублей на поѣздку за границу для лѣченія, при чемъ комитетъ, въ виду серьезности обстоятельствъ и исключительныхъ заслугъ "не либеральнаго" писателя, взялъ на себя отвѣтственность нарушить уставъ: по уставу члены комитета сами не могутъ пользоваться пособіями ни въ какой формѣ, а Достоевскій былъ тогда членомъ комитета и секретаремъ его... Это вызвало въ свое время замѣчаніе ревизіонной комиссіи по поводу нарушенія устава, но, конечно, это одно изъ тѣхъ "нарушеній", которыя исторія фонда ему въ вину не поставитъ.
   Интересно, однако, что, опровергнутая разъ, басня черезъ нѣсколько лѣтъ была повторена опять и при томъ... тѣмъ же кн. Мещерскимъ. Н. К. Михайловскій незадолго до своей смерти писалъ по этому поводу {"P. Богатство", октябрь 1903.}: "Девять лѣтъ назадъ кн. Мещерскій впервые пустилъ клевету, которую нынѣ все въ томъ же свойственномъ ему грубо шутовскомъ тонѣ повторяетъ. Какъ тогда, такъ и теперь комитетъ фонда представилъ свое объясненіе, сдержанность и фактическую обоснованность котораго читатели, конечно, оцѣнили. Спрашивается, что дѣлать комитету, если, спустя нѣкоторое время, кн. Мещерскому опять вздумается бросить въ него своей клеветой. Неужели учрежденію, членами комитета и ревизіонной комиссіи котораго въ теченіе полувѣковой дѣятельности перебывали такіе представители литературы и науки, какъ Тургеневъ, Гончаровъ, Григоровичъ, Костомаровъ, Бекетовъ, Бестужевъ-Рюминъ, Тютчевъ, Кавелинъ, Некрасовъ, Салтыковъ (мы теперь должны прибавить имя самого Михайловскаго), неужели ему придется еще разъ парировать грязные намеки и обвиненія!"...
   Къ сожалѣнію, пришлось. И именно къ пятидесятилѣтнему юбилею уже не кн. Мещерскій въ "Гражданинѣ", а извѣстный г. В. В. Розановъ въ "Новомъ Времони" не усомнился съ легкимъ сердцемъ выдвинуть вновь старую, давно убитую легенду объ отказѣ Достоевскому. Г. Розановъ, конечно, не кн. Мещерскій, и дѣло свое дѣлаетъ нѣсколько тоньше, хотя едва ли опрятнѣе. Кромѣ указанія на то, что "фондъ ничѣмъ не помогъ Ѳ. М. Достоевскому -- хотя и функціонировалъ въ его время" и что "это историческій укоръ на его памяти" (хороша, не правда ли, исторія г. Розанова!) -- онъ рисуетъ картину, которая должна вызвать въ читателѣ негодованіе противъ нынѣшняго комитета. Почти одновременно съ тѣмъ, какъ г. Розановъ прочелъ въ газетахъ о готовящемся празднованіи 50-лѣтія Литературнаго фонда, онъ получилъ письмо, очень печально рисующее положеніе одного стараго писателя. "Лишившись заработковъ (въ такой-то газетѣ), бѣдняга NN. совершенно палъ духомъ и впалъ въ какую-то прострацію: ему кажется, что въ его жизни все рухнуло, что ему грозитъ нищета, что онъ всѣми забытъ и заброшенъ, и понятно, что при такомъ положеніи перо валится у него изъ рукъ"...
   "Всѣ вещи становятся понятны въ обстановкѣ своихъ подробностей, -- продолжаетъ г. Розановъ.-- Я вспомнилъ бѣдную, но до рѣдкости культурную квартиру этого писателя. Самъ хорошаго дворянскаго рода, великій поклонникъ императора Александра II въ его реформаціонную пору, онъ все оставилъ (?) для шутливаго разсказа и водевиля, а въ часы досуга бродилъ по Александринскому рынку и мало по малу собралъ рѣдчайшіе портреты нашихъ писателей... Все это можно было разсматривать, какъ въ музеѣ"...
   "И вотъ не стало теперь возможности хранить даже "музей": нечѣмъ затопить его"...
   Да, картина очень печальная и, къ сожалѣнію, слишкомъ знакомая въ писательской средѣ во всѣ времена, а особенно въ наше время, когда положеніе печати стало менѣе устойчино, чѣмъ во времена самой тяжелой реакціи. Органы печати и въ столицахъ, и въ провинціи по разнымъ причинамъ гибнутъ одни за другими, и десятки, сотни работниковъ выкидываются подобнымъ же образомъ на улицу... Фондъ ли, однако, виноватъ въ этомъ тяжкомъ положеніи многихъ литературныхъ тружениковъ?
   Какъ будто нарочно, чтобы оттѣнить всю тенденціозную несостоятельность этого обвиненія, г. Розановъ въ той же статьѣ даетъ лирическій образчикъ въ другомъ, уже не обличительномъ, а хвалительномъ родѣ: "Объ Академическомъ фондѣ (фондъ Императора Николая II) приходилось слышать много добраго: онъ помогаетъ дѣятельно, молча, безъ шума и огласки" {"Нов. Вр.", 22 окт. 1909 г., No 12074.}...
   Это, конечно, очень интересно. Мы тоже не слышали ничего дурного объ Академическомъ фондѣ. Но... что, если бы кто-нибудь пожелалъ ту же печальную исторію "квартирки-музея" примѣнить съ обличительными цѣлями къ фонду Академическому? Тому самому, который работаетъ "безъ шума", между прочимъ, и оттого, что ему не приходится ни собирать общихъ собраній по уставу, ни устраивать спектакли и чтенія для усиленія своихъ средствъ. Средства эти, какъ извѣстно, отпускаются ежегодно въ количествѣ 50 тысячъ изъ государственнаго казначейства. 50 тысячъ -- это гораздо больше того, чѣмъ ежегодно располагаетъ Литературный фондъ... И все-таки "квартирку-музей" отапливать оказалось нечѣмъ "не смотря на то, что Академическій фондъ уже дѣйствовалъ въ то время", и все-таки десятки тружениковъ печати нуждаются, выселяются изъ квартиръ, впадаютъ въ уныніе, голодаютъ. И все-таки у писателей нѣтъ обезпеченной старости, и передъ многими, очень многими стоитъ страшный призракъ нищеты и голода "подъ старость лѣтъ"... Что если бы на этомъ основаніи кто-нибудь обрушился на Академическій фондъ, выдумалъ бы что-нибудь въ родѣ легенды о Достоевскомъ, а затѣмъ прибавилъ: "А вотъ о Литературномъ фондѣ мы слышали много хорошаго"... Это былъ бы какъ разъ тотъ же пріемъ господина Розанова, только повернутый обличительной стороной къ учрежденію титулованному, а хвалебной къ обществу частной иниціативы.
   Дѣло, очевидно, не въ томъ, что одно (частное) учрежденіе работаетъ хуже другого (титулованнаго), а въ томъ, во-первыхъ, что оба они еще слишкомъ слабы въ борьбѣ съ огромной нуждой... А во-вторыхъ, при условьяхъ, когда порой одинъ росчеркъ административнаго усмотрѣнія можетъ сразу ухудшить положеніе всей печати, когда не только газета, но и цѣлое профессіональное общество взаимопомощи можетъ быть уничтожено даже безъ предварительныхъ справокъ, по недоразумѣнію, -- то всѣ усилія благотворительныхъ учрежденій не въ состояніи исправить послѣдствія одного такого удара...
   Впрочемъ, это уже область печальныхъ трюизмовъ, очевидныхъ и безъ дальнѣйшихъ объясненій... И противъ этого всякая благотворительность безсильна.
   Это не мѣшаетъ, конечно, привѣтствовать скромное литературное учрежденіе съ его хорошей старой традиціей, которое честно и съ истиннымъ безпристрастіемъ дѣлаетъ, что можетъ, предоставляя охочимъ людямъ отъ времени до времени подновлять все ту же старую клевету...
  
   1909 г.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru