-- Признаюсь, мнѣ очень трудно сказать что-нибудь интересное по вопросу о свободѣ печати. И я готовъ бы, кажется, лучше написать пять замѣтокъ о пяти другихъ предметахъ.
-- Отчего же? Неужели вы находите, что это такъ сложно, или предметъ возбуждаетъ сомнѣнія?
-- Нѣтъ,-- очень просто и никакихъ сомнѣній не возбуждаетъ. И потому именно трудно. Мысль загорается въ виду препятствій, возбуждается при необходимости усилія. Когда приходится убѣждать въ чемъ-нибудь, мы нечувствительно становимся на чужую точку зрѣнія. Изъ столкновенія мнѣній рождается свѣжая истина.
-- И вы находите?..
-- Что здѣсь передъ мыслію -- ровная плоскость. Противниковъ нѣтъ.
-- Парадоксъ! Значитъ -- есть свобода слова?
-- И свободы нѣтъ. Это парадоксъ самой жизни. Доказывать необходимость и величіе свободнаго слова трудно именно потому, что это давно доказано и очень краснорѣчиво, и очень убѣдительно. Поэтому мысль скользитъ, какъ столярный рубанокъ по плоскости, не только выстроганной, но даже отполированной ранѣе... Она ни за что не задѣваетъ и ничего не сглаживаетъ въ своей области...
Обратитесь къ самымъ виднымъ и злымъ врагамь свободнаго слова, и вы напрасно будете искать у нихъ аргументовъ и общихъ началъ. Наоборотъ,-- у нихъ же вы найдете защиту вашего собственнаго мнѣнія... Нѣтъ ни одного пишущаго человѣка, у котораго хоть разъ въ жизни не вырвался бы искренній вопль противъ насилія и горячая хвала свободному слову. Даже Ѳаддѣй Булгаринъ,-- прототипъ всѣхъ сикофантовъ и всѣхъ доносителей русской печати,-- написалъ (правда, партикулярно) письмо, въ которомъ убѣдительно и краснорѣчиво говоритъ о зловредности, безнравственности и даже неблагонамѣренности цензурныхъ стѣсненій... Можетъ ли быть что-нибудь краснорѣчивѣе этого?.. Ослица Валаама, тронутая перстомъ Господнимъ, камни, вопіющіе "аминь" на зовъ очевидной и великой истины, злые противники всякой свободы, прославляющіе свободу слова, это лучшіе и очонь старые аргументы...
"Никакое праздное, дерзкое и ложное слово, прорвавшееся при свободѣ, не можетъ быть такъ вредно, какъ искусственная и насильственная отчужденность мысли отъ высшихъ интересовъ окружающей дѣйствительности. При свободѣ мнѣнія всякая ложь не замедлитъ вызвать противодѣйствіе себѣ, и противодѣйствіе тѣмъ сильнѣйшее, тѣмъ благотворнѣйшее, чѣмъ рѣзче выразится ложь. Но нѣтъ ничего опаснѣе и гибельнѣе равнодушія и апатіи общественной мысли".
Это написалъ Катковъ, и можетъ быть не менѣе интересно, что это цитировалъ (въ августѣ 1901) г-нъ Скворцовъ въ "Миссіонерскомъ Обозрѣніи". И можетъ ли ослабить значеніе этихъ словъ то обстоятельство, что это сказалъ человѣкъ, отъ доносовъ котораго погибло нѣсколько органовъ печати, и что это цитируетъ органъ, проповѣдующій угашеніе той самой религіозной мысли, въ пользу которой производилась цитата...
А вотъ и еще одинъ голосъ:
"Три главныя идеи господствуютъ надъ мыслію и чувствомъ нашего образованнаго общества: идея свободнаго слова, свободной созѣсти и свободной личности. Какъ обольстительныя видѣнія, эти три мечты носятся надъ нашей интеллигенціей... Можно отодвинуть ихъ и замутить суровыми фактами дѣйствительности, но вытравить ихъ изъ сознанія теперешнихъ людей нельзя... Всякая мѣра, направленная къ общественному устроенію, если она не коснется одной изъ сказанныхъ трехъ идей, будетъ принята лишь внѣшне, притворно и не успокоитъ умовъ... Будущее свободнаго слова на Руси -- лучезарно!"
Догадаетесь ли вы, что это пророчествуетъ "Гражданинъ". А между тѣмъ это напечатано именно въ "Гражданинѣ", въ ноябрѣ мѣсяцѣ 1902 г. Съ кѣмъ же остается спорить, кого убѣждать? Нѣтъ споръ этотъ давно рѣшонъ и въ разумѣ, и въ совѣсти всѣхъ. А то, что есть въ нашей дѣйствительности,-- называется не разумомъ, а фактомъ, и есть не споръ, а "внѣшнее притворное" преклоненіе передъ силой и злоупотребленіе ею...
Въ заключеніе позволю себѣ привести небольшой эпизодъ.
Въ Нижнемъ-Новгородѣ въ голодный годъ (1891/2) губернаторъ Барановъ, любившій внѣшность всякихъ коллективныхъ совѣщаній, предложилъ на обсужденіе нижегородскаго продовольственнаго совѣщанія рядъ вопросовъ, разосланныхъ министромъ. Въ составѣ совѣщанія былъ одинъ интересный человѣкъ стариннаго склада -- А. А. Зарубинъ, торговецъ, съ иконописной наружностью, съ огромной сѣдой бородой, съ своеобразною рѣчью и умными, лукавыми глазами. Когда онъ подалъ секретарю совѣщанія свой бланкъ съ отвѣтами на министерскіе вопросы,-- на лицѣ секретаря выразилось недоумѣніе. Оказалось, что въ рубрикѣ: "какъ сохранить крестьянскій скотъ", старикъ написалъ явственно и четко:
"Нсобходима свобода печати".
-- Вы вѣроятно ошиблись рубрикой? -- спросилъ генералъ Барановъ.
-- Нѣтъ, ваше превосходительство, не ошибся.
Это былъ странный человѣкъ, весьма далекій отъ того, что ипогда называютъ "либеральными шаблонами", самобытный философъ и неутомимый обличитель всякихъ злоупотребленій. Въ то время онъ уже былъ раззоренъ своими сильными врагами, но все не унимался, продолжалъ свои обличенія и велъ жизнь губернскаго Діогена. Говорили, будто въ головѣ у него не все уже въ порядкѣ.
Но я зналъ его и зналъ также, что онъ иногда юродствуетъ, но всегда со смысломъ и лукавствомъ. Поэтому при встрѣчѣ я предложилъ ему вопросъ о "скотѣ и свободѣ печати".
-- А вотъ я вамъ скажу: въ прошломъ году крестьяне уже голодали, но голодъ не признавался. И полиція усиленно продавала скотъ за недоимки. Я написалъ объ этомъ со словъ знакомыхъ мужиковъ письмо въ газету... Говорятъ -- нельзя. "Цензура не пропускаетъ". А теперь вотъ спрашиваютъ: какъ сохранить скотъ, который сами распродали за безцѣнокъ... Ну, вотъ... посмотрѣлъ я этотъ бланкъ и думаю: вотъ гдѣ самое мѣсто сказать о свободѣ печати. Ну, что?..
Я, конечно, не возражалъ. Старый мудрецъ высказалъ непререкаемую истину: вопросъ о свободѣ слова назрѣлъ, переполнилъ собою всю русскую дѣйствительность и бьетъ изо всѣхъ щелей,-- иной разъ очень далекихъ отъ существа самаго вопроса. Онъ связался тѣснѣйшимъ образомъ со всѣми другими вопросами русской жизни... Рѣшеніе его ясно. Его можно "отодвинуть и запутать суровыми фактами жизни", какъ двѣ другія "обольстительныя мечты", указанпыя "Гражданиномъ", по вытравить ихъ изъ сознанія нельзя.
Настоящее русскаго слова тѣмъ тягостнѣе, чѣмъ оно менѣе разумно. Но будущее его, конечно, ,,лучезарно".
Вл. Короленко.
В защиту слова: Сборник. -- 4-е изд. без перемен. -- СПб. : Тип. Н.Н. Клобукова, 1906.